Марш Акпарса

Пуля пролетела над головой Аказа и, видимо, поразила това­рища, стоявшего за кустом. Тот схватился за грудь и с криком упал на траву. За мостом раздалось еще несколько выстрелов, и тут Аказ увидел, как около моста появилась кучка воинов. Они не подозревали о засаде и двигались по направлению стонов ра­неного. Аказ быстро выхватил стрелу и положил ее на тетиву лука. Правая сторона моста освещалась отблесками костра, и ему хоро­шо было видно, как около перил пробежал человек. Запела стрела, и человек остановился, будто наткнувшись на невидимую стену, потом, перебежав через мост, упал. Второй воин не понял опас­ности: не видел смерти своего друга, потому что тот упал в тем­ноте. Он смело пошел через мостик. Еше щаг, и он был бы вне опасности. Но Аказ пустил вторую стрелу... Затем через мост пробежали сразу двое. Поразив первого, Аказ замешкался, выни­мая стрелу из колчана, второй бросился обратно. И снова по за­саде ударили залпом из ружей... Аказ выхватил из ножен убитых две сабли, притаился в кустах. Ожидая нападения, он все время прислушивался, надеясь на подмогу товарищей, но те будто канули в воду. И это еще больше тревожило Аказа. Вдруг к мосту с той стороны побежал человек. Он узнал в нем Мамлея. «Неужели предал Мамлейка?»— подумал Аказ.

Жалкий трус и предатель,—крикнул он и выскочил на дорогу.

Но не успел Аказ сделать и трех шагов, как на него с двух сторон набросились воины, вышибли из рук сабли, повисли на плечах.

Аказу связали руки и бросили в шалаш.

Все время до рассвета он думал о том, почему его друзья не откликнулись на сигнал и почему налет не удался?

На рассвете в шалаш вполз Мамлей, а за ним старый воин а шлеме и панцире. Мамлей был не связан, и Аказ понял: его предали.

Я знаю, о чем ты думаешь, Аказ,—произнес Мамлей, — но ты ошибаешься. Я не предатель!

А кто же ты?!—Аказ приподнялся на локте и, зло сверкнув глазами, спросил:—Почему не налетал после свистка?

Когда мы подошли слева, то при свете костров увидели много-много людей. Мы подползли совсем близко и не воинов мы пугались, а совсем другого. Это, Аказ, были русские. Я сразу понял, что мы спутали дороги и потеряли след мурзы. И зачем, думал я, налетать на людей, которые не делали зла ни тебе, ни нам. Я сразу послал предупредить об этом тебя и Ковяжа, и нас заметили и задержали. Ты знаешь, по-русски я говорю совсем плохо и пока объяснял, кто мы такие и зачем здесь, прошло время. Услышав выстрел, я бросился предупредить тебя, но было уже поздно.

--Ты хочешь обмануть меня. Я лежал здесь и не слышал ни одного русского слова. Вокруг шалаша ходят только татары.

Разве я спорю? Здесь татар больше, чем русских, но они служат московскому царю, и мурза Кучак их враг.

Тогда Аказ понял все. Он поглядел на воина и сказал по- русски:

Понапрасну твоих братьев убил я. Прости.

Да, обмишурился ты зело. Искал мурзу, а нашел хана Шигалея. Недешево обмишурка нам твоя досталась — троих воев как не бывало. Теперь идем к хану, ответ держать будешь...

В шатре на высоких подушках полулежал человек средних лет в грогом, на распашку, халате и почесывал свою волосатую грудь. Лицо его было сонным, глаза полузакрыты. Зевнув, он сказал:

-            Говори.

Я гнался за мурзой... было темно...

Я это знаю. Зачем мурзу догонял?

Он жену мою украл.

Зачем мурзе твоя жена? Ему своего гарема мало?

—        Со свадьбы украл. На три ночи.

Теперь понятнее. Ты черемисин? Чей ты, как звать?

—       Зовут меня Аказ Тугаев, а илем мой...

—       Сейчас совсем понятно. Ты Туги Изимова сын?

—       Да, я его сын.

—       Как здоровье почтенного Туги?

—       Он убит.

—       Кем? Когда?—Хан приподнялся', сел на подушки.

—       Его зарезал мурза Кучак на свадьбе.

—       Иншаллах! Теперь я все понял. Развяжи его, Иванко.

—       Ты бы сразу сказал, что ты сын Туги,— радостно заговорил бородатый воин, развязывая.

—       Разве ты знал моего отца?

—       Знал! Да мы с ним из Москвы вместе бегали, илем ваш после пожога достраивали, да жёнка у меня из ваших.

—       Ты Иван Рун?

—       А кто ж другой?

—       Я много слышал про тебя, но не видел.

—       И немудрено. Когда я в илем попал, ты еще и не родился.

—       И я Тугу хорошо знал,— сказал Шигалей.— Он у меня в Касимове бывал не раз, и я — у него. Я рад, что встретился с тобой. Расстилай, Иванко, достархан[9]—пировать будем.

—       Ты бы отпустил меня, великий хан. Мне не до пиров. У меня отец не похоронен.

Шигалей нахмурился, недовольно сказал:

—       Врешь, шайтан. Отпусти тебя — ты в догон мурзы побежишь. Про отца забудешь. Его, однако, похоронят без тебя.

—       А может, отпустим, Али Ахметыч?—сказал Рун, откинув полог шатра.

—       Ты иди, мы тут договоримся.

Когда Рун вышел, Шигалей спросил:

—       Ты в Казани бывал?

—       Мне там нечего делать.

—       А мурза Кучак уже в Казани. Если ты мне сейчас скажешь, как жену ты у него отнимешь, я тебя отпущу.

—       Ночью проберусь в его дом... Украду!

—       Дальше?

—       Привезу домой...

—       А мурза снова налетит. Дом твой спалит, отца жены убьет, тебя убьет. У тебя против мурзы сила есть?

—       Можно набрать!

—       А против Казани? Ведь если вы против мурзы встанете, Сафа-Гирей бесь байрак поднимет. Ему вас не жалко — придушит всех.

—       А если я с тобой пировать буду —какая польза?

Хан покачал головой, сказал вроде бы не Аказу, а себе:

—        Не думал я, что у мудрого Туги такой глупый сын. Может, ты наврал? Может, Туга жив и все сыновья его дома?

—        Я ни разу в жизни не врал...

—        Да что же это, Али Ахметыч,— сказал Рун, входя.— Парень весь вылитый Туга.

—        Он лицом на Тугу похож, а не разумом. Он думает, я сюда пировать приехал!

—        Не горячись, Али Ахметыч,— сказал Рун, расстилая ска­терть и расставляя на ней еду и питье,— ты ему толком расскажи, зачем мы сюда пришли, и он все поймет.

—        Охота пропала. Сам расскажи.

—        И расскажу.— Иван начал разливать вино по кружкам.— Задумал великий князь Василь-Ваныч построить на берегу Суры город. И послал он сюда хана Али Ахметыча места сии разведать и начать крепость возводить. Чтобы потом Казани не токмо грозить кицитою земли нашей, но и покорением.

—        И ты мне город этот построить помоги, из него мы с вели­кой ратью на Казань сходим, жену твою у Кучака отнимем и места земли твоей от набегов хана защитим. Понял теперь?

—        Я твой пленник. Зачем уговариваешь? Скажи—я буду работать.

—        У, какой упрямый шайтан! У меня работников и без тебя хватит. Мне помощник нужен. Который места эти знает, леса знаеет, народ знает. И не просто помощник, а друг. Мне сам аллах тебя послал. Кто, кроме сына Туги, может другом моим стать?

—        Подумать надо, великий хан.

—        Вот это бик якши. Хорошо думай.

ЗВЕЗДА ГАРЕМА

Идет по Волге посудина: не то ладья, не то плот — не поймеш. Остроносая и пузатая — на лодку похожа, однако, в основе, как у плота,— пучки сосновых бревен связаны. На них настил, и над настилом — навес. По-русски потарлота зовется, по-татарски кмяк-басма.

Пока Эрви везли в седле, она все еще надеялась на спасенье, но когда мурза погрузил лошадей и людей на потарлоту, поняла,   теперь Аказу ее не выручить

Сейчас она могла надеяться только на себя.

Нa плоту мурза велел ее развязать и поместить под навесом на кошме. Сам к ней не подходил, и Эрви показалось, что он не будет особенно настойчив и взял он ее не столько ради того, чтобы на владеть ею, а для того, чтобы доказать черемисам свою власть н силу.

Подумав, Эрви поняла: чем она будет неприступнее, тем ско­рее ее выгонят. Да она и не могла предать Аказа, предать любовь...

Казань удивила Эрви. Большие каменные дома, огромные кре­постные башни, высоченные минареты мечетей—все это для до­чери лесов было ново и необычно.