Москва-матушка

Утром по Нуженалу разнеслась весть — исчезли Пампалче и Рунка. Потом вторая весть — в кюсото нашли двух убитых казан­цев, много крови, потухшие факелы и шапки.

Охотники начали читать следы. Выходило, что казанцы прие­хали за Рунком ночью, ои скрылся от них в священной роще. Они нашли его там и была горячая схватка, Рунка, видимо, сумел выр­ваться, если бы татары его схватили, то убитых своих не оставили бы. Скорее всего, они поскакали за Рункэй в погоню и надо ждать их возвращения.

О Тугейке никто не подумал, потому что следов он никаких не оставил. Изим долго искал его в лесу, но не нашел. Мать была уверена, что его заломал злой керемет1 за грехи...

Про мурзу Мингалея ,в Казани говорят — трезвая голова. Сколько в Казани ханов ни менялось, Мингалей у них в чести. Это потому, что мурза из стороны в сторону не шарахается, он всегда по середине ходит. Вот и сейчас эмиры и мурзы на две половины раскололись — одни за хана Ибрагима, другие его сына Алихана и Суртайшу поддерживают. А Мингалей знал, что делал. Он с молодой царицей Нурсалтан дружбу завел. Понял, что к этой ца­рице ближе надо держаться. Тогда и хан Ибрагим будет его сто­ронником своим считать, и Алихан будет бояться. Не надо забы­вать — за этой женщиной Москва.

Как-то в беседе Нурсалтан пожаловалась мурзе:

—      Страшно во дворце жить, мой друг. Не только мне, слабой женщине, но и хану. Дворцовая стража постоянно меняется, а кто жизнь хана охранять приходит, мы не знаем. Что у них на уме? Может, они Алиханом подкуплены?

Мурза согласно качал головой: «Да, все может быть».

—      Ты мне, дорогой Мингалей, подобрал бы сотню верных и честных джигитов, чтобы они были смелые, ловкие и молодые. Старые распрями дворцовыми испорчены, а молодые... И сотника- мне подбери. Только не торопясь. Во-первых, чтоб он был не ка­занец. Я в Москве жила и от многих умных людей слышала, что в охрану царей, королей и ханов берут иноземцев, во-вторых, чтоб он хорошо стрелять умел. Наши джигиты, что греха таить, саблей рубить умеют, а стрелять — нет. Надо чтобы сотник эгот стрелять их хорошо научил. Хана оборонять — одной сабли мало.

Мурза джигитов царице подарил, а вот с сотником замешкался.

Но однажды пришел он к ней не один. Паренька какого-то привел. Совсем молодого. Над носом не усы — пушок. Нурсалтан в это время как раз в саду была. Глядела, как служанки последние яблоки собирают.

Мурза поздоровался с царицей, сказал:

—      Привел я тебе, свет очей моих, парня такого, какого ты просила. Может, подойдет?

—      Где ты взял его?

—      На горной черемисской стороне. Послал я туда своих джи­гитов. Черемисы мало-мало непослушные стали, я их захотел про­учить. Так вот этот малый ночью факелы у моих джигитов стрелой тушил. Сначала я не поверил...

—      В это и вправду трудно поверить,— сказала царица.

—      А ты посмотри,—Мурза взял у слуги лук со стрелами, подал парню. Потом показал на вершину дерева, на спелое краснобо­кое яблоко. Парень положил стрелу на лук, натянул тетиву — теннь! Блеснула стрела опереньем, и яблоко упало в траву. Мурза поднял плод, подал царице. Та удивленно подняла бровь — ябло­ко целое, а плодоножка перебита посредине, как перекушена.

—      А ну-ка еще это!

Парень натянул тетиву, тенькнул. И снова яблоко целехонькое стукнулось оземь.

—      Как тебя зовут?

—      Туга сын Изимов.

—      Моих джигитов научить сможешь? — царица указала на лук со стрелами.

—      Я в плену. Что скажешь, то и буду делать.

* * *

Через месяц снова Тугейку к царице позвали. Дело со стрелка­ми подвинулось сильно вперед — джигитов в охрану дворца мурза подобрал таких же молодых, как Тугейка.

Царила сразу спросила:

—      Домой хочешь?

—      Хочу,— твердо ответил Тугейка.

—      А если я не отпущу?

—      Джигитов твоих стрелять научу — сбегу.

—      За правдивость хвалю. Другой бы соврал. Где по-татарски

говорить научился?

—      Дома. Недалеко от нас татарский улус есть. В гости ходим. Да и люди мурзы все время у нас торчат. То ясак отнимают, то торгуют. Гарей, купец из Казани, на нашем дворе больше года жил.

—      Иные сказывают —вы татар не любиге. А ты говоришь: в гости ходим. Как это понимать?

—      Они такие же бедные, как и мы. Они от мурзы не меньше горя терпят. Нам с ними делить нечего.

—     Мурза мне сказывал — твой отец русского лазутчика скры­вал, а когда за ним джигиты пришли, ты ему убежать помог.

—     Значит, убежал все-таки! — радостно воскликнул Тугейка.

—     Убежал,— царица рассмеялась.— Тебе он другом был?

—     Был,— Тугейка вздохнул. — Он хороший человек. Не лазут­чик он.

—     Вы с отцом, я вижу, казанцев не любите. А русского прята­ли. Почему?

—     Это надо у отца спрашивать.

—     Ну а ты почему? — настаивала царица.

—     Потому, что я не у русских в плену, а в Казани.

—     Хочешь, я тебе волю дам?

—     Я думаю, незадаром?

—     Служить себе заставлю. Сотником будешь, другом моим будешь.

—     Волю дашь — домой уйду.

—     Иди. Хоть завтра. С отцом поговори. Скажи ему, что царица Нурсалтан меня на службу зовет, другом хочет сделать. Она, скажи, в Казань из Москвы пришла, противников у нее много, а друзей совсем мало». И если отец позволит — обратно приезжай.

—     А если не приеду?

—     Значит, душа ко мне не лежит. Таких мне не надо.

На другой день получил Туга коня, грамотку охранную и пос­какал в Нуженал. Отмахал двести верст и к вечеру был дома.

После неожиданной и радостной встречи началась беседа. Где был, что делал, как из плена вырвался?

Рассказал Тугейка все, ничего не утаил и слова царицы передал гоже. Отец собрал всех сыновей, и стали они советоваться. Тугейка по молодости лет слов царицы не понял и только здесь на семей­ном совете многое уразумел. Отец и братья говорили: «Если моло­дая царица инородца другом назвать желает — значит, ей и наша дружба нужна. Царица знает, что наш род не Казани, а Москве радеет и все же Тугейку в свою охрану берет — значит, царица втайне тоже Москве радеет. Недаром ее в Казани не любят. Одна­ко сила ее, видно, немала, если она приказала мурзе Мингалею нас за Рунку не карать. Уж зима на дворе, а никто из Казани к нам не приехал. Может быть, и мурза на ее стороне, если Тугейку ей от­дал, джигитов своих отдал. И выходит, что через тебя, Тугейка, мы можем большую выгоду иметь. И перед Москвой, и перед Ка­занью».

И поехал Туга обратно в Казань служить царице Нурсалтан.

Глава вторая

В КРЫМУ ДАЛЬНЕМ

В старые веки, прежние,

Не в нынешние времена, последние. Как жил на Руси Суровец-молодец, Суровец-богатырь, он суроженин. Богатого гостя заморенин сын.

Былина о Чу риле Пленковчче.

НИКИТА ЧУРИЛОВ

Поздний вечер укрыл город своим темным крылом. В крепости Санта-Кристо слышат­ся глухой рокот барабана да протяжные звуки рожка — это бодрствует стража.

Спят сурожане.

Свернувшись на сухой граве, разбросанной под навесом, отдыхает от дневных трудов утом­ленный виноградарь. Храпит торговец в своей спаленке рядом с лавкой. Разметав на пуховых подушках пышные руки, спит жёнка русского купца.

Блаженно почивают стражи городских зако­нов— синдики. Спокойно спит в крепостной ци­тадели хозяин Сурожа — консул, комендант кре­пости и казначей Христофоро ди Негро.

На берегу моря, там, где раскинулась русская слобода, тишина и безветрие. Еле слышно пле­щет вода в борта судов. Обвисли паруса, окна домов темны. Только в хоромах сурожского куп­ца Никиты Чурилова через плотно закрытый ставень пробивается полоска света.

Сегодня хозяин приготовился к большому ночному тоуду. На столе лежат несколько книг.

33

Одна из них, обложенная черевчатым бархатом с серебряными застежками, раскрыта. Никита, макая серое гусиное перо в черни­ла, вписывает в книгу слово за словом.