Москва-матушка

Хан Менгли, так же как и отец, долгое время опирался на бея из рода Ширинов. Но в последнее время зависть замучила хана. Приблизил к себе Джаны-Бека, отдал ему под начало все свое войско, слушает его глупые советы, Халилю чинит мелкие обиды. «Пусть теперь покрутится,— думает Халиль,— я не выйду из Ка- расу, пока не позовет».

А вдруг не позовет, вкрадывается в душу бея сомнение, вдруг надумает войной идти без Ширинова войска?

Погруженный в свои думы, Халиль не слышал, как отворились резные двери покоев и к тахте подошел юноша.

—      Селям алейкум, отец. Живи сто лет!

—      Алим! Какие вести ты принес мне, сын мой? — Холодные глаза князя при взгляде на юношу заискрились, потеплели.

—      Владыка правоверных могучий Менгли-Гирей-хан, да прод­лит аллах его жизнь, послал к тебе своего человека. Джаны-Бек его имя.

—      Это должно было случиться,— бей довольно улыбнулся.

—      Говорят, что Джаны-Б' ; беспощаден к тем, кто не выполня­ет волю властителя.

—      Знаю.

—      Прости меня, отец, но сердце мое в тревоге. Джаны-Бек едет не один. В его свите две сотни воинов. Я слышал, что не далее, как прошлой осенью, они, по приказу могучего Менгли, да будет благословенно его имя, убили Устамета, а его владения разорили.

Халиль сжал огромную руку в кулак и тяжело опустил на сто­лик. Жалобно зазвенели сосуды, Алим вздрогнул.

—      Что мне Устамет! Могу ли я равнять себя с этим трусливым шакалом. Если он погиб от меча Джаны-Бека — туда ему и доро­га. Таков удел всех слабых. Умерь свою тревогу, Алим, сын Шири­нов, и пора знать тебе — не боюсь я степного волка Джаны, не страшен мне и сам Менгли-хан! Запомни, сын мой, Менгли-хан властитель Крыма только тогда, когда этого хотим мы, знатные из знатных. У меня у одного больше воинов, чем у Менгли-хан.з, а доходы от соли, которыми живет владыка правоверных, не пре­высят и половины доходов моего бейлика. Приказы хана только тогда являются священными, когда они выгодны нам, но они не

/

стоят и хвостика нагайки, если не полезны бею. Я доживаю свои дни и ни разу не ходил на поклон к хану. Я хочу, чтобы и ты, Алим, когда будешь единственным хозяином бейлика, высоко держал го­лову. В тебе течет кровь Ширинов, ты всегда должен помнить это!

—      Мне удивительны твои слова, отец. Я всюду слышу и вижу, каким великим уважением окружено имя Менгли-Гирея. Да и ты сам, да умножит пророк твою мудрость, учил меня произносить имя владыки рядом с именем всемогущего бога.

Старый бей поднял руку. Крупный яхонт в перстне загорелся под солнечными лучами темно-красным светом. Издалека он был похож на большую каплю крови, вправленную в золото.

—      Посмотри на этот камень, Алим. Он драгоценен, тверд и хо­лоден. Эти свойства в нем неизменны. Но когда надо, он то горит, как солнце, то мерцает, как звезда. Мы, люди рода Ширинов, по­добны этому камню. Неисчислимы наши богатства. Неизмерима наша твердость и сила, но бывает пора, когда надо славословить ханов из рода Гиреев, да продлит аллах их дни, иногда приходит время, когда игрой приветливой улыбки можно сделать больше, чем ятаганом или копьем в твердой и бесстрашной руке... А теперь скажи, сын мой, откуда ты узнал о том, что к нам едет именно Джаны-Бек? — и Халиль устало откинулся на подушки.

—      Я сам видел его, ибо великий посол хана уже у нас в бей- лике и не позднее, чем завтра утром, будет здесь.

Халиль поморщился, словно от боли, натянул одеяло и глухим голосом приказал:

—      Скажи, чтобы великому послу готовили пышную встречу.

—      Я это уже сделал, отец.

—      Пусть для посла уберут комнаты во дворце.

—      Я не волен давать тебе советы, отец, но будет хорошо, если Джаны поместится в твоих зимних покоях. Они все равно пусты. А для посла хана, да будут бесконечными его дни, это большая честь.

Халиль внимательно посмотрел на сына и улыбнулся.

—      Твой мудрый совет достоин того, чтобы ему последовать.

Алим в знак великого послушания склонил голову и вышел, как

и вошел,— неслышно.

ДЕЛА ТОРГОВЫЕ — ДЕЛА ТАЙНЫЕ

По земле идет третий месяц весны.

Солнце и южные ветры высушили степные дороги, и над ними густыми облаками носилась пыль, опережая торговые караваны.

По Муравскому шляху к древнему городу Солхату шел великий торговый путь из Руси. В столице Крымского ханства путь делился надвое: одна дорога шла в Кафу, другая — в Сурож.

Мерно шагают двугорбые верблюды. Через многие тысячи верст пронесли они тяжелые тюки с персидскими шелками и сирийской тафтой, сумы с епанчой и камкой из Малой Азии.

Тихо ползут нескончаемые длинные обозы крытых телег. Над­садно храпят длинногривые лошади, далеко по степи разносится скрип давно не мазанных колес. На телегах под полудужьями, об­тянутыми выгоревшим на солнце рядном, стоят лубяные короба. В них, переложенные листьями лавра и перца (чтобы не побила моль), лежат шкуры соболя, горностая, белки и черной лисы. Смо­ла, кожа, пенька, мед и воск чередуются в обозе с берестой, товар­ным дегтем и тальновыми клетками, в которых сидят кречеты и соколы.

К великому Сурожскому морю идет товар из Твери, Киева и далекой Новгородской земли.

Вместе с караваном вступил в город и Христофоро ди Негро. Накинув капюшон плаща на голову, консул проехал через площадь и постучался в ворота крепости. Здесь его знали и пропускали бес­препятственно.

Ширин-бей принял консула не сразу. Сославшись на болезнь» он не встал при его появлении с постели, а только приподнялся на подушках. У изголовья бея стоял толмач — армянин.

—      Долго не появлялся ты в Карасу. Может, не знал, что друг твой болен? — спросил Халиль после приветствия.

—      Не знал, благородный Халиль-бей.

—      А разве Большой Кафинец тебе не говорил?

—      Не говорил. Мы с ним далеко друг от друга.

—      Он знает о моей болезни, хан ему передавал. Скажи, что привело тебя сюда? Ясыря у меня нету, давно на войне не был.

—      Я по другому делу,—сказал Христофоро и подошел к бею поближе.— Ты Карло знаешь?

—      Как не знать. Сосед. Три улуса у меня купил. Говорят, дохо­ды берет немалые. Ты тоже улус хочешь купить? Однако Большой Кафинец узнает — ругать будет.

—      Кафинца не боюсь. Устава боюсь. Устав не велит консулу покупать и продавать. Посему улус Юкары-Тайган хочу у тебя купить тайно. Продашь ли?

—      Продать можно. Хороший улус, самому очень нужен, но дру­гу продам. Сколько заплатишь? Карло за каждый улус по пять ки­сетов золота давал.

—                                                                                   Пять — это много,— проговорил   консул.— Юкары-Тайган маленький улус.

—      Зато он рядом с Карасубазаром,— хитро прищурил глаза бей.— Сколько туда живого товара посадить можно? Приехал, ку­пил, перетащил в свой улус, и никто не узнает, что высокочтимый консул занимается этим делом.

81

6 Арк. Крупняков

Консул подумал немного, а потом решительно произнес:

—      Я дам тебе, светлый бей, три золотых гугума, двенадцать кусков шелка и три куска парчи, а ты отдашь мне Юкары и Хад- жиму в придачу.

—      Бери! Совсем соседями будем, торговать будем, помогать друг другу будем. Привез ли гугумы?

Пока бей рассматривал золотые кувшинчики, шелк да парчу, консул думал о приобретенных селениях. Покупал он не только землю, но и расположение, дружбу бея Ширина. Может быть, при­дет такая пора, что консулу придется просить защиты у могущест­венного татарина.

Скользя взглядом по зеленой глади шелка, Халиль думал о дру­гом. «Пусть покупают лаптнцы улусы, пусть дают нам золото. Если понадобится — отнимем улусы в любое время».

Покончив с делами, консул сказал:

—      Скоро приедут ко мне высокие гости из-за моря. Богатые люди. Я обещал показать им твой базар. Как жалко, что ясырем ты нынче не богат. Им рабов много надо. Видно, в Кафу придется гостей везти. А мне так хотелось, чтобы их золото пошло в твою казну.