Страница 35 из 41
— Да буду я твоей жертвой, милая, у меня за тебя сердце болело. Сейчас будешь есть или отца подождешь?
— Подожду. Он скоро придет. На полдороге вспомнил о чем-то и пошел обратно к раису.
— Так, говоришь, все остались довольны?
— Как будто. Назначили меня начальником стройки… А мне ведь сначала институт надо закончить.
— Кстати, — промолвила Зумрад-апа, — тебе пришла телеграмма.
— Да? — Гюльчехра сразу подумала об Абдулле.
Они вошли в дом. Телеграмма лежала на подзеркальнике. Девушка поспешно вскрыла ее, прочитала раз, потом другой, и вдруг залилась счастливым смехом. Она долго не могла остановиться.
— Что такое, доченька, что такое? — спросила Зумрад-апа.
Наконец девушка протянула ей телеграмму:
«Коканд Мингбулак Саидовой Жюри конкурса поздравляет вас успехом Ваш проект кафе Ешлик принят Премия будет вам вручена несколько позже тчк Согласно условиям январе будущего года вы должны принять участие строительстве тчк Ташкент улица Куйбышева Горпроектинститут председатель жюри Захидов».
— А знаете, кому я обязана этим счастьем? — загадочным тоном спросила девушка. — Вам, вам, дорогая, милая Зумрад-апа. Если бы не вы, я бы не смогла работать над этим проектом, у меня просто не хватило бы времени… — И Гюльчехра звонко расцеловала смутившуюся женщину в обе щеки.
— Поздравляю, поздравляю, доченька… Значит, тебе надо будет поехать в Ташкент…
— Это не так скоро. И потом, я поеду ненадолго!
Размахивая телеграммой, Гюльчехра закружилась по комнате. Мечта сбылась! Теперь она настоящий архитектор, ее признали… Все будут рады в кишлаке — отец, раис, Самад! Самад… Нужно немедленно написать Абдулле, как он обрадуется! И девушка побежала в свою комнату.
«Абдулла, у меня сегодня очень-очень большая радость. Во-первых, общее собрание колхозников одобрило мой макет будущего Мингбулака. Меня назначили начальником стройки. А когда пришла домой, получила телеграмму. Оказывается, я победила на конкурсе! Мой, проект кафе „Ешлик“ принят! Никто не мог этого ожидать, а я — меньше всех. Это какое-то чудо. Я никак не могу прийти в себя. Абдулла, если ты приедешь на зимние каникулы, мы с тобой встретимся в Ташкенте. Меня приглашают консультировать строительство по моему проекту. Ты разделяешь мою радость? Твоя Гюльчехра».
19
Все эти дни Абдулла ходил сам не свой. Все перепуталось у него в голове. Он понимал, что это добром не кончится. Ведь у человека должна быть одна твердая линия поведения, пытался рассуждать он. Человек не должен разбрасываться, он только тогда добьется успеха, когда идет прямо к цели, не сворачивая.
А что получается у него? Поспешили они с Гюльчехрой, ох как поспешили! Но это она виновата, она проявила слабость. Если бы она сказала «нет», он бы просто немного огорчился, но это бы скоро прошло. А теперь они связаны. Он, Абдулла, связан. После того, что произошло, расстаться с ней значило бы совершить непорядочный поступок.
Ну что ж, значит, выхода нет? Значит, он останется с ней навсегда? А как же Саяра? Эта удивительная девушка, неземное существо, ангел, веселый, добрый ангел? Ведь он обнимал ее, целовал, и она называла его «милый»— разве можно это вытравить из памяти? Ничем не вытравить.
Но он будет жить с Гюльчехрой в этом своем доме с балаханой. И все думать о Саяре. И не только о Саяре — об упущенных возможностях. С ума сойти можно. Какие возможности! Если бы он связал жизнь с Саярой, то уж точно через два года был бы кандидатом наук. Еще через три года была бы готова докторская диссертация. А потом — руководство в каком-нибудь крупном научно-исследовательском институте… Все это вполне реальные планы. Конечно, не исключено, что всего этого он мог бы добиться сам. Но когда? Через сколько лет? И где все же гарантия, что он бы этого добился? Если бы они с Саярой поженились, все пошло бы как по маслу. Турсунали-ака, большой ученый, академик, помогал бы ему по мере сил, указал бы путь. Ведь Абдулла был бы для него не просто ученым, а зятем! Мужем единственной дочери, в которой он души не чает…
Если бы знать заранее, если бы знать заранее… Конечно, он сдержался бы тогда, в тальниковой роще! И они бы с Гюльчехрой разошлись спокойно. Он бы сказал: «Гюльчехра, прости, ради аллаха, я ошибся, мы не подходим друг другу». Вполне можно было бы написать такое письмо. И делу конец. Теперь такое письмо не напишешь, так просто не объяснишь… Каким скверным человеком покажется он Гюльчехре! А он совсем не скверный. Его уважают, с ним считаются, он один из лучших студентов института. Он никому не делал плохого, он никогда даже не думал об этом. А в результате он может оказаться виноватым. Как это несправедливо! Ну в чем он виноват? Ведь он не знал, что так получится. И Саяра не знала. Она тоже не виновата. Саяра — еще ребенок. Как она ему недавно сказала: «Абдулла, ты такой хороший. Но я и не знала, что я такая трусиха. Я боюсь тебе не понравиться. Всего боюсь. Ты подожди немного, Абдулла». Вот смешная! А потом посмотрела искоса и добавила: «Я по вечерам не буду тебя в комнату пускать. Приходи днем». Что ж, может, она и права…
Как-то Саяра показала ему то письмо отца, в котором он спрашивал: «Какие у тебя отношения с Абдуллой?»
— Ты… ему ответила? — Лицо Абдуллы стало напряженным.
— Да…
— Что ты ответила?
— Написала, что мы поругались.
Абдулла перепугался. От этой девушки всего можно было ожидать.
— Не шути.
— А что тут такого?.. Я захотела узнать, как он будет после этого к тебе относиться…
Абдулла побледнел.
— Зачем ты это сделала?.. — еле слышно спросил он.
Девушка расхохоталась.
— Эх ты, шуток не понимаешь… Я написала, что ты даже лучше, чем он о тебе думает. Ну как, ты доволен?
— Очень даже, — ответил Абдулла.
Прошла еще неделя, и он получил сразу два письма: одно — от Гюльчехры, другое — из дому. Абдулла сначала взял в руки письмо Гюльчехры, потом передумал, положил его на стол и накрыл сверху книгой. Надорвал отцовский конверт.
Гафурджан-ака осведомлялся о его житье-бытье, сообщал, что мать по нему очень соскучилась, и после того как поведал о том, что чувствует себя намного лучше, приписал:
«Вчера вечером навестил нас Турсунали-ака. Долго сидел и расспрашивал о тебе. И рассказывал о своей дочери. Насколько я понял, Саяра милая, славная девушка. Он сказал, что вы с ней очень хорошо относитесь друг к другу. Еще сказал, что ты ему нравишься. Что ты можешь стать хорошим ученым. Что он возьмет тебя в свой институт после окончания учебы, будет рекомендовать тебя в аспирантуру. Мы с твоей матерью очень обрадовались. Абдулладжан, сын мой, мы только и думаем, что о твоем счастье. Мы хотим, чтобы ты стал большим человеком, и считаем, что ты на пути к этому. Дай аллах тебе здоровья!
После ухода Турсунали-ака мы с твоей матерью полночи не спали, так разволновались. Если твоя звезда и звезда Саяры окажутся рядом, то для нас будет большим счастьем породниться с Турсунали-ака. Как я мог понять, Турсунали-ака тоже к этому склоняется. Прошу тебя написать, что ты обо всем этом думаешь?
Твой отец Гафурджан».
Тем лучше, сказал себе Абдулла. Вот и родители об этом узнали. Все идет к тому, чтобы он был вместе с Саярой. Стало быть, Турсунали-ака возьмет его к себе в институт. Это теперь совершенно ясно. Он будет учиться в аспирантуре. Это тоже ясно. Прекрасная девушка, чудесная семья. Что ему еще нужно? И его родители об этом мечтают. А прислушиваться к родительскому мнению его сыновний долг.
Абдулла снял со стола учебник и посмотрел на послание из Мингбулака. Раньше, когда от Гюльчехры приходило письмо и он брал его в руки, девушка представала перед ним как живая, улыбающееся лицо ее было совсем близко. Теперь же Гюльчехра, как бы не смея приблизиться, остановилась на некотором расстоянии от Абдуллы, и улыбка ее была какой-то далекой.
Наверно, опять пишет, что «соскучилась», «скорее бы прошел год».
Он надорвал конверт и вынул то самое письмо, в котором Гюльчехра сообщала о своих успехах.