Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 41

Зеленая звезда

Пролог

Как не заплакать в небе

Жаворонку степному?

Как не поведать об участи

Бедной Гюльчехры?

Из песни

Давным-давно, в незапамятные времена, люди называли падишаха Муслима человеком мудрым и справедливым. Земли его были обширны и плодородны, города богаты, народ при нем жил мирно и зажиточно. Но не было у падишаха наследника. Это волновало и тревожило не только властелина, но и всех его подданных.

Проходили годы. И вот на склоне лет, когда владыка совсем уже отчаялся иметь детей, родился у него сын. Падишах, будучи вне себя от радости, повелел устроить невиданный пир. Сорок дней и сорок ночей пировал его народ. На сорок первый день он собрал всех своих ученых и мудрецов, предоставил им возможность полюбоваться наследником, которого он держал на коленях, и, по обычаю, попросил умных людей предсказать судьбу своего сына.

Мудрецы потупили головы, молчали… Падишах был немало удивлен.

— Что же вы молчите? — нетерпеливо спросил властелин.

Долго ждал он ответа, долго стояли молча мудрецы. И вдруг поднял голову и заговорил самый старый и самый мудрый из них, Сукрот Хондамир:

— Мой падишах, эти люди, которые, потупившись, стоят перед тобой, моложе меня. Я глубокий старик, никто не помнит времени, когда я явился на свет, и мне кажется, я испытал все в жизни, кроме смерти. Но я не хочу умирать. Если помилуешь, я попробую предсказать судьбу твоего сына.

— Говори.

И промолвил старый мудрец:

— Твоему сыну в этом мире не будет равных. Он превзойдет всех. Когда ему исполнится два месяца, он сможет делать то, что делает двухлетний ребенок, в два года его сила и разум будут подобны силе и разуму двадцатилетнего юноши. А в пятнадцать лет он объявит себя владыкой всех людей. Очень много бед он натворит, очень много горя причинит людям. И поэтому вторую половину жизни он будет только страдать…

— Палача! — крикнул падишах и прижал к груди своего маленького сына. Ребенок вдруг запустил ручонки в седую бороду отца и вырвал большой клок волос.

— Вот первое подтверждение моих слов! — печально сказал старый мудрец.

Но падишах не внял ему. Мудреца увели палачи.

Прошло время. Наследник рос не по дням, а по часам. Падишах не мог на него налюбоваться, радовался каждому его слову, каждому движению. В своей слепой любви он словно бы и не замечал, что наследник, завороженный своей красотой, силой и разумом, презирает всех людей, в том числе и своего отца…

Однажды ясным солнечным утром внезапно заколебалась, задрожала земля, и в один миг цветущее царство превратилось в развалины. Потом все небо над головой закрыла огромная черная туча. И столько воды пролилось из этой тучи, что начался потоп. Сильный ветер носил на гребнях волн людей и громадные деревья. Под толстым слоем бурлящей воды остались города, поля и горы. Когда стих ветер, падишах и его сын обнаружили, что они изо всех сил цепляются за доску, едва выступающую из воды. Слишком мала была доска. И сын сказал падишаху:

— Отец, ты должен умереть. Ты жаждал моего появления на свет. И теперь сделай так, чтобы я жил.

С этими словами он своей сильной рукой оттолкнул падишаха от доски. И падишах Муслим погрузился в пучину…

А сын его благополучно добрался до неведомого берега. Собрались люди, подивились на человека, вышедшего из моря. И тогда он объявил себя их владыкой. Однако недолго он правил этим народом. От жестокостей, творимых им, половина людей умерла, а другая половина разбежалась. И остался сын падишаха Муслима в одиночестве.

Жил он долго, но уже никакой радости не испытывал ни во сне, ни наяву. Он только мучился, страдал и раскаивался до конца своих дней, как предсказал ему старый, мудрый Сукрот.

По преданию, такие люди рождаются раз в сто лет…

1

В предрассветной мгле сторож Сулейман-ата обходил строительную площадку новой гостиницы. Внезапно он заметил неподалеку от себя женщину в белом платье, лежащую на широкой бетонной плите. Женщина лежала ничком, раскинув руки.

Старик рассердился.





— Уж коли ты женщина, — проворчал он, — зачем тебе надо было так напиваться?

Он подошел к ней поближе и обмер. То, что он увидел, было ужасно. У женщины, можно сказать, не было головы. Только черные волосы и кровь, много крови… Глаза Сулеймана-ата расширились, он попятился. А потом повернулся и со всей скоростью, на какую был способен, побежал к своей будке, к телефону.

Вскоре подоспела милиция — один в штатском, двое в милицейской форме. Сулейман-ата повел людей к тому месту, где лежала женщина, и все повторял:

— Она там… мертвая… мертвая!..

Кроме этих слов, он ничего не мог произнести.

И по телефону старик не сумел сказать больше. Он шел спотыкаясь, крупные слезы катились по его щекам, незаряженная винтовка, которую он держал за дуло, то и дело ударялась прикладом о камни.

— Она там… мертвая, мертвая, — показал он рукой на тело.

Милиционеры подошли к бетонной плите и остановились. А старик чуть не наступил на туфельку, лежащую в пыли. Он поднял ее, сдул с нее пыль. Туфелька была белая, с золотым ремешком, на высоком каблуке. Сулейман-ата осторожно приблизился к плите и наклонился, чтобы надеть туфельку на ногу женщины. В это время его строго окликнули:

— Откуда вы это взяли? Отнесите на место!

Сулейман-ата отскочил, словно мальчик, опустил туфельку в пыль и выпрямился. Человек в штатском вынул фотоаппарат и стал снимать. Однако Сулейман-ата не смотрел на него. Глаза старика были прикованы к маленьким часикам на левой руке женщины. Часики показались ему знакомыми. И вдруг Сулейман-ата задрожал всем телом и крикнул:

— Гюльчехра! Это Гюльчехра!

Ноги у старика подкосились, и он упал на землю. Когда старик пришел в себя и открыл глаза, то увидел над собой тех же милиционеров и еще человека в белом халате.

— Я… я ее… знаю, — проговорил Сулейман-ата, пытаясь встать. — Я знаю ее…

— Отец, успокойтесь, вы можете говорить яснее? — спросил кто-то. — Когда вы в последний раз видели эту женщину?

Сулейман-ата приподнялся и сел на край плиты.

— Я видел ее вчера. Она сюда приходила…

— В какое время?

— Вечером. Она приходила вечером, уже поздно было. Я спросил у нее, сколько времени. Она ответила, что сейчас без пятнадцати двенадцать. Да, так она и сказала — без пятнадцати двенадцать… О аллах, как такое могло случиться?..

— Отец, возьмите себя в руки, расскажите все по порядку, вы понимаете, как это важно, — сказал человек в штатском.

Сулейман-ата покачал головой, как бы выражая свое согласие. И рассказал все, что знал. Вчера вечером он, как всегда, обошел строительную площадку почти готового здания. Днем внутри гостиницы шли отделочные работы. Сулейман-ата даже посидел немного на этой бетонной плите, которая оказалась лишней. Какая-то компания с транзистором остановилась у забора. Сулейман-ата поморщился. Днем он не отдыхал дома от шума, который подымали его резвые внуки. Старик с досадой встал с места. Зашел к себе в будку и поставил чай. Сколько с того момента прошло времени, он не знает. Помнит только, что выпил два чайника фамильчая.

А потом чей-то силуэт промелькнул в окне.

«Кого это носит в такой поздний час?» — старик помянул шайтана и, приоткрыв дверь, выглянул наружу.

— Здравствуй, отец! — послышался в темноте женский голос.

— Ты кто?

— Это я, Гюльчехра…

Сулейман-ата узнал молодую женщину и вышел ей навстречу. Она была архитектором, автором проекта этой гостиницы. Сулейман-ата уже месяц как караулил строительную площадку и за это время видел ее раз пять-шесть, говорил с ней. Однако архитектор Гюльчехра Саидова никогда не приходила в такой поздний час.

— Что, дочь моя, не спится? — спросил старик.