Грозный эмир

– Борьбой его сыновей с Боэмундом за власть над Антиохией после вашей смерти.

– Но ведь у моего сына все права на эти земли! – воскликнула Констанция. – Он наследует своему отцу.

– Боэмунд Тарентский был великим воином, и его заслуги никто не станет отрицать, но если бы Рожер Анжерский четыре года назад не разгромил атабека Бурзука, то Антиохия оказалась бы в руках мусульман.

– Гийом Серданский тоже был великим воином, тем не менее, он уступил графство Триполийское законному наследнику Раймунду Тулузскому!

– Уступил, – усмехнулась Сесилия. – Но только после того, как мой тесть заручился поддержкой императора Византии, короля Иерусалимского и баронов своего отца. Кроме того, за спиной благородного Раймунда стеной стояла тысяча рыцарей и четыре тысячи сержантов. Не говоря уже о том, что смерть настигла благородного Гийома раньше, чем он предполагал. А как мой муж наследовал своему отцу, я тебе уже рассказывала.

– И что ты мне предлагаешь? – нахмурилась Констанция.

– Прежде всего, подружиться с бароном де Руси, но для этого вовсе не обязательно выходить за него замуж. Достаточно будет затащить его к себе в постель и пообещать должность коннетабля. Лучше всего наследственную. Ибо у благородного Глеба есть старший сын, шевалье Влад де Русильон, мой очень хороший друг. Он человек честолюбивый и крайне опасный.

– Не слишком ли много у тебя друзей, дорогая Сесилия? – не удержалось от сарказма Констанция.

– Мало, сестра, – усмехнулась графиня Триполийская. – Зато они очень надежны, ибо привязаны ко мне с детства. Благородных шевалье следует приручать с юных лет, и не только с помощью плоти. Хотя последнее никогда не бывает лишним.

– Они что же, все были твоими любовниками?! – ужаснулась Констанция.

– Я не настолько распутна, дорогая, – засмеялась Сесилия. – Гуго мой близкий родственник. А Влад де Русильон слишком благороден, чтобы покушаться на честь жены своего друга Понса Триполийского. Даже если я голая явлюсь к нему в спальню, этот паладин, чего доброго, отведет меня к мужу, несмотря на буйство собственной плоти. Научись разбираться в мужчинах, благородная Констанция, эта наука самая полезная из всех наук.

– Твой муж поддержит меня? – прямо спросила графиня.

– Только в том случае, если король Иерусалимский скажет свое слово в защиту твоего сына. Понса тоже можно понять, ибо наши бароны и рыцари не хотят войны с Рожером Анжерским. Междоусобица на виду у мусульманских эмиров может погубить нас всех.

– Тогда зачем ты подталкиваешь меня к Глебу де Руси?

– Во-первых, король Иерусалимский еще не сказал своего слова, во-вторых, чтобы спасти своего племянника Боэмунда, оказавшегося на чужой земле без всякой защиты, и в-третьих, благородный Глеб тебе нравится как мужчина. Ты весь вечер не сводила с него глаз, игнорируя всех остальных шевалье, сидевших за столом. Воля твоя, Констанция, но тебе следует более умело скрывать свои чувства.

– А тебе, Сесилия? – рассердилась графиня на неуместное поучение.

– Ты намекаешь на Венсана? – обворожительно улыбнулась Сесилия. – Я обожаю его вот уже семь лет, сначала почти как сына, теперь почти как мужа. Ты не представляешь себе, какая у него нежная кожа. Я скорее умру, чем уступлю его другой.

– А если он полюбит кого-то? – поразилась Констанция страсти, вдруг зазвучавшей в голосе сестры.

– Я ее отравлю, – сверкнула глазами Сесилия.

– Но ведь у тебя есть муж!

– Причем любимый муж, которому я родила здорового сына. Я очень хорошо отношусь к своему Понсу, он очень порядочный и честный человек. Но Венсан, это не любовь, сестра, это рок, это сладкая мука, от которой я не откажусь никогда. Не скрою, я приехала сюда не только повидаться с тобою, но и насладиться своим Венсаном. Надеюсь, ты не будешь мне мешать? А я в свою очередь закрою глаза на твои шашни с бароном де Руси.

– Сесилия! – возвысила голос графиня.

– Перестань сестра, – махнула в ее сторону рукой красавица. – Ты же зрелая женщина и хорошо понимаешь что и почему. В глазах окружающих ты уже давно стала любовницей Глеба, а приговор людской порою выше приговора неба.

После ухода сестры Констанция не смогла уснуть. Половину ночи она ужасалась распущенности сестры и ее безумной страсти к юному оруженосцу, не успевшему даже отрастить усы. Сама графиня в молодые годы предпочитала мужчин зрелых. И, наверное, поэтому влюбилась в своего мужа графа Тарентского едва ли не с первого взгляда. Их брак был счастливым, но не продолжительным. Благородный Боэмунд покинул ее слишком рано, и если бы не покровительство брата Людовика Французского и папы Пасхалия Второго, ей вряд ли удалось бы удержать за собой Тарент. Там, в Италии, у нее были мудрые наставники, к советам которых она прислушивалась всегда. Здесь, в Сирии, ей впервые в жизни приходилось самой принимать решения. Очень трудные решения, от которых зависела не только ее дальнейшая судьба, но и благополучие сына. Констанция вдруг поняла, что может лишиться Боэмунда раньше, чем успеет поставить на ноги. И гибель сына ляжет тяжким грузом на ее совесть и в этом мире, и в том. Это она привезла его сюда, поверив в лживые посулы подлых людей, и это по ее глупости Боэмунд оказался в капкане, смертельно опасном для жизни и души. Сына графа Тарентского могли убить еще в море, но Господь не допустил его гибели. Дав тем самым Констанции возможность, исправить допущенную ошибку. И для этого он привел ее в замок Ульбаш, о существовании которого она даже не подозревала. Именно здесь она встретила человека, в которого была влюблена в далекой юности. Не может быть, чтобы эта встреча оказалось простой случайностью, а ни волей провидения. Сесилия права, Констанции нужен барон де Руси, чтобы спасти сына. Возможно, она совершит грех, но грех простительный. Тем более для дочери короля, которой самим Богом предназначено вершить дела, недоступные разумению простых смертных.

Первое, что увидела Констанция, едва открыв глаза, было спокойное лицо Зары, склонившееся над ее ложем:

– Ты плохо спала, сеньора?

– Да, – сказала графиня. – Хуже некуда. Передай барону де Руси, что я согласна пойти с ним на край света.

– Когда? – тихо спросила Зара, опуская глаза.

– Сегодня ночью, – также тихо отозвалась Констанция.

– Да поможет тебе Великая Мать, сеньора.

– Пусть поможет, – со стоном согласилась графиня.

Глава 3. Кровавое поле.

Смерть Бадр ад-Дина Лулу порадовала почтенного Андроника, но не разрешила всех его проблем. О чем он без обиняков сказал каирцу, впавшему после совершенного накануне подвига в обычное свое полусонное состояние. Даис почти не сомневался, что Саббах пьянствовал всю ночь, однако осуждать его за это не собирался. Надо полагать, Аллах простит беку это прегрешение, поскольку помыслы почтенного исмаилита были чисты как слеза младенца, а совершенное им деяние принесет пользу всему исламскому миру. Или не принесет. Но это уже не вина Саббаха.

– Ты напрасно полагаешь, Андроник, что смерть эмира Лулу уронит Уруслана в глазах шейха Гассана и кади Бузург-Умида. Даис Палестины тебе не по зубам.

– Это еще почему? – ощерился на хозяина гость.

– А потому что Ролан де Бове восстановил оборванные после смерти Хусейна Кахини связи в Европе, и теперь деньги в казну ассасинов поступают через его руки. Большие деньги, смею тебя уверить, почтенный Андроник. На твоем месте я бы съездил в Дай-эль-Кебир и объяснил Бузург-Умиду, зачем понадобилось устранять Бадр ад-Дина Лулу, поставленного эмиром Халеба не без помощи почтенного кади.

Конечно, Саббах хлопотал в первую очередь о себе и пытался всеми доступными средствами избавиться от докучливого гостя, мешавшего ему прожигать жизнь. Точнее, ее жалкие остатки. Долго этот разжиревший пьяница на этом свете не задержится. Зато сам Андроник рассчитывал прожить в разумном достатке еще лет двадцать, благо хорошее здоровье ему это позволяло. Увы, далеко не все в этом мире зависело от даиса. Если туповатый Бузург-Умид вообразит, что смерть Лулу большая утрата для Повелителя Времени, то он, чего доброго, расправится с излишне ретивым соратником.