Страница 12 из 68
Попробуем в конце нашего краткого обзора вспомнить, что же считали люди прекрасным в разные времена. Список получится очень длинный. Это — Космос, «Брахман», Единое, Ум, Мировая Душа, Боги, Бог и небесные существа, обожествленное солнце, тотем, весь чувственный мир, явления и предметы окружающего мира, солнце, его свет и сияние, месяц, луна, звезды, золото и драгоценные камни, человек, его внутренняя добродетель, его нравственная личность, животные, предметы, творимые человеком, храмы богов, музыка и т. д., и т. д.
Что вкладывалось в понятие прекрасного? Прекрасное — это благое, доброе, хорошее, соразмерное, целесообразное, соответственное, полезное, пышное, изобильное, плодоносное, разумное, цельное, ясное, сверкающее, сияющее, огромное, возвышающееся, пугающее, сделанное по всем правилам, целомудренное, справедливое, свободное, чувственное и пр., и пр.
Итак, ясно, что понятие прекрасного относительно и зависит от многих факторов (традиций, верований, особенностей национальной психологии, пола, возраста и т. д.), оно изменяется со временем, и нет абсолютной красоты в объективном мире без человека, воспринимающего, изучающего и оценивающего этот мир. Сама по себе «Вселенная не совершенна, не прекрасна, не благородна и не хочет стать ничем из этого, она вовсе не стремится подражать человеку! Ее вовсе не трогают наши эстетические и моральные суждения!» (Ф. Ницше).
Красота есть субъективная, релятивная эстетическая видимость, конкретное содержание которой существенно менялось на протяжении исторического развития человечества. Нет ни одного явления или предмета в окружающем нас мире, который не мог бы попасть в сферу эстетической видимости и, следовательно, не восприниматься как нечто прекрасное. Ни сам человек, ни все его поведение не составляют в данном случае исключения.
И самоубийство как один из аспектов человеческого поведения может быть (и мы это показали, а сейчас перечислим еще раз) не только эстетичным вообще, не только трагичным, ужасным, безобразным и т. д., но и прекрасным.
Самоубийство рассматривалось как нечто прекрасное в Древней Индии и Японии, Древнем Египте и Палестине, Греции и Риме. Можем ли мы не считаться с этими фактами? Если самоубийство на протяжении многих столетий не препятствовало тому, чтобы человека считали мудрым, благородным, честным, храбрым, гордым, должны ли мы и дальше, по-христиански засучив рукава, забивать «осиновые колья» в могилу каждого самоубийцы и брезгливо морщить губы при упоминании о самоубийстве?
Даже некоторые служители церкви еще в начале века понимали это. Епископ Михаил в 1911 году писал, что «в конце концов, лишение самоубийц погребения — кара для близких самоубийц, и несправедливая кара».
Читателю должно быть понятно, что в плане дальнейшего разговора нас не будет интересовать эстетика как область философии, занимающаяся фундаментальными проблемами искусства.
Для нашего исследования важно соотнести феномен самоубийства, конкретные примеры суицидальных актов с важнейшими категориями эстетики: гармония, мера и в конечном счете красота и прекрасное. Но даже если, говоря о каком-то конкретном суицидальном акте, мы воспринимаем его как ужасный, безобразный, то и тогда эти определения оцениваются нами в сопряжении, сравнении с нашими представлениями о прекрасном и воспринимаются как их противоположность, но в любом случае анализ происходит с эстетических позиций. Не случайно Розенкранц посвятил отдельный труд эстетике безобразного. Виктор Гюго не боялся вводить «безобразное» в сферу эстетического, а Де Сантис включал «уродливое» в ряд эстетических категорий.
Оставив философам разрешение спорных вопросов эстетики, противоречия различных школ и течений (в какой науке обходится без этого?), примем как должное основные категории эстетики и качественное своеобразие присущего только человеку эстетического отражения мира. В основе эстетического отражения мира или, если угодно, его художественного познания лежит художественный образ и рождаемое им переживание, чувство.
Сущность эстетического отражения качественно своеобразна. Его можно смело назвать шестым квазиизмерением, которое очень точно и быстро на допонятийном уровне позволяет нам реагировать на окружающий мир и тем самым обеспечивать лучшую приспособляемость в нем. Сущность эстетического отражения мира составляют не действие и не мысль, а переживание, эмоция, образ. И, следовательно, мы можем сделать вывод, что эстетика не есть наука о красоте или о красоте и безобразии; эстетика есть наука об эстетических переживаниях. Вот то общее, что имеется у каждого живущего на Земле человека, независимо от того, жил ли он две тысячи или сто лет тому назад, живет ли он в Нью-Йорке или в российской провинции, раб ли он или президент Соединенных Штатов Америки.
Эстетическое переживание — именно оно формирует оценочные категории прекрасного, безобразного, трагического, комического и т. д. Только эстетически переживая, мы вообще можем иметь представление о любой из вышеперечисленных категорий.
Именно эстетическое переживание имел в виду Александр Баумгартен, когда вводил в научный лексикон свою «эстетику», определяя ее как науку о чувственном познании. И красоту Баумгартен не считал предметом эстетики, а называл ею лишь «совершенную форму чувственного познания».
Только понимая эстетику как науку об эстетических переживаниях, мы получим возможность рассматривать самоубийство человека, как, впрочем, и все остальные проявления человеческого бытия, с эстетических позиций.
Невозможно и глупо доказывать, что самоубийство в настоящее время может кому-либо казаться красивым и прекрасным. Но утверждать, что самоубийство вызывает эстетические переживания, мы имеем полное право. При этом, если у индийского брамина или древнего кельта, или у почти современного нам Латреамона, который в своем произведении «Песни Мальдорора» так и писал: «…лицо сверхчеловеческое, печальное, словно Вселенная, прекрасное, словно самоубийство», самоубийство вызывает эстетические переживания красоты, благородным мужем в Древней Греции самоубийство переживается как нечто возвышенное, Альбер Камю находит самоубийство Кириллова в «Бесах» Достоевского юмористическим, мы можем расценивать самоубийство как нечто трагическое, а вы, читатель, как нечто безобразное или ужасное — не имеет никакого значения. И прекрасное, и безобразное, и трагическое, и комическое — все это эстетические категории. Все они отражают различные эстетические переживания. Все они входят в сферу интересов эстетики. Почему — вот вопрос, на который следует искать ответ. Почему самоубийство, равно как и множество других человеческих поступков, диаметрально противоположно оценивалось в различные времена в различных странах и различными людьми? Что лежит в основе субъективности и релятивности эстетических переживаний — вот вопрос, который должен интересовать эстетику. При таком подходе название этой книги ни у кого не вызовет удивления, как не вызывают удивления книги об эстетике спорта или эстетике быта, а мы сможем далее рассматривать самоубийство как один из аспектов человеческого поведения, который имеет прагматическое, теоретическое и, не в последнюю очередь, эстетическое значение. Какие эстетические переживания может вызвать самоубийство, что именно вызывает эти переживания, — это станет предметом нашего дальнейшего разговора.
Вопрос о том, что самоубийство может быть рассмотрено с эстетических позиций и что самоубийство может вызывать эстетические переживания и входит, как любая другая человеческая деятельность, в сферу интересов эстетики, мы можем считать в целом разрешенным. В дальнейшем нам останется только уточнить, какие именно аспекты самоубийства (сам акт, мотивы, способ, место, ожидающие последствия, возможность выбора) оказывают влияние на эстетическую окраску самоубийства и его эстетическое восприятие.
Тем, у кого еще остаются какие-либо сомнения относительно возможности эстетического рассмотрения самоубийства, советуем вспомнить, что акт самоубийства десятки и десятки раз находил отображение в самых различных произведениях искусства. Это и художественная литература, и поэзия, и живопись, и скульптура, и театр. Можно вспомнить «Страдания молодого Вертера» Гёте, «Ромео и Джульетту» Шекспира, «Анну Каренину» Толстого и многие другие произведения, в которых так или иначе изображался акт самоубийства. Разве можем мы не сопереживать, не воспринимать как трагедию самоубийство юных веронских влюбленных, ставших символами трагической любви для всего человечества? А разве не является категория «трагического» одной из основных среди эстетических категорий? Задумайтесь над этим, читатель, и вы согласитесь с нами.