Усобники

Когда ближние бояре сошлись в палате дворца, великий князь посмотрел на каждого, произнёс мрачно:

-Вот и ответ на вопрос, зачем городецкий князь в Орду подался. — Вздохнул горько. — А ведь я не хотел верить, что брат мой, сын Невского, татар на нас наведёт.

Из-под седых бровей на бояр смотрели печальные глаза. Вот его взгляд остановился на воеводе:

-Немалую орду послал на нас Тохта. Как, Ростислав, мыслишь нам поступить? Обороняться — смерти подобно, князей удельных ждать — и времени нет, и, ведаю, есть такие, кто руку Андрея давно держит.

Едва Дмитрий замолчал, как заговорил воевода:

-Мыслю я, княже, и бояре со мной в согласии, уходить тебе из города. С тобой уйдут полки большой руки и засадный. Триста гридней будут с тобой, княже. Там, в Переяславле-Залесском и в Заволжье, ты соберёшь дружину. Не дадим пропасть нашей земле. Знаю, за ударной ордынской силой пойдут силы захвата, они начнут разорять наши городки и деревни. Тебе, княже, надо их оборонить.

Старший боярин Василий из дружины полка правой руки сказал:

-Тебе, князь Дмитрий, надобно поклониться Новгороду. Ужели он откажется помочь владимирцам?

Его поддержали другие бояре:

-Не останутся новгородцы в стороне от нашей беды.

Дмитрий повёл взглядом по палате, произнёс удивлённо:

-Не пойму, чем я великого хана прогневил? Во всём происки брата вижу. Он великого княжества алчет.

Бояре закивали:

-Городецкий князь Каину уподобился!

-Пусть судит его Господь! Уводи полки, великий князь!

-Не надо было наплавной мост спускать, — заметил Дмитрий.

Ростислав крутнул головой:

-Нет, княже, ордынцам все броды ведомы. Им и без моста путь не заказан…

Дмитрий положил руку на плечо воеводе:

-Когда увидишь, Ростислав, что ордынцы через Клязьму переправились, сразишься с ними и уходи с дружиной на Переяславль-Залесский. Иначе татары сомнут вас, и вы все поляжете здесь…

Три сотни дружинников уводил князь Дмитрий из Владимира. Полки большой руки и засадный, сотня за сотней, скакали позади великого князя со стягом и хоругвью. В лесах Заволжья и новгородскими ратниками надеялся усилиться великий князь.

Стучат копыта коней, бряцает оружие, доспехи. Вздыхают гридни, тяжко князю. Там, во Владимире, защищают город жители и оставшиеся с воеводой дружинники. Они дают великому князю возможность спастись, чтобы сохранить дружину и отразить татар, которые, будут грабить города и деревни.

Сколько же продержится город, сколько выстоит Ростислав с гриднями? Успели бы к ночи уйти — в этом их спасение…

Князь понимает: скачут за его спиной гридни, и их гложет совесть, что там, на берегу Клязьмы, под стенами Владимира остались их товарищи.

Дмитрий торопится: дружине надобно уходить, и уходить как можно быстрее…

Рассвет застал князя в седле, а позади, где-то далеко, пылало зарево пожара. То горел Владимир.

Дмитрий остановил дружину, поднял руку, призывая к тишине. Сказал негромко, но внятно:

-Владимир горит, зрите, гридни! Ордынцы грабят и жгут город. Наберитесь терпения и мужества, чтобы отомстить…

На обрывистом берегу Клязьмы, где река делает изгиб, приютилась избушка, больше напоминавшая вырытую в круче землянку. В передней стене дверь, более похожая на лаз в нору, печь топилась по-чёрному, дым валил через дверь и стлался по реке.

Много лет тому назад эту землянку вырыл рыбак Ничипор. Пришёл он во Владимир с Днепра. Сети его давно износились, каждый раз их требовалось чинить. Вила их крупная рыба, а мелочи, какая запутывалась в ячейках, хватало на уху.

Лет своих Ничипор не помнил. Одно и знал: когда брат Невского восстал против ордынцев, ему, Ничипору, лет двадцать было.

Всё бы ничего старому рыбаку, да ноги отказывают, с трудом ходит.

Живёт Ничипор не один: прибился к нему другой старик, из муромских. Вдвоём и промышляют. А когда рыбы насушат, Силантий, напарник Ничипора, во Владимир отправляется, на торжище меняет её на хлеб.

Весной, едва лёд взломается, старики выходили на промысел. Иногда Силантий о своей жизни рассказывал, а Ничипор вспоминал, какую крупную рыбу брал в Днепре…

Вчера вечером ушёл Силантий во Владимир на торг, намеревался рыбу продать, а Ничипор спозаранку вздумал ушицы сварить. Пробудился рано, за костерок принялся. Сухой хворост разгорелся быстро, огонь заплясал весело. Приладил Ничипор над костром закопчённый казан, воды налил. Неожиданно старику почудился разговор на той стороне. Татары переговаривались, и кони ржали.

Всполошился Ничипор, хотел голос подать, закричать, что ордынцы набежали, но не успел: переправившийся татарин свалил старика, взмахом ножа перехватил горло.

Кипела вода в Клязьме, бурлила от скопления коней и человеческих тел. Ордынцы перебирались на противоположный берег, готовые захватить и сжечь Владимир и городки, какие окажутся на пути. Для них, потомков великого Батыя, дружина князя Дмитрия не представляла опасности. Они раздавят её, поставят урусов на колени, поведут их в рабство и увезут столько добра и ценностей, сколько уместят татарские двуколки и вьючные кони.

Когда князь Андрей со своим десятком гридней оказался на левом берегу Клязьмы и увидел, как кипит река и тысячи ордынцев уже в полной готовности вскакивают в сёдла и, управляемые своими десятниками, сотниками и тысячниками, въезжают на крутой берег, строятся и скачут навстречу небольшой дружине русских, ему сделалось страшно. Он понял, какую грозную силу навёл на Русь. Гремели барабаны, визжали ордынцы, но гридни не дрогнули.

Там, в караван-сарае, когда пришёл посланец и сообщил, что с городецким князем на Русь пойдут десять тысяч ордынских воинов, тот и помыслить не мог, с чем столкнётся великий князь Владимирский.

Теперь, глядя, с каким бесстрашием встречают гридни ордынцев, городецкий князь неожиданно испытал гордость и уважение к дружинникам Дмитрия. Быстрым взглядом, окинув их строй и выкрикнув что-то неопределённое, он обнажил саблю. Конь легко понёс его в самую гущу сражения.

В первых лучах взошедшего солнца заблестела броня и сталь шишаков. Вскинули дружинники копья, ощетинились. Пели рожки, били бубны. Звенел металл, ржали копи, в криках и рёве множества голосов потонула тишина.

Рой стрел полетел в ордынцев. За первой тучей вторая. Стрелы доставали и его, Андрея, гридней. Тонко пели стрелы. Упали убитые и раненые. А конь нёс городецкого князя на выброшенные вперёд копья.

Вломились, схватились в безжалостной сече. Земля пропиталась кровью, раненых кони топчут. Ожесточённо рубятся дружинники великого князя Владимирского с гриднями князя Городецкого.

Увидел воевода Ростислав, как под натиском превосходящих сил ордынцев дрогнули дружин ники на левом крыле. Послал он отрока с приказом держаться. Но в сражение вступили новые силы ордынцев.

Изогнулась дружина подковой, но ещё держатся передние. Время перевалило за полдень… Понял воевода, что настала пора выводить дружинников из боя. Затрубили рожки, заиграли трубы, и, отбиваясь от наседавшего противника, гридни великого князя отступили.

После сражения под Владимиром городецкий князь уехал в Муром и позвал удельных князей, чтобы решить, как ему, князю Андрею, поступить: занимать великий стол или повременить.

Опасался городецкий князь, не озлобится ли хан Тохта за своевольство: ведь не давал он Андрею ярлык на великое княжение…

От основных сил отряда, брошенного на Русь ханом Тохтой, отделились полтысячи татар мурзы Кучума и кинулись вслед за дружиной великого князя.

Начали преследовать от самого Владимира. Чуял Кучум, вот-вот настигнет он великого князя. Копыта татарских коней вытаптывали хлебные поля, татары поджигали избы. Всматривается мурза, не показались ли княжеские дружины. Взгляд у Кучума тяжёлый, но на душе радостно. Скоро он настигнет князя урусов и приведёт его к великому хану, чтобы Дмитрий на коленях вымаливал пощаду.