Страница 43 из 74
— Хлопушкой… — тихо подсказала Аня.
— Ну все, все! Не глупи. Собирайся, поехали домой. Через несколько дней мы летим в Одессу, ты возьмешь в школе отпуск за свой счет, я все улажу. — Он подошел к ней, обнял.
Аня отстранилась.
— Никуда я не поеду. Неужели ты еще не понял, Олег, — все кончилось.
Он вдруг встал на колени.
— Анечка, прости меня. Я умоляю, прости! Я сам не понимаю, как все произошло. Я люблю тебя, это я знаю твердо. С первой же нашей встречи ты привлекла меня… Сама знаешь, как я шалею от тебя. Твоя внешняя сухость, сдержанность, за которой таится такая безудержная чувственность… поверь мне, ни одна баба с тобой не может сравниться…
— Это какая-то мелодрама, — замотала Аня головой.
— Что? Ты простила меня? Поедем, я прошу тебя… поедем домой… все уладится, вот увидишь.
— Встань, Олег. Все слишком картинно. Я не вернусь.
«Уходи. Уходи!» — Аня вдруг вспомнила истошный крик Ольги Николаевны, подслушанный в далеком детстве, ее лицо с безобразно отвисшей нижней губой и непроизвольным движением зажала себе рот рукой.
Олег тяжело поднялся на ноги, сделал два не очень твердых шага к двери, остановился и заговорил не оборачиваясь:
— Я действительно люблю тебя, хотя и полигамен по натуре… прости. Еще раз прошу тебя, пойми — мне никто, кроме тебя, не нужен. Не решай все сгоряча, остынь, подумай еще. Не стоит так вот с маху зачеркивать почти три года счастливой жизни.
Он вышел из комнаты.
Хлопнула входная дверь.
Аня села на тахту, отняла руку ото рта. Мелькнула мысль: «Почему нет слез? Что-то во мне ненормально…» Еще раз подумала о том, как же она нуждается сейчас в Ленкином трезвом уме, ее совете и поддержке. А Лена застряла в Турине — поехала от своей фирмы на две недели, а потом какой-то доктор Франко сделал ей приглашение на месяц… еще целый месяц… Она звонила Ане и несла такую восторженную ахинею, что не оставалось никаких сомнений — Ленка влюбилась.
На следующий день после работы решила зайти к Деле — она должна выговориться, поплакаться, иначе просто не выдержит. Но вдруг поняла, что не в состоянии даже приблизиться к ее дому, к дому, где он живет. Позвонила из учительской Деле, чтобы встретиться, но не застала ее и поехала домой.
Отец по-прежнему не задавал никаких вопросов. Он отложил в сторону какие-то газетные вырезки, поцеловал Аню, повел на кухню и торжественно сообщил, накладывая на тарелку тушеные овощи:
— Я создал шедевр кулинарного искусства в твою честь.
— Пахнет умопомрачительно, но что это, как называется? — поинтересовалась Аня.
— Назовем мое блюдо «Свободу домохозяйке».
— Странное название.
— Зато полностью соответствует идее.
— Идее? Пап, какая может быть идея в тушеных овощах? — спросила Аня, чувствуя, что отец вовлекает ее в ничего не значащий разговор, чтобы хоть как-то отвлечь.
— Гениальная и одновременно простая. Я беру все овощи, которые есть дома, — картошку, баклажаны, помидоры, лук, перец, морковь, мою все, складываю, не очищая и не разрезая, в большую кастрюлю, посыпаю солью, поливаю маслом и ставлю на самый маленький огонь. Все! Остается только потерпеть часика полтора. А если есть мясо — кладу его предварительно на дно кастрюли. Вкусно, и экономия времени колоссальная.
Ну как?
— Обалденно! — восхитилась Аня, распробовав стряпню отца. — Папа, если я приглашу сегодня Делю с Платоном, хватит твоего шедевра на всех?
— Конечно, с избытком, я наготовил на Маланьину свадьбу.
Раздался телефонный звонок.
Деля изменившимся глухим голосом сказала, что говорит из больницы, с автомата. У Платона обширный инфаркт, его привезли на «скорой». Врач рекомендует достать во что бы то ни стало американский препарат, которого, конечно, нет ни в больнице, ни в аптеке. Она звонила Наташе, чтобы попросить Дим Димыча — он наверняка сможет помочь, но там занято, и она просит Аню дозвониться и передать ее просьбу.
Хлюпая носом, Деля продиктовала название лекарства. Тотчас же, как порой бывает, чужая беда отстранила на время свою, тем более что Деля, такая беззащитная и непрактичная, нуждалась сейчас в помощи. Аня принялась звонить Наташе — телефон был занят. После нескольких попыток дозвониться она решила, что быстрее доехать, потому что Наташка способна висеть на телефоне часами.
Дим Димыч встретил Аню радушно. Наташи дома не было.
— У нее сегодня репетиция, — сказал он.
— Выходит, я напраслину возвела на Наташку — телефон ваш был насмерть занят, и я подумала, что эта она повисла.
— Грешен, — улыбнулся Дим Димыч, — иногда приходится и мне подолгу разговаривать.
Аня рассказала о Платоне, о лекарстве. Дим Димыч сразу же куда-то позвонил, переговорил и сообщил Ане, что лекарство привезут ему через час.
— Надо бы Платона перевести в приличную клинику, — предложил он.
— Не знаю, кажется, с инфарктом нельзя перевозить до определенного времени, — возразила Аня.
— Сделаем так: пусть Деля информирует меня о ходе лечения. Если нужно, с врачом переговорят. А когда медицина позволит, положим его где лучше. Хороший он мужик, жалко.
— Я обязательно ей передам, — растрогалась Аня от такой отзывчивости и оперативности.
— Однако впереди у нас час, нужно провести его с пользой, — заметил он игриво и не то в шутку, не то всерьез добавил: — Надеюсь, ты понимаешь, что в наше практическое время за каждую услугу надо платить.
Аня опешила — неужели такой человек нуждается в вознаграждении за услугу? Но сдержалась и с готовностью ответила:
— Конечно, Дим Димыч, я понимаю, я скажу Деле…
— При чем тут Деля? — перебил он ее. — Я делаю это для тебя. И потом, — усмехнулся он, — разве я похож на человека, который может требовать благодарности от женщины, оказавшейся в таком тяжелом положении?
Сказанная легким светским тоном фраза, прозвучала вполне по-джентльменски, и Аня не придала ей значения, пропустила мимо ушей. Но его обращение к ней на «ты» насторожило. Впрочем, она тут же отмахнулась от мелькнувшей мысли.
— Конечно, конечно, Дим Димыч, — ответила она, — мы… я так вам обязана. Чем же я могу отплатить?
Он опять посмотрел на нее, и ей стало немного неуютно под его взглядом.
— Только тем, что согласишься выпить со мной. На брудершафт.
— Но вы и так мне говорите «ты», — попыталась отвертеться Аня, а сама подумала: «Козел! Когда Наташки нет дома…»
Он пошел к бару, достал бутылку коньяка, лимон, черный кофе, сахар и принялся быстро нарезать лимон, посыпая ломтики смесью кофе с сахаром.
— Такое право я присвоил самовольно, а теперь хочу, чтобы все было узаконено, — с ухмылкой сказал он.
Аня попыталась перевести разговор на другую тему и спросила:
— Что вы сооружаете?
— О! Незаменимый спутник коньяка, любимая закуска последнего российского царя.
— Царская закуска к царскому напитку? — попыталась еще раз оттянуть время Аня.
— Что-то в этом роде. Называется в его честь «николашка».
«Вот же черт, пить еще с ним…» — ругнулась про себя Аня.
И тут хлопнула входная дверь, и в холле раздался голос Наташи:
— А вот и я, Дим Димыч! У нас отменили репетицию,
— И прекрасно, — откликнулся он, бросив взгляд на Аню, — ты пришла вовремя, у нас Аня.
— Анька! — кинулась к ней Наташа. — Как здорово, что ты пришла! Представляешь, во всем дворце культуры морят тараканов, и репетиции отменили, а предупредить заранее не позаботились.
— Главное, чтобы культуру вместе с тараканами не уморили, — пошутил Дим Димыч мрачно и пошел за третьей рюмкой.
— Ну просто хамство — люди зря приехали, время потеряли. Наш режиссер так возмущался, он ведь безумно загружен…
Она еще что-то говорила о своем режиссере, а Аня смотрела на нее и думала: «Неужели она и сейчас, живя с Дим Димычем, продолжает свой роман с режиссером?»
Наташа выглядела великолепно, разве что еще чуть-чуть прибавила в весе, но небольшая полнота делала ее вальяжнее и привлекательнее. А в глубине души так и осталась той недобравшей баллов в театральное училище девчонкой, раз и навсегда ушибленной желанием выйти на сцену настоящего театра.