Страница 72 из 99
Когда Кодама услышал цену, в его глазах потемнело, таких денег в их роду никогда не видели.
— Искренне сожалею! — прощаясь, сказал врач.
* * *
Теперь Эйдзи умрет. Ну, где они могут взять денег? Кто им поможет? Мать Эйдзи работает на того же Сибано. У хитрого амимото ничего не пропадает. На окраине деревушки он построил фабрику удобрений — длинный деревянный сарай. Здесь от зари и до зари жены и дочери рыбаков перерабатывают рыбьи головы. Известно — женщина стоит дешевле, а работает столько же. Дыша зловонием, они выпаривают, потом высушивают рыбьи головы и, наконец, перетирают их в серый порошок. Удобрения нужны всем, после войны их не хватает, и ловкому Сибано рыбьи головы приносят большой доход.
В порыве горя мать Эйдзи как-то сказала:
— Я бы себя продала, чтобы спасти сына, но кому я такая нужна?
— Был бы у тебя муж умнее! — сердито ответил Кодама.
Старик не хочет и слышать имени покойного зятя. Тот после женитьбы стал слишком своенравным. Подумать только, отказался быть рыбаком и завербовался на поселение в Маньчжурию!.. Первые письма были хвастливыми — он получил землю, дом, лошадь. Но спустя два года весточки перестали поступать, вместо них прибыла дочь с маленьким внуком, которого старик ещё не видел. Зять же остался лежать в чужой, ещё более холодной, чем на Хоккайдо, земле. Лишь от дочери старик узнал правду. Им там действительно дали и землю и дом. Только сначала из деревни выгнали всех китайцев. Японцев-колонистов вооружили винтовками, чтобы защищать захваченное. В одной из перестрелок с бывшими хозяевами земли зять был убит. Да и остальные землей попользовались недолго — русские выгнали их, как захватчиков. Нет, чужое добро никогда впрок не пойдет. Это Кодама знал твердо. И если бы зять тогда его послушал, кто знает, как было бы… Ведь не всех на войне убивали. Вот на их деревню ни одна бомба не упала — боги миловали. И американцев в их деревне тоже не было. Только иногда по заливу Номуро скользнет серый силуэт военного корабля под их флагом.
«Кончается наш род, кончается», — снова горестно подумал старик. В море умер дед Кодамы, в море остались его отец, брат. Это судьба. Ведь судьба и тень следуют за человеком повсюду, и каждый настоящий рыбак должен быть готов к этому, у каждого свой удел. Но обидно, что он, Кодама, умрет на земле. А впрочем, не всё ли, равно. Что это за жизнь?.. Только вот внук, Эйдзи…
Море забрало всех в их роду. Оно ужасно в гневе. Штормы, тайфуны, страшная цунами — всё это знает Кодама. Он многое повидал. И льды в Охотском море, и пальмы на Гаваях, когда они отправлялись на лов тунца в теплые края. Море и теперь кормит его, но уже не так, как раньше, а как нищего — подаянием. Когда в отлив оно медленно отступает от берега, Кодама вместе с другими стариками, детьми и безработными роется в том, что оставляет море: водоросли, рачки, ракушки. При удаче он торопится домой, чтобы накормить Эйдзи, а тот просит рисового отвара. Да, полезней, чем рисовый отвар, на земле нет ничего. А теперь старый Кодама дошел до того, что может предложить внуку только кипяток. Когда поселился жилец, он хоть иногда подкармливал внука, делился последним. Но хороший человек Савада ушел в море…
Он ли, Кодама, не молит богов, чтобы они спасли Эйдзи? Каждый день посещает деревенский храм. Правда, храм небогатый — несколько пар столбов с перекладинами образуют ворота, за которыми навес для приношений богам. Проходя под воротами, Кодама старательно и громко хлопает в ладоши, оповещая богов о своём прибытии. Потом он страстно молит их вернуть здоровье внуку. Но, видно, и к богам молитва бедняка доходит позже других. Ни на земле, ни на небе бедному нет поддержки…
Старик очнулся от своих мыслей и нагнулся над внуком: тот спал, прикрыв глаза длинной, мосластой кистью руки. Дед осторожно встал, пошарил в кармане, достал щепотку табаку. Не спеша набил бамбуковую трубку, прикурил, приподняв закоптелый колпак фонаря, и вышел из дому. Ночь была густо-темной. Невидимое море грузно шумело тут же поблизости. Старик мог с точностью до сантиметра определить расстояние до уреза воды: так он узнавал время. По запаху мог найти, где вчера выгрузили сушиться морскую траву и где рыбаки разделывали для себя плоскотелую камбалу.
Кодама медленно прошел к морю, туда, где среди бесчисленных вытащенных на сушу суденышек стояла и его лодка, старая, видавшая виды посудина, — последнее, что у него осталось. Он хотел её продать амимото, но тот только усмехнулся и ответил, что для его кухни есть дрова получше, а такое просоленное старье и гореть не будет. Что правда, то правда. Это дерево уже не загорится, слишком много соли оно впитало. Старик нащупал в темноте нос лодки и ласково погладил шершавые доски. Потом сел на борт, отвернувшись от ветра…
Да, он уже почти смирился с неизбежным. «Так устроен мир, и ничего поделать нельзя. Так везде…»
Правда, некоторые утверждают, что так не везде. На новогодние праздники приезжал Нэгути. Парню повезло, он стал матросом на «Ниси-мару». Этот корабль ходит в русский порт Находка. Нэгутим рассказывал, что когда у них один матрос заболел аппендицитом, русские положили его в больницу, сделали операцию, вылечили — и всё бесплатно. Когда «Ниси-мару» пришел в следующий рейс, матрос был здоров и бодр, как дельфин. И всё бесплатно!
Ещё тогда Кодама подумал: «Как жаль, что Эйдзи не матрос на «Ниси-мару». Но всё же старик в эту историю до конца не поверил. Парень здорово оскорбился и клялся всеми богами.
И тут появился жилец, Савада. Оказывается, он был у русских в плену. Сколько он о них рассказал странного и удивительного! «Кто не работает, тот не ест». Разве это не удивительно? Выходит, амимото у русских умер бы с голоду. Разве это не странно? И русские действительно лечат бесплатно. Даже пленных лечили.
«Вот так, старик, — говорил Савада, — работал ты всю жизнь и у себя на родине не можешь вылечить внука. Он никому сейчас не нужен. А если бы он заболел в русском плену, поверь, русские оттащили бы его от порога смерти».
Механику Кодама поверил: человек в годах, отец семейства и, кажется, тоже уже дед. Но ведь то было в России, в плену. Не объявлять же ему, Кодаме, войну русским, чтобы сдаться в плен. Старик даже скупо улыбнулся при этой мысли.
Трубка погасла, и Кодама, тщательно выбив её, запрятал в карман. Затем он поднялся и пошел, шаркая ногами по гальке, к хижине. Уже ложась спать, беспокойно подумал: «Какая погода будет завтра?»
Утром старик хмуро, как уже о чём-то решенном, сказал собиравшейся на работу дочери:
— Сегодня вечером мы с Эйдзи, возможно, немного поплаваем, и если задержимся, не волнуйся.
— Что вы задумали? — встревоженно спросила дочь.
— Са! — досадливо поморщился старик. — Эйдзи будет полезнее подышать морским воздухом, чем лежать в такой копоти. Если море будет спокойно, доберемся до соседей. Я уже четыре года не видел старого друга. А гостей ведь угощают — пусть внук немножко полакомится.
— Это может повредить Эйдзи, отец.
— Я сказал! — категорически ответил старик и отвернулся.
Дочь покорно поклонилась и, вытирая набежавшие слезы, заторопилась на работу.
Посидев несколько минут, старик нахлобучил шапку и пошел к лодке. Он долго стоял, рассматривая каждую доску, словно видел их впервые. Выдержит, — говорил он сам себе, — непременно выдержит. Было бы слишком несправедливо, если б она не выдержала. Выходить надо вечером, чтобы морская охрана не задержала. Ну, а если задержит? А… с голого и семерым штанов не снять. Хуже не будет… Номуро для такой лодки — залив широкий. Это правда. Но разве его руки разучились держать весла? Сил у него маловато. Тоже правда. Но разве нет паруса, пусть латаного-перелатанного? Ему не в новогодних гонках участвовать. Лишь бы был попутный ветер! А он будет. Кому это и знать, как не старому рыбаку.
Куда плыть? Он тысячу раз там бывал до войны. Это в лесу можно заблудиться, а рыбаку в море?.. Только так, — окончательно решил старик, — только так!