Ветер богов

Капитан вспомнил последний разговор с полковником Такахаси. Тот был мрачен и сдержан.

— Я получил приказ отправить основную часть отряда в Муданьцзян, — медленно выговаривал слова Такахаси. — Подполковника Коно нет. Меня отзывают в штаб армии, и командиром я назначил вас. Летать нам, очевидно, больше не придется.

Такахаси достал платок и вытер потное лицо. Он волновался, был растерян и не скрывал этого от Уэды.

— Поймите, капитан, — продолжал он, — именно сейчас, здесь, на полях Маньчжурии, решается судьба всей войны. Опираясь на Маньчжурию, её ресурсы, мы бесконечно долго могли бы оказывать сопротивление американцам. Но русские… Они понесли большие потери, когда штурмовали наши укрепрайоны, но, к сожалению, их это не остановило. Сражение за Муданьцзян будет упорным, и именно этот город должен стать пунктом, перед которым остановится волна наступления красных. Я это говорю вам, — устало закончил полковник, — чтобы вы поняли, какая ответственность ложится на наш отряд.

Теперь Уэда вел отряд под стены Муданьцзяна. Возможно, это его последний путь.

Очнувшись от горьких мыслей, Уэда остановился. Вынув планшет, он сверил по карте маршрут, и отряд свернул в лощину, протянувшуюся на несколько километров почти до самого города. Грохот битвы у Муданьцзяна становился всё громче и громче. Через несколько сот метров Уэда услыхал шум танковых моторов.

Он повернулся к шедшей сзади колонне и, подняв руку, остановил её.

— Воины! — крикнул Уэда. — На помощь нам идут танки. Это начало контрудара, которым мы отбросим наглого врага!

Он не успел закончить своего обращения, как лицо стоявшего перед ним подпоручика исказилось, и тот истошно закричал:

— Танки, господин капитан, танки!

“Чего он так?” — удивился капитан и, обернувшись, тут же замер. Из-за поворота лощины, грохоча гусеницами, показался танк с красной звездой на башне, и его длинная пушка медленно и неумолимо направлялась прямо на Уэду.

“Русские? Откуда? Обошли!” — понял капитан и, крикнув: “В укрытие!”, бросился в дубняк. Одновременно раздался оглушительный выстрел пушки, татаканье танкового пулемета.

Колонна отряда мгновенно рассыпалась, оставив на траве убитых и раненых. Капитан не успел даже сообразить, как поступать дальше. Но тут же он заметил, как, не ожидая его приказа, по кустам к танку поползли смертники. Тщательно маскируясь, они пробирались к стальной громадине, загородившей, казалось, всю лощину.

“Какие молодцы. Герои!” — подумал Уэда, напряженно наблюдая за ними, но не находя в себе сил, чтобы подняться из-за спасительного куста. Вот они всё ближе и ближе к танку, вот почти рядом. Вот сейчас… Но внезапно со склонов лощины раздались автоматные очереди, и двое смертников неподвижно застыли на земле.

На месте третьего поднялся фонтан земли — автоматная очередь попала во взрывчатку.

“На танке десант, — догадался Узда — Они нас здесь перебьют. Надо атаковать!”

Внезапно раздался взрыв. Смертник, бросившийся из кустов к танку и тут же прошитый автоматной очередью, успел всё же сунуть под гусеницу медленно двигавшейся громадины шест с миной. Остановившуюся машину стал огибать другой танк, а автоматный и пулеметный огонь со склонов лощины усилился.

“Немедленно выбираться из лощины. Это западня'” — подумал Уэда и, подняв ракетницу, показал дымным следом ракеты направление атаки. Выхватив пистолет и крикнув “В атаку!” — он бросился вверх по склону, уверенный, что все оставшиеся в живых ринутся за ним. Тяжело дыша, он скользил по траве, цеплялся за кусты, торопясь увидеть врага. Вот, кажется, в кустах мелькнула зеленая тень, и Уэда поднял пистолет. В тот же момент что-то тяжелое обрушилось ему да голову, и капитан, теряя сознание, покатился по склону к подножию сопки.

Он пришел в себя от резкого запаха. Кто-то поднес к его лицу ватку с нашатырным спиртом. Капитан с усилием отстранил от себя источник резкого запаха и открыл глаза. Над ним, наклонясь, стояла русская девушка в военной форме и с большой сумкой, висевшей сбоку. Рядом стоял светловолосый русский солдат в зеленом пятнистом комбинезоне. Он с любопытством смотрел на капитана, держа наготове автомат.

Солдат, обращаясь к Уэде, повел стволом автомата и что-то повелительно крикнул.

Капитан понял: русский требует, чтобы он встал. Уэда приподнялся, сел и посмотрел вокруг: танк всё ещё стоял на месте, и около него возилось несколько русских. Глубокие следы гусениц свидетельствовали о том, что остальные танки прошли дальше. По дну лощины валялись трупы японских солдат.

Значит, всё. Вот он, роковой момент смерти, — мелькнула первая мысль. Отряд разгромлен, а он, Уэда, капитан императорской армии, в плену Какой позор! Он погубил отряд. Но кто мог ожидать, что русские окажутся здесь, в тылу защитников Муданьцзяна. Ведь полковник Такахаси говорил, что линия обороны города непреодолима для русских.

“Бой за город идет с прежней силой, — Уэда прислушался к гулу битвы. — Как же русские смогли оказаться здесь?”

Ну что ж, пусть этот русский не подумает, что он, Уэда, прус и боится смерти.

Капитан с трудом встал на ноги, ожидая каждую секунду выстрела. Он всё же не выдержал напряжения и зажмурился. Но по нему никто не стрелял, и Уэда снова открыл глаза. Русский, оказавшийся на целую голову выше его и раза в два шире в плечах, махнул рукой, указывая направление, и капитан покорно двинулся, чувствуя, как его силы крепнут с каждым шагом.

Идти пришлось недолго. В тени высоких деревьев стояло несколько штабных автомашин, и русский остановил Уэду. Он опять что-то крикнул, и вскоре к ним подошел рослый офицер.

“Майор”, — понял по погонам Уэда и подтянулся, расправив плечи и стараясь сохранить достоинство.

— Молодец, Русаков! Как это тебе удалось его живым схватить? — обрадовался майор.

— Без памяти был. Я думал — убитый, а Наташа, спасибо ей, в чувство его привела.

— Это ты его стукнул?

— Никак нет, товарищ майор. Не я. Ежели бы я — он не поднялся бы. У меня в бою рука тяжелая. Вот его документы.

Майор сел за походный столик под деревом, достал из сумки лист чистой бумаги и, повернувшись к Уэде, спросил по-японски:

— Фамилия и звание?

Капитан вздрогнул, услышав вопрос, заданный на родном языке, и тотчас же ответил.

— Какой части? — последовал второй вопрос.

Уэда помолчал, колеблясь, а потом сухо произнес:

— Я офицер. Присягал императору. Буду отвечать только на вопросы, касающиеся меня лично.

— Вот как? — иронически произнес майор. — Он развернул документы Уэды. — Всё равно. Капитан Уэда, войсковая часть семьдесят три тысячи восемьсот пять. Знаю, знаю, — продолжал он. — Авиаотряд полковника Такахаси. А где же сам полковник? Жив? Вот, оказывается, куда вас бросили. Вы давно в армии? Кадровый офицер?

Капитан Уэда рассказал свою биографию, обстоятельства пленения, подчеркнув, что его оглушили, но на остальные вопросы отвечать отказался, мужественно готовясь к пыткам и избиениям.

— Ну что ж, — закончил разговор майор. — Не хотите отвечать — не надо…

Капитан Уэда провел бессонную ночь. Что его не собираются убивать, он догадался. Но ведь сам он не просил пощады! Он не струсил, готов был отдать жизнь на поле боя… Но такова, видно, судьба.

Потом прошел ещё день, второй, третий… Уэду никто не тревожил. Он томился неизвестностью. Что обещанный полковником Такахаси контрудар не состоялся, он понял сразу. Установилась звенящая тишина, такая резкая и, казалось, противоестественная.

“Значит, Муданьцзян, который должен был стать поворотным пунктом в войне с русскими, пал. Всё кончено”, — с тоской размышлял Уэда.

Утром в соседнюю палатку принесли четырех раненых японских солдат, и Уэда мучительно вглядывался, надеясь увидеть знакомое лицо и боясь этого. Он с недоумением наблюдал, как внимательно осматривал раненых русский врач… Потом раненых увезли куда-то на санитарной машине.

Наконец за Уэдой пришел солдат и снова отвел его к майору. Советский майор сидел усталый, его обмундирование пропылилось. Он поднял глаза на Уэду и спокойно произнес: