Страница 13 из 99
Кёдзи смутился: эти соображения не приходили ему в голову. Старик смотрел и посмеивался над племянником.
— Так что же на Лейте?
Генерал начат нервничать.
— Второй флот не выполнил задачи — не смог уничтожить американского десанта. Были потеряны корабли “Атаго”, “Мая” и линкор “Мусаси”. “Ямато” получил торпеду. Вице-адмирал Курита оказался слаб духом.
— А твои камикадзе?
— Ударные отряды специального назначения?
— Да. Ты ведь за них все время ратовал. В Токио это знают.
— Так точно, дядя. Только нация Ямато способна на такой патриотический подвиг. Только высокая преданность сынов его величества…
— Опять ты отвлекся, племянник! — перебил старик. — Откуда у вас, военных, это пристрастие к речам?
— Простите, дядя, но мои патриотические чувства…
— Вот о чувствах и поговорим. Иди сюда, садись! — и он указал на стул возле себя.
Генерал повиновался, стараясь угадать, что может от него понадобиться властному старику.
— Ты человек неглупый, — медленно проговорил гость, — хотя не особенно дальновидный и слишком красноречивый, — ещё раз уязвил он хозяина. Помолчав немного, старик тихо сказал: — Неделю назад погиб Масао!
— Масао! Погиб Масао?!
— Да, вместе с семьей. Налет “Б-29” — и пятисоткилограммовая бомба прямо в убежище. Осталась воронка да обломки бетона…
— Какое горе! — искренне воскликнул генерал. И тут же сообразил: “Погиб с семьей старший сын дяди, младший — один из адъютантов адмирала Ямамото — убит вместе со своим начальником ещё в апреле прошлого года. Значит, я теперь единственный наследник!”
Старик иронически смотрел на племянника. Он прекрасно понял ход его мыслей.
— Какое горе! — ещё раз повторил Кёдзи и нервно прошелся по кабинету. — Я скорблю вместе с вами, дядя. Трагически гибнут достойнейшие люди! Хвала богам, что они хранят жизнь государя. Страшно подумать, что и он подвергается такой опасности!
— О его величестве заботятся не только боги. Насколько я знаю, с американцами условились: если мы будем гуманно обращаться с пленными и не станем казнить летчиков, они не будут бомбить дворец. От пятисоткилограммовой бомбы боги не спасут. Когда они создавали мир, такой бомбы не было. Моя невестка была очень набожной, но, как видишь…
— Клянусь, дядя, я жестоко отомщу!
— Да, я пожертвовал большим, чем рассчитывал. Младшему я разрешил стать на путь воина. Это было необходимо. Ты и он — этого вполне достаточно, чтобы показать, что наш род достойно служит его величеству и нации. Но Масао и внук…
Старик помолчал, а затем, высоко подняв голову, торжественно произнес:
— Племянник! Ты и твой сын остались единственными прямыми потомками нашего рода — одного из древнейших в империи. Отец твой и я слишком стары. К сожалению, ты тоже поздно женился. Один сын — не сын. Твоего мальчишку и жену я перевез в горы Хаконэ. Там у меня поместье и такое убежище, что американская авиация до него не доберется. Но твоему сыну нужен опекун. Мне уже не много весен осталось любоваться цветами сакуры. Ты должен жить. Не стоит тебе подражать тем, кто во главе остатков воинства бросается в “последнюю решительную атаку”.
Старик взглянул на бутылку с минеральной водой, и генерал дрожащими от волнения руками поспешно налил стакан. Отпив несколько глотков, дядя продолжал:
— Это удел тех, у кого нет такого наследства, нет ответственности. Я всю жизнь копил не для того, чтобы состояние нашей семьи развеялось как дым. Некоторые называют меня “тако”, я знаю. Ну что ж! Осьминог — сильное и неглупое существо. У него много щупалец, и он умеет схватить добычу. А когда ему угрожает опасность, он выпускает чернильное облако и скрывается до лучшей поры. Вот такое облако нужно и тебе, когда опасность станет близкой.
— Я понимаю свой долг перед семьей и верьте, дядя, выполню его. Скорбя о тяжкой утрате, я постараюсь не посрамить честь семьи…
— Опять не то ты говоришь, племянник!
— Но дело в том, дорогой дядя, что здесь, далеко от Японии, обстановка может сложиться по-разному. Генералы Хатта и Ямасита решительны и беспощадны. Командиры дивизий, отступившие без приказа в Бирме, были разжалованы, и один из них передан военному трибуналу. Такой позор.
— Понимаю! Честь семьи не должна быть запятнана. Тут и нужно “чернильное облако”… Я сумел его создать для тебя, — закончил старик, подавая генералу бумагу.
Кёдзи пробежал её глазами и воскликнул:
— О дядя, как мне благодарить вас! — И низко поклонился старику. — Действительно, это блестящий ход!
— Как только сочтешь необходимым, проставишь сам дату приказа. И сообщи мне телеграммой. Эта же дата появится на копии приказа в делах. Заканчивать всю историю с Лейте предоставь своему заместителю. Кто он?
— Генерал-майор Янагита!
— А, потомственный вояка! Вот и дай ему возможность зарезервировать один патрон в пистолете… А себе заготовь самолет. Не забудь! Приказ храни сам. А теперь обедать! Только здесь, — указал он на столик у стены.
После звонка генерала адъютант пулей бросился выполнять приказание. Томинага Кёдзи был счастлив, он не признался, что у него уже есть самолет “на всякий случай”. Стоит неподалеку от города в помещичьем зернохранилище, превращенном в ангар. Прекрасная, прямая, как стрела, автострада проходит в ста метрах от усадьбы и может превосходно заменить взлетную полосу.
Генерал постепенно овладел собой. Нельзя выдавать своих чувств! Ведь у дяди горе. Жаль, очень жаль Масао и его семью. Но… теперь он, Томинага Кёдзи, станет одним из богатейших людей Японии. Объединятся два состояния. И никто не посмеет его упрекнуть. Он выполнял приказ.
Генерал прохаживался по кабинету, закуривая сигарету и тут же гася её. Старик с грустной иронией смотрел на него. Мысли генерала были для него открытой книгой.
Денщики накрыли стол. Среди многочисленных тарелочек, судков, чашек стояли бутылки виски и сухого вина.
— Прошу отведать моей скромной пищи! — пригласил генерал гостя. — Что вы хотите, дядя? Виски, вина?
— Немножко виски!
Кёдзи окончательно пришел в себя и разоткровенничался:
— Должен с прискорбием сказать вам, дядя: много у нас неразберихи. Генштаб флота требует одно, генштаб армии другое, а из ставки приходят совершенно иные указания. Непонятно, кого и слушать нам, авиаторам. Некоторых нужно вообще гнать из армии и флота.
— Ты что? Всё ещё веришь в победу? — прервал излияния хозяина старик.
Генерал опасливо покосился на дверь.
— Императорская армия непременно победит! — твердо ответил он. — Иначе не может быть!
— Боюсь, ты более глуп, чем я предполагал. Кажется, твоему сыну потребуется другой опекун.
С генерала слетел весь апломб, он растерянно посмотрел на дядю.
— Каждому действительно умному человеку, государственно думающему, — язвительно продолжал старик, — к нашему великому горю, теперь ясно, что императорская армия не выполнила возложенных на неё высоких надежд и обязанностей. Не оправдала доверия государя. Неужели тебе не ясно, что уход генерала Тодзио с поста премьер-министра — это не просто смена кабинета?
— Но, дядя, если вы мне разрешите изложить свое скромное мнение…
— Не разрешу! Ничего дельного не скажешь! Такие умники, как ты, уверили нас, что Германия победит, а вы сокрушите англосаксов здесь, в Азии.
— Но, дядя…
— Что “но”? Сейчас дипломаты ищут выход из каши, которую вы заварили. Они прощупывают пути к соглашению, к почетному миру. И ты должен это знать! Ваша задача — нанести врагу возможно больший урон здесь, на Филиппинах. За каждый тё[14] враг должен платить большой кровью. Тогда он охотнее согласится на мир, и нам легче будет разговаривать с ним.
— Но ведь это крах, дядя, — сник генерал.
— Конечно. Поражение — вещь неприятная. Но умные люди что-нибудь придумывают. Германия в первую мировую войну тоже потерпела поражение, а через двадцать лет стала сильнее прежнего. Ясно?.. — Старик не спеша вытер губы салфеткой и, отходя от столика, произнес: — Я отправляюсь к генералу Ямасите. С тобой больше не увижусь. Этого не нужно!