Хрустальный ключ

Потом я испросил-таки новой аудиенции у Церковенко.

— Нам крайне необходима ваша помощь, — начал я.

— Чем можем, тем поможем, — афористически заявил Церковенко и зевнул.

— По некоторым данным, у вас были в свое время контакты с работником промкомбината Суздальцевым, — произнося эту фамилию, я неотрывно смотрел в лицо Церковенко (как говорят в подобных случаях, ел глазами начальство — правда, не свое, а чужое). Но, опять-таки как говорят в подобных случаях, ни один мускул на лице начальства не дрогнул.

— Если бы я запоминал каждого, с кем у меня были контакты, весь мой мозг превратился бы в компьютер — и корка и подкорка. А у меня семья на закорках. Зарабатываю детишкам на молочишко. Так что стараюсь не забивать голову излишней информацией.

— Сейфы. Ремонт сейфов в промкомбинате, — подсказал я.

— Сейфы? Причем тут сейфы? — переспросил Церковенко. — Ах, да, был у меня такой период, когда пришлось подрабатывать. Не вижу ничего предосудительного.

— А где вы тогда получали зарплату, — насторожился я.

— В политехническом, на кафедре автоматики, В свободное время брался за всякую мелочь — сейфы и прочее. Заключал трудовые соглашения, — в интонациях Церковенко вновь зазвенела обычная его самоуверенность.

— И таким образом вы познакомились с Суздальцевым, начснабом промкомбината?

— Так вот кого вы имеете в виду? — Церковенко продемонстрировал в широчайшей улыбке полный комплект сплоченных зубов молочно-восковой спелости. — И это вы называете контактами: получил ключи, отдал ключи, расписался в ведомости? Ха-ха-ха, — сочился добродушной насмешливостью Яков Михайлович.

— С той поры вы, конечно, Суздальцева не видели, — подыграл я Якову Михайловичу.

— Почему же не видел? — наглел прямо на глазах замдиректора. — Видел. Много раз видел. То на трамвайной остановке, то из окна троллейбуса. Иногда даже раскланивался. А что — это запрещается?

— Ни в коей мере, — сказал я.

— Товарищ инспектор, вы пришли поговорить о Налимове? Ведь живой человек пропал. Это не шутка. А вы тратите драгоценное время на пустяки. Знаком — не знаком, встречал — не встречал, привал — не привал… Я вынужден буду жаловаться вашему руководству… А вот пропавшая рукопись для вас в высшей степени важна. И представьте себе, мы тут сами кое в чем разобрались. Мы знаем, например, что шкаф, в котором она хранилась, был открыт соответствующим ключом. Значит, пропажа рукописи связана с пропажей Налимова.

— По нашим сведениям, рукописью весьма заинтересовался некто Арифов, кандидат биологических наук. Это имя вам ничего не говорит?

— Что-то говорит, а что — не пойму, — равнодушно откликнулся Церковенко…

В управлении меня поймала Света.

— Какая-то дама тебе звонила. Текст телеграммы просила тебе передать. Забери-ка!

Отправленная позавчера из Хандайлыка в семь тридцать телеграмма гласила:

«Выезжаю утренним поездом Ф. Намерен присоединиться группе альплагере Аламедин возможно уйду восхождение телеграфь здоровье настроение альплагерь будь умницей целую Саид».

Опять Аламедин! Все сходится. Надо прихватить кроссворд — и на доклад к Мистику.

Влетел в свою комнату и остолбенел. За столом в официальной позе сидел старший лейтенант Максудов, а перед ним с видом кающегося грешника елозил на стуле какой-то тощий субъект в нейлоновой рубашке.

— Разрешите представить, — начал было Максудов.

— Спешу к Торосову, — пресек его я.

— Тем более, — настаивал Максудов.

Я насторожился, Субъект потупился. А Максудов громовым голосом провозгласил:

— Иван Иванович Забелин собственной персоной.

Спиритический сеанс в исполнении гроссмейстера позиционной игры! Материализация духов! Воскрешение Забелина. Без усов, правда, но с отсутствием усов в конце концов можно было и смириться. А Максудов самодовольно ухмылялся:

— Город Ф. быстро сказал список знакомых. Знакомые сказали: «Как же, как же.»

— У вас была путевка в «Хрустальный ключ»? — обратился я к нейлоновой рубашке.

— Была, — покаянно простонала рубашка.

— Вы ею воспользовались?

— Воспользовался, — сползая в бездну отчаяния, стонала рубашка.

— То есть? Вы отдыхали в «Хрустальном ключе?»

— Нет, не отдыхал, — вздыхала рубашка.

— И значит?

— И значит, я продал путевку, — прошелестел Забелин, и лицо его от ужаса лишилось всякого выражения, как когда-то ранее усов; казалось, еще несколько вопросов — и самого лица не станет: исчезнет нос, пропадут брови, истают глаза. Испарится Забелин снова.

— Сдали в соответствующий профсоюзный орган?

— Да, то есть нет… уступил члену профсоюза…

— Со скидкой в семьдесят процентов?

На сей раз Забелин ничего не ответил, и, опасаясь, что сейчас-то и начнется необратимый процесс дематериализации, я перешел к главному.

— Кому же вы ее продали?

— Я ее в профсоюз нес, в республиканский комитет, а тут меня у самой двери он и перехватил…

— Узнал про путевку телепатическим способом?

— Так я ее в руках нес.

— Ага, понятно. Однако вы о нем расскажите поподробнее.

— Так я ж его не помню совсем.

— Зеленый змий?

— Какой там зеленый змей! Под мухой я, правда, был. Так что не помню, но вроде человек как человек. Он мне деньгу, я ему путевку — и привет.

Увидев меня, Абуталиев молитвенно вытаращил глаза. Это была, кажется, попытка показать мне мое изображение в кривом зеркале криминалистического юмора.

— По рукописям что-нибудь набежало? — спросил я.

— Ладно уж, не буду тебя томить, — ласково сказал Абушка. — Не будем его томить? — справился он у кого-то в дальнем углу комнаты. — Не будем! Медицинский фолиант и трепаную рукопись с приключениями табибов переводчики просмотрели бегло. Полагали, что рецепты для рожениц тебе сейчас не к спеху.

— Но вместе с водой они могли выплеснуть и ребенка, — усмехнулся я.

— Ничего! Не выплеснули! Ребеночка мы тебе сейчас преподнесем. Преподнесем? — справился он у того же советчика. — Преподнесем! Установлено, что тексты всех трех рукописей пересекаются в одной точке.

— Сусинген?! — вскричал я.

— Сусинген, — подтвердил Абуталиев. — Именно там умудренный опытом и благословенный аллахом лекарь найдет лекарство всех лекарств, бальзам всех бальзамов — мумиё. Способ употребления — в фолианте Снеткова. А случаи из лекарской практики с описанием всех декораций — в ночном манускрипте.

Итак, мумиё! Действие мумиё приравнивалось в туманных журнальных заметочках к действию живой воды. Мумиё омолаживало старцев и, предположительно, воскрешало покойников. Мумиё! А не разыгрывают ли меня ребята?

— Скажи, о сладкоголосый пророк, в какой же аптеке искать это лекарство всех лекарств и бальзам всех бальзамов? — в данную минуту я твердо помнил, что лучшее средство против шутки — шутка. Подобное — подобным, как говорят врачи.

— В медицинской рукописи на сей счет есть некоторые намеки, — вполне серьезно отвечал Абуталиев. — То и дело упоминается исчезающая река или ручей. Может быть, сухое русло. В одном случае — близ горы Бургутханы, во втором случае — близ горы Азадбаш. В любом случае тебя ждет, судя по ночному манускрипту, то есть по книге табибов, некая пещера. Перед тем как войти в нее, рекомендуется совершить намаз.

Мумиё? Что ж, это вполне объясняет интерес Арифова к рукописям! Новые факты аккуратно, как биллиардные шары в лузу, укладывались в мою версию. Слегка даже пританцовывая, я шел по коридору и вдруг из-за поворота на меня накатился забинтованный по самую макушку Норцов.

— Олег! Что за маскарад?

Олег, конфузясь, рассказал мне следующее.

Придя на Тополевую, он позвонил, накликал на себя все ту же бабу, суздальцевскую жену, и услышал от нее, что муженек ее… нет, не приехал и вестей не прислал. Норцов медленно побрел прочь, как вдруг его внимание привлек звук открывающейся калитки. Из дворика, озираясь, вывалился какой-то тип в стеганом халате. «Дервиш», — вспомнил вдруг Норцов сумбурный рассказ Ардальона Петровича. У Налимова бывал какой-то «дервиш».