Хрустальный ключ

Наконец впереди показалась мохнатая арча. В десятке метров от нее торчали два камня, словно изготовленные к аплодисментам ладони, и булькала вода. Хрустальный ключ бил прямо из почвы, давая начало ручью, который, пробежав несколько шагов, вдруг провалился сквозь землю и уже оттуда, изнутри, из темноты, подавал голос. Передо мной распахнулся грот с бугристым сводом. В гроте ничего не было, кроме груды камней у самого входа и стремительной воды в глубине. Под камнями я отыскал жестяную банку, прикрытую плоским камнем, а в банке — сложенную вчетверо журнальную страницу. На одной стороне листа красовалась известная киноактриса в своей последней роли, на другой же, рядом с мелкими заметками, распластался кроссворд, вмонтированный в контурную карту Восточного полушария.

Ну, конечно, все вопросы, что вертикальные, что горизонтальные, выведывали у читателя разные тайны географии: какие вулканы по сей день извергаются в Африке, и какие пустыни сушат своим горячим дыханием цветущие сады Аравии, и какие реки поят Северный Ледовитый океан. Кроссворд был заполнен детскими каракулями, по которым трудно опознать почерк. Но ответы тем не менее отражали вполне взрослые познания. Где по смыслу вопроса и по обстоятельствам кроссворда должна была стоять гора Килиманджаро, там стояла гора Килиманджаро, а где, предположим, надлежало быть реке Печоре, там и текла река Печора. Я ел колбасу, запивал ее студеной водой, дивился, зачем кому-то понадобилось припрятывать в альпинистском туре на высоте две тысячи триста метров над уровнем моря журнальную страницу и между делом продолжал ее рассматривать. Черт побери. Как это я сразу не заметил! Помимо положенного числа географических названий на странице оказалось еще одно: пересекающиеся буквы в верхней четвертушке кроссворда были подчеркнуты и складывались если читать по часовой стрелке, в какое-то знакомое слово: Ламедина, Амединал, Единолам. Ба, Аламедин! Есть, есть такая река в Тянь-Шане! Там альплагерь! Еще раз обшарил окрестности родника. Без результатов. Ступил было на тропу, наладившуюся куда-то в сторону, за перевал. Нет, на эту тропу у меня не оставалось времени. И дунул что было сил вниз. На бегу у меня в голове колотилась одна лишь мысль: с чего я, собственно, вообразил, что Налимов в стихотворении и Маджид в трактате изображают именно этот маршрут? Ива будет, береза будет, черный тополь будет, арча будет, ручей будет? Господи, да в горах ведь везде так, куда ни сунься: и ива, и береза, и арча. Шагомер, конечно, повлиял: сорок тысяч шагов. И тщеславная надежда — одним ударом двух зайцев прихлопнуть. Налимова и Забелина. Или, может быть, двух зайцев от одного волка защитить, от Арифова.

3

Центральный переговорный пункт работает круглосуточно, и ранним утром в пятницу я был там. Человека, который двадцать дней назад разговаривал с ленинградским номером 055188 телеграфистки, конечно, не запомнили. И тогда я заказал этот номер. Несколько раз порывался отменить вызов: авантюра как худшая разновидность фантазии могла повлечь за собой со стороны капитана Гаттераса самую суровую кару. Порывался, но не успел. «Ленинград, квитанция четыре сорок один, вторая кабина», — провозгласила дикторша. «Алло, — встревоженно повторил сонный женский голос в трубке, — алло! Я вас слушаю». Похоже, Лариса Николаевна в самом деле была права, подозревая, что Забелин звонил женщине. «Алло, алло, ну говорите же, ради бога». Мне стало совестно. В Ленинграде сейчас полпятого, глубокая, хотя отчасти и белая ночь, а я развлекаюсь как мальчишка. «Алло, — хрипловато откликнулся я, — мне бы Василия Егоровича». «Вы ошиблись номером!» — сразу успокоился женский голос. «Простите, а куда я попал?» — глуповатое замечание, но без него вся авантюра вообще утрачивала смысл. «В гостиницу вы попали», — разволновался голос, но уже по-новому: раньше в нем слышалась тревога, теперь — раздражение. «Простите, пожалуйста… Пожалуйста, простите», — покаянно проговорил я. Зачем мне нужна была эта самодеятельность? Управление мигом установило бы все, что я с трудом выхлопотал в течение часа. Так нет же, сам! Сам! Сам! Но раз уж заварил кашу… Я попросил у телефонистки справочную книгу Ленинграда. Ага! Вот оно! Гостиница «Двина»! Теперь найдем дежурного администратора. Есть дежурный администратор!.. Ну что, продолжим в том же духе? — спросил я себя. И легкомысленно ответил: продолжим в том же духе. Оформил очередной заказ и, прождав сколько-то там минут, снова вошел во вторую кабину.

— Мне передали, чтобы я позвонил по номеру 055188, но дело было еще двадцать восьмого июля, в мое отсутствие. Можно узнать, кто мною интересовался? Учитывая расстояние, окажите любезность…

— Двадцать восьмого июля, говорите? — сдался наконец администратор.

— Двадцать восьмого…

— Двадцать восьмого. — Церковенко, — ответил администратор.

— Если принцип, управляющий некими событиями, — поучал я Норцова час спустя, — не лежит на поверхности, самое ошибочное — сделать вывод, что этого принципа вообще нет. Сколько мы бились с Налимовым: почему исчез да зачем исчез. А поработали — и вот уже обрисовалась фигура преследователя — Арифова. Многие его поступки по меньшей мере загадочны. Уход из пединститута после налимовской критики. И сразу же — попытка втереться к Налимову в доверие. Совместные посещения библиотеки, визиты к Снеткову. Удивительный в биологе интерес к древним рукописям. Все это, вместе взятое, приводит к выводу, что Арифов преследует какую-то особую, одному ему известную цель. — Тут я усмехнулся. — В какой-то мере, правда, она известна уже и другим. Отчасти мне. Отчасти, вероятно, и тебе. Эта цель — рукописи. Рукописи как непосредственная ценность. И рукописи как аккумулятор неустаревшей информации. Я понятно говорю?

— Вполне понятно, — откликнулся кругляш. — Арифову рукописи нужны для дела. Ну, скажем, секрет вечной краски разгадать. Или рецепт лекарства выведать. Или где клад лежит.

— Совершенно верно. И ищет Арифов что-то, что есть у Налимова. Налимов охраняет это «что-то». Отсюда — мнимые дружеские чувства сорокапятилетнего биолога к тридцатилетнему языковеду. В тактическом плане Арифова, — продолжал я, — серьезная роль отводится, по-видимому, Суздальцеву. Вполне вероятно, что ночью в квартире Налимова Суздальцев ждал Арифова, не зная, что он приходил раньше. Так мы получили еще одну нить. А другого арифовского партнера я нащупал позавчера…

— Заочно, что ли?

— Почти заочно. В «Хрустальном ключе» тоже человек испарился, некто Забелин. Так вот, этот Забелин на самом деле никакой не Забелин, а кто-то третий. И к нему в «Хрустальный ключ» пожаловал инкогнито, ради инспекции, что ли, сам Арифов. Но вот зачем Забелин звонил в Ленинград Церковенко — этого я никак не пойму… — А пока — ноги в руки и к Суздальцеву.

— Я ведь предупреждал твоего паренька, что новости на нынешний день не планируются, — неприветливо встретил меня Абушка. — Переводчики тоже люди. Общее заключение по рукописям: фотокопия — географический трактат; трепанная, которую ночью подкинули — жизнеописания великих табибов. А фолиант, принадлежащий Снеткову, — книга о лекарственных травах и минералах. К вечеру будут порции текста.

Максудов изучал в своей комнате какие-то анкеты.

— Тебе Норцов говорил? — вскинулся он мне навстречу.

— Говорил, говорил, — успокоил я Максудова. — Насчет медвежат, правда, непонятно.

— О-ой, какой ты наивный, — восхитился Максудов. — Насчет медвежат тебе непонятно? Медвежата туда-сюда ходят: артель — ларек, ларек — артель, артель — ларек, ларек — артель. Начальство довольно, план есть, премия есть. Материал кончен, новый дают, шей вельветовый костюм, продавай налево. Теперь понятно?

— Теперь понятно, — кивнул я. — Что ж, стоит заняться!

— Давность, — пожал плечами Максудов. — Ничего не докажешь.

— А Церковенко-то что? В какой-нибудь афере замешан?

— Нет, нет, — запротестовал Максудов. — Специалист по сейфам.

Оба дела так переплелись, что занимаясь одним, ты автоматически приобщался ко второму. И я изложил Максудову свою просьбу: узнать в Ф. — возможно, даже через жену Забелина, какие у него водятся друзья-знакомые в нашей солнечной столице, а затем справиться у этих друзей-знакомых, где их периферийный приятель. Задание было вполне во вкусе Максудова, во всяком случае, он пообещал к концу дня его выполнить. Видимо, в Ф. существовали позиционные гроссмейстеры областного масштаба.