Bad Romance

За следующий день я прекрасно выспалась, и никакие тревоги мне в этом не помешали. Хорошо, что телефон выключила с вечера, иначе мне не дал бы расслабиться кто-то очень настойчивый с неопределившимся номером. Потом я приняла душ, тщательно вымыла, а позже и уложила волосы и, впервые за очень долгое время принялась за маникюр и педикюр. Как говорила одна моя знакомая: «Попадешь в реанимацию, а у тебя ноги небритые или лак отсутствует на ногтях — умрешь сразу от позора». А в моем случае: попадешь с неухоженными ногами и руками на тот свет, могут и в рай не впустить. Кто сказал, что у них там дрэсскод отсутствует?

Телефон зазвонил, но я не собиралась отвечать — приличные люди свои номера не скрывают. Впрочем, после третьей серии сигналов, плюнула и вызов приняла, решив, что неприличными людьми меня сейчас не испугаешь.

Приятный баритон вежливо поинтересовался, когда же я верну деньги, на что я ответила народным посылом в очень популярном направлении. Баритон вежливости не растерял, но пообещал мне наказание для непослушных девочек. Господи! Сколько можно?! Извращенцы не только в сети, но и в реальной жизни на каждом шагу. Пришлось посылать снова и отключать телефон. Какой мне смысл оставаться на связи, если хорошие новости не грозят ни с какой стороны?

Я сходила в магазин, накупила разных внеплановых вкусностей и устроила нам с тетей Тасей пир не по расписанию. А на завтра пообещала сама себе большую прогулку по Городу: живу рядом с такой красотой и ее не вижу. Полюбуюсь хотя бы перед смертью. Смешно умереть за двести тысяч, правда? Еще смешнее, что их с таким рвением пытается у меня отнять человек, для которого эта сумма вообще ничего не значит.

Город встретил меня свинцовым небом и черными водами рек, впрочем, в этом не было ничего необычного, самая распространенная погода здесь — плохая, переходящая в отвратительную. Скоро реки начнут покрываться слоем льда, а я этого уже не увижу… А может, зря я так впечатлилась? Может, попугают, поймут, что ничего от меня не получат, и отстанут? Ну, поколотят для острастки, ну, полежу в больничке пару месяцев, бесплатную медицину никто еще не отменял. Пусть она и не особенно эффективна, но тем, у кого организм сильный и болезнь не очень страшная, помогает. А я — девушка закаленная, жаль только, сегодня ночью снова замерзла и подцепила очередную ангину. Завтра-послезавтра она перерастет в мучительный бронхит… Если доживу, конечно.

Я зашла в Собор, подумав не о Боге, а о том, что приглашали для строительства архитектурных чудес итальянцев да французов, а ведь наш российский дядечка смог их если и не переплюнуть, то сделать ничуть не хуже. Редко хочу в церковь — не люблю весь этот поповский официоз, но сегодня меня потянуло сюда с непреодолимой силой. Более того, я даже свечки купила и пошла их ставить за упокой души. Ведь если есть загробная жизнь, и если души видят нас после своей смерти, то моим родителям точно нужны спецсредства для успокоения. А почему, собственно, только родителям? Вздохнув, я вытащила из недр сумки побольше наличности и набрала свечек на всех, кто покинул меня. Близкие и дальние родственники, друзья семьи, учителя, все, кого я знала, и кого никогда уже не встречу в этой жизни.

Из Собора вышла, имея в запасе несколько десяток и мелочь — недостаточно даже для того, чтобы купить билет на электричку. Почему-то пришла в голову очередная пессимистическая мысль: «Сегодня мне это и не понадобится». Во, как! Посещение храма вернуло меня к размышлениям о бренности существования. Отбросить грустные мысли! Никто меня не убьет из-за такой ерунды!

Я свернула на набережную, где было потише и не так суетно. Кто-нибудь более разумный и более осторожный, чем я, наверняка удивился бы моей беспечности: спряталась бы дома, заперлась на все замки и не высовывалась. Возможно, так было бы правильно, только я устала прятаться, меня прорвало на безрассудные поступки. Одна за другой возникали идеи все более и более бессмысленные и глупые: написать, все-таки, заявление в милицию, обратиться в прессу, явиться к тому, кто обвиняет меня в воровстве и «поговорить по душам».

Тротуар здесь достаточно узкий, впрочем, как я уже упоминала, и прохожих совсем немного: редкие влюбленные парочки и намного менее редкие собаководы со своими питомцами. Из-за обилия последних приходится периодически напоминать себе поглядывать под ноги. Кто-то рассказывал мне, что лет пять назад, когда за чистотой не следили с нынешним рвением, в подобных местах шага невозможно было ступить, чтобы не нарваться на «ароматные» неприятности. А сейчас еще ничего, хотя хозяев, убирающих за своими питомцами, доводится встречать крайне редко.

Становилось все холоднее, и я чувствовала себя все хуже (как и предполагалось, начала побаливать грудь, и уже пробивало на кашель, не пришлось даже ждать целый день), но продолжала идти вперед с маниакальным упорством. Будто впереди меня что-то или кто-то ждал. Не иначе как светлое будущее, что же еще?

Крупный молодой мужчина заслонил дорогу, нагло глядя мне в лицо, и я поморщилась: не хватало только попыток познакомиться. Я, конечно, мастер противостояния пик-апу, в последнее время такие образчики низов общества клеятся — закачаешься. Этот еще ничего, хотя бы одет прилично и дешевым спиртом не несет за версту. Но у меня нет настроения даже на то, чтобы отшивать его. Пожалуй, лучше будет просто убежать. Осматриваю окрестности, в поисках наиболее удачного пути к бегству и замечаю еще одного мужика, стоящего за моей спиной. Кажется, никто сегодня не собирался зариться на мою неописуемую красоту. Кажется, я попала. И, кажется, дела мои ооочень плохи…

— Вернешь, что взяла по-хорошему? — равнодушно спросил тот, что закрывал мне проход.

— Пошел на х**! — не менее спокойно ответила я. Люблю постоянство. Раз уж начала говорить с ними на определенном языке, стоит ли менять стратегию?

Мое показное спокойствие резко меня покинуло, стоило тяжелому кулаку встретиться с моим лицом, а спине, в тот же момент — с асфальтом. Я уже говорили, что не люблю боль? Пожалуй, я преуменьшила: я ее ненавижу. Особенно, когда болит все сразу. Били меня долго и со вкусом, без суеты, без спешки, можно даже сказать, с достоинством. А я, по непонятной причине, никак не могла закрыть глаза. Была уверена, что если я не буду всего этого видеть, так больно не будет, и не могла, как ни старалась. Поэтому, в мельчайших деталях, до оттенка глаз, до малейших изъянов на коже, до противно торчащих из носа волосков, смогла рассмотреть наклонившегося ко мне мужика.

— Верни флэшку, сука! — отчетливо сказал он, пнул меня на прощание под ребра и пропал. И тут же глаза закрылись сами, безо всяких усилий. На самом деле, сразу стало не так больно.

Глава 4

Я очнулась. Как-то сразу осознала, что вот она я, что я далеко не в раю, что не умерла, а вполне себе жива, хотя, если судить по боли сразу в нескольких местах, не вполне здорова. Впрочем, это меня сейчас не особенно волновало, гораздо важнее был другой вопрос: где я. Возможно ли, чтобы меня похитили? Маловероятно. Все это лечение, кормежка и так далее могут вылиться в нехилую сумму. Ее, конечно, можно приплюсовать к той, что я уже как бы похитила, только больно много возни, и еще неизвестно, какова будет отдача. Прежде всего, стоит определиться, где я. Но и глаза страшно открывать: вдруг рядом с моей постелью окажется та самая бандитская рожа, которая мастерски отделала меня на набережной. Не хотелось бы, чтобы эта картина была первым, что мне удастся лицезреть. Опять же, не уверена, что вторая встреча пройдет в более теплой дружественной обстановке, чем первая.

Итак, попробуем определиться с ситуацией, не спеша обнаруживать себя. Мне не холодно, вокруг явно светло, и лежу я не на бетонном полу и не на соломе, а на кровати, укрытая теплым, даже не колючим, одеялом. Не в каком-нибудь подвале, так что уже хорошо. На больницу тоже не похоже: пусть лекарствами и пахнет, но напрочь отсутствует «аромат» мочи и хлорки. К тому же, в муниципальных больницах не бывает такого мягкого белья, а кровати до сих пор в большинстве с сеткой, прогнувшейся посередине почти до пола. То, что я не дома, понятно и без обдумывания — мне ли не узнать место, в котором прожила последние пару лет? Хочешь, не хочешь, придется идти дальше. Надо рискнуть и открыть глаза. К тому же, за все время, пока я бодрствую, не было никаких признаков того, что я здесь не одна.