Страница 94 из 104
— Топорец на месте. Ты — за мной, — приказал Тарас.
Отошли.
— Как звать?
— Юрко.
— Где ты был ночью пять дней назад?
— Зачем тебе?
— Говори.
— В Горяничах… — после короткого колебания ответил Юрко.
— С кем там встретился? Имя?
— Стефа.
— Что ей передал?
— Сало.
— Что еще?
— Две курицы.
— Живые?
— Нет. Как бы я живых тащил?
— Кто тебе Топорец?
— Брат.
— Родной?
— Ну, какой же.
Точно. Это был тот самый Юрко, разговор которого Тарас слышал ночью. Значит, слышал и Топорец. Вот почему он исчезал ночью, а затем бегал назад в село, искал рожок от автомата… И о какой–то Наталье Николаевне Стефа вспоминала. Кажется, хлопцам можно верить. А как же их старший брат, о котором говорили, что он чуть ли не друг Бандеры?
— Еще у вас брат есть?
— Ясный. Его уже нет…
— Куда делся?
— Немцы повесили.
— Байка… — не поверил Тарас.
— Слово чести, — горячо зашептал Юрко. — Ты, Карась, верь нам. Если хочешь знать, старший брат чуть не убил меня, стрелял, в руку ранил. Нужно спасти Наталью Николаевну. Это золотой человек, а может погибнуть. Понимаешь, Степан был в эсбе этой ночью и освободил всех арестованных. Укажи нам дорогу в партизанский отряд и слово за нас скажи, чтоб поверили. А лучше всего идем с нами. Ты ведь тут на подозрении. Трое нас будет, два автомата и винтовка. Трое мужчин и две женщины. Дойдем, мы здесь места знаем.
Вернулись к Топорцу. Тарас заставил более подробно рассказать об учительнице и о том, что произошло в эсбе.
— Вот что, хлопцы, — сказал он решительно. — Я вам сейчас ничего обещать не могу. Ждите меня здесь.
— Слушай, Карась, не крути, — схватил его за грудь Топорец. — Нам нужен ясный, твердый ответ.
— У меня что — все ответы готовые, в кармане лежат? Если вы мне не верите, то как я могу вам доверять? Сказал — приду. Ждите.
Два окна штабной хаты были освещены. Там возле Вепря дежурили врачи. У крыльца стоял часовой. Тарас прошел мимо, часовой даже не окликнул его. Вояки…
Тополь обрадовался смене, сейчас же пошел отдыхать.
Тарас выждал минуты две и приблизился к окну. Окно было открыто.
— Что случилось? — послышался голос Оксаны, и ее рука приподняла краешек занавески.
— Чепе…
— Выкладывай.
Оксана выслушала рассказ Тараса, не перебивая. Спросила:
— Ты им что–нибудь сказал обо мне?
— Что я, маленький?
— Хорошо, я их отправлю в отряд. При одном условии — пусть прежде уничтожат банду Месяца.
— Так их же только двое… — удивился Тарас.
— Будет трое. Пойдешь с ними. Утром получишь две гранаты. Что молчишь? Испугался?
— Ни капельки.
— Возьмешь Галю. Ей должны быть известны адреса местных подпольщиков, она шла к ним. Может быть, помогут вам. Только при выполнении этого условия я смогу послать в отряд братьев Ясного. Дорога будет легкой. Сбор у хутора Вишневого. Все понятно?
— А как же ты?
Оксана тихо засмеялась:
— Это уж моя забота, друже Карась.
Хлопцы ждали Тараса на том же месте, но объявились не сразу, проверили, не идет ли кто–либо за ним вслед. Сейчас же отошли поглубже в лес. Тарас изложил свое условие. К его удивлению, братья не стали долго обсуждать этот вопрос, колебаться.
— Ну как, Юрко? — спросил Топорец.
— А что тут думать? — загорелся Юрко. — Их сейчас восемь человек. У нас будет две гранаты. Нападем внезапно. Сделаем! Они ведь трусы, слово чести! Привыкли только против безоружных воевать.
Договорились, куда должен будет выйти вечером Тарас. И расстались, обменявшись крепкими рукопожатиями.
31. Сила и твердость веры
Двое ушли от преследования.
Может быть, они оказались самыми храбрыми и ловкими? Нет. Может быть, больше других любили жизнь? Нет. Им просто повезло. Те, кто погиб, прикрыли их отход. Каждый по–своему: Сидоренко сопротивлялся до последнего дыхания и задержал Довбню; окруженец, растерявшийся, бросившийся бежать позже всех, отвлек внимание уцелевших охранников Вепря, стал мишенью для первых автоматных очередей; раненый Колесник залег, отстреливался и задержал погоню; Ахмет уничтожил овчарку.
Ушли власовец и Пантелеймон. Не знали они, почему бежавший впереди них татарин вдруг бросился назад. Этого уже никто не знал. Ахмет не мог оставить раненого друга, хотел ему помочь. Но Колесник понимал, что спасения нет для него, и, сплевывая кровь, зло крикнул товарищу: «Уходи! Прикрою!!» Потому–то Ахмет оказался позади Пантелеймона и власовца, и овчарка настигла именно его. Татарин сумел оторвать ее от себя, схватил искусанными руками за ошейник и размозжил голову свирепого пса о ствол бука. Почти тотчас же его сразила автоматная очередь.
Не знали они, эти двое, как им посчастливилось уйти от смерти, и того, что дуло одного из направленных на них автоматов отвела советская разведчица, смекнувшая раньше сидевших рядом с ней на возу бандеровцев, что это за люди бегут по лесу. Она огрела кнутом лошадей прежде, чем палец бандита нажал курок.
Пантелеймон и власовец знали одно — смерть где–то позади, за плечами, и нужно убегать от нее.
Почти сутки шли они, не останавливаясь надолго, держась северо–восточного направления. Шли молча, как два чутких лесных зверя, то и дело прислушиваясь, зорко поглядывая по сторонам. Власовец нес винтовку на плече. Он был ранен в ногу ниже бедра и сильно хромал, но вначале шагал так быстро, что Пантелеймон едва поспевал за ним. Страх гнал их. Им казалось, что погоня движется по пятам и вот–вот послышится позади нетерпеливый лай овчарки.
Только когда наступила темнота, осмелились сделать короткую остановку. Отдышались. Власовец разорвал рубаху и перевязал ногу. Сейчас же пошли дальше.
На второй день стало ясно, что погони опасаться нечего. Но одна беда сменилась другой — у власовца разболелась рана, каждый шаг давался ему с трудом. Он брел вслед за Пантелеймоном, опираясь на винтовку. Питались яблоками–дичками и ягодами ежевики, какие успевал собирать по пути баптист. Однажды попалось среди леса большое поле. Хлеб был скошен и свезен, но Пантелеймон, ползая на коленях по жнивью, насобирал большой пучок ячменных колосков. В другом месте удалось нарыть картошки. Несколько раз они видели в лесу людей. Крестьяне везли бревна и хворост, женщина с детьми собирала грибы. Но их никто не заметил.
На зорьке спугнули у родничка косулю с детенышами.
— Божье создание… — прошептал Пантелеймон и благостно осклабился, глядя в ту сторону, где скрылись животные.
Когда утолили жажду, обмыли лица, власовец снял повязку, осмотрел рану. Рана была пустяковой, пуля из автомата пробила мякоть, прошла навылет под кожей сантиметра два–три, но тело вокруг сильно вспухло и покраснело. Власовец долго ощупывал кончиками пальцев опухоль. Молодое смуглое лицо его с запавшими глазами и щеками становилось все беспокойнее и мрачнее.
— П–плохи мои дела, — слегка заикаясь, сказал он с тяжелым вздохом. — Придется разводить к–костер.
— Место тут хорошее, глухое, — согласился Пантелеймон, поглядывая вокруг. — Оно бы можно… Так ведь огня у нас нет.
— Найдем. Собери хворосту. П–побольше. Только осторожнее, п–пожалуйста.
Пантелеймон выбрал местечко, опустился на колени и, развязав веревочку, служившую ему ремешком, высыпал из–за пазухи на землю картофель и мелкие румяные яблоки. Через несколько минут он принес к роднику охапку хвороста. Власовец, набросив мундир на голые плечи и вооружившись половинкой лезвия безопасной бритвы, выкраивал из нательной рубахи узкие длинные полосы. То же самое он сделал с подкладкой мундира. Затем хорошенько постирал это тряпье в ручье и повесил на ветви сушить.
Тем временем Пантелеймон натаскал хвороста, старательно уложил его поверх насыпанной на землю картошки. В трех местах снизу пристроил мелкие щепки и кусочки березовой коры. Костер был готов.
Власовец печальным кивком головы одобрил действия своего спутника.