Комната с видом

Тремя месяцами позже, на границе Италии, среди усыпанных цветами Альп, он вторично сделал ей предложение — теперь уже с соблюдением всех формальностей. В этот момент она более чем когда-либо напоминала ему женщину Леонардо. Ее загорелое лицо трудно было разглядеть в тени фантастической скалы. Она обернулась на звук его голоса и оказалась между ним и светом, за ее спиной простиралось обширное плато. Он вернулся домой, отнюдь не чувствуя себя отвергнутым соискателем. Главные чувства и принципы остались непоколебимыми.

И вот теперь он в третий раз сделал ей предложение, и она согласилась, четко и недвусмысленно и в то же время мягко, как всегда, не объясняя причин отсрочки — просто сказала, что любит и постарается сделать его счастливым. Его мать тоже будет довольна: он советовался с ней, она одобрила этот шаг и с нетерпением ждет подробного отчета.

Он проверил, не осталось ли на пальцах желтых следов после рукопожатия Фредди, зажег вторую сигарету и подошел к письменному столу. Там лежало письмо, начинающееся словами: «Дорогая миссис Вайз...», со множеством зачеркиваний. Он тотчас отпрянул и после непродолжительных колебаний, не читая, устроился в другом углу комнаты и начал водить карандашом по бумаге, разложенной на коленях.

Эта вторая сигарета оказалась менее приятной. Сесил оторвался от письма и задумался о том, как сделать гостиную Уинди Корнер более элегантной. Она и так, благодаря виду из окна, производила хорошее впечатление, однако несла на себе отпечаток Тотенхэм Корт Роуд. Он живо представил себе, как автофургоны крупного мебельного магазина «Шул- дред и Мейплз» подъезжают к парадному и оттуда выносят это кресло, эти полированные книжные шкафы и письменный стол... Со стола его мысли перекинулись на письмо миссис Ханичерч. У него не было желания прочесть его — сроду не возникало подобных желаний, — но что-то его все- таки беспокоило. Конечно, он сам дал миссис Ханичерч повод обсуждать его с матерью. Хотел в этой третьей попытке заручиться ее, и не только ее, поддержкой, обеспечить себе тыл перед решающим сражением. Миссис Ханичерч — культурная женщина, но есть тонкости, недоступные ее пониманию, а уж о Фредди и говорить не приходится.

— Фредди еще мальчишка, — размышлял он, — для него я — олицетворение всего, что он презирает. Почему он должен радоваться оттого, что я стану его родственником?

Ханичерчи пользовались в округе уважением, но теперь до Сесила начало доходить, что Люси сделана из другого теста, и, по всей видимости, он должен будет ввести ее в более высокое общество — чем скорее, тем лучше.

— Мистер Биб, — доложила горничная, и в гостиную вошел новый пастор. Он всего лишь несколько месяцев прослужил в деревне Саммер Стрит, но благодаря хвалебным письмам Люси из Флоренции успел завязать дружеские отношения с ее родными.

Сесил окинул его критическим взглядом.

— Вот, мистер Вайз, зашел выпить чаю. Как вы думаете, мои надежды не беспочвенны?

— Думаю, нет. Угощение — это именно то, на что здесь всегда можно рассчитывать. Не садитесь в это кресло: юный Ханичерч оставил там скелет.

— Фу!

— Вот именно... Не понимаю, как миссис Ханичерч это терпит.

Рассматривая скелет отдельно от мебели, Сесил не понимал, что только вместе взятые они вдыхают в гостиную жизнь.

— Так я зашел выпить чаю и обсудить последнюю новостишку. Она стоит того, чтобы немного посплетничать, не правда ли?

— Вы называете это новостишкой? — растерянно спросил Сесил.

— Надеюсь, меня не обскакали? Я встретил по дороге сэра Гарри Отвея. Он купил у мистера Флэка «Сисси с Альбертом»!

— В самом деле? — пробормотал Сесил, приходя в себя. Надо же так опростоволоситься! Разве джентльмен, тем более священник, станет говорить о его помолвке в такой легкомысленной манере? Но напряжение не отпускало, и его мнение о мистере Бибе изменилось к худшему.

— Какое невежество! Неделю прогостить в Уинди Корнер — и не знать «Сисси с Альбертом» — два маленьких смежных домика напротив церкви! Я пожалуюсь на вас миссис Ханичерч.

— Я полный профан в местных делах, — вяло произнес Сесил. — Никак не могу запомнить разницу между приходским советом и органами местного самоуправления. Возможно, тут вообще нет разницы, или это просто неудачные названия. Я всего лишь время от времени выезжаю за город, чтобы повидаться с друзьями и полюбоваться природой. Каюсь, Италия и Лондон — единственные места, где мне не приходится вооружаться терпением.

Расстроенный холодным приемом, оказанным его грандиозной новости, мистер Биб решил сменить тему.

— Послушайте, мистер Вайз, я запамятовал — кто вы по профессии?

— Никто. У меня нет профессии. Это еще одно свидетельство моего нравственного падения. Несмываемый позор на мою голову. Мой подход заключается в том, что, пока я никому не мешаю, я имею право делать то, что хочу. Умом я понимаю, что мой общественный долг — тянуть из людей деньги или всецело отдаться делу, на которое мне совершенно наплевать, но все как-то не могу собраться.

— Везет же вам, — сказал мистер Биб. — Наличие свободного времени — это ли не подарок судьбы!

Он говорил, как подобает священнику, но никак не мог взять верный тон, потому что в душе, подобно всем людям, имеющим постоянное занятие, считал, что и другие должны к этому стремиться.

— Рад, что вы меня одобряете. А то я не могу со спокойной совестью смотреть в глаза нормальным здоровым людям — таким, как Фредди Ханичерч.

— О, Фредди отличный парень!

— Выше всяческих похвал! На таких держится Англия.

Сесил сам себе удивлялся. Почему именно в этот день, как ни в какой другой, в него вселился бес противоречия? Он попытался вернуться на путь праведный, задав нейтральный вопрос о самочувствии матери мистера Биба, пожилой старой дамы, до которой ему не было никакого дела. Потом польстил священнику, похвалив его за широту взглядов и просвещенный подход к философии и искусству.

— А где остальные? — спросил мистер Биб. — Я настаиваю на том, чтобы меня напоили чаем еще до ужина.

— Скорее всего, Энни не потрудилась доложить о вашем прибытии. В этом доме с первого дня пребывания начинаешь вырабатывать в себе терпимость по отношению к слугам. Главный недостаток Энни — привычка переспрашивать, хотя она прекрасно слышит. И ее манера открывать двери ногой. Не могу вспомнить недостатков Мэри, но, уверяю вас, это что-то очень серьезное.

— Я могу напомнить вам главный недостаток Мэри. Она оставляет мусорное ведро на крыльце.

— А Юфимия недостаточно тонко срезает почечный жир.

Они оба покатились со смеху, и дела наконец-то пошли на лад.

— Что до недостатков Фредди... — продолжил Сесил.

— ...их может упомнить только мать. Давайте перейдем к недостаткам мисс Ханичерч, они не столь многочисленны.

— У нее их нет.

— Абсолютно с вами согласен. В настоящий момент у нее их нет.

— Что значит «в настоящий момент»?

— Не сочтите меня циником. Просто я пытаюсь применить к мисс Ханичерч свою излюбленную теорию. Ну разве же они совместимы — неподражаемая игра на фортепьяно и спокойный образ жизни? Подозреваю, что в один прекрасный день она удивит нас и в том, и в другом. Плотина в глубине ее души рухнет, и жизнь и музыка сольются воедино. И тогда мы увидим перед собой героиню — неважно, добрую или злую... Это будет героизм за гранью добра и зла.

Сесил был заинтригован.

— А сейчас вы считаете ее обыкновенной — если говорить о жизни?

— Ну... должен сказать, я встречался с ней только дважды: в Тонбрид- же, когда она ничем не отличалась от других девушек, и во Флоренции.К тому времени как я перебрался в Саммер Стрит, она еще не вернулась из Италии. А вы, как я понимаю, встречались с ней в Риме и Альпах, не так ли? Хотя нет, вы же и раньше были знакомы... Во Флоренции она тоже ничем не отличалась от других, но я ждал чуда...

— Какого чуда?

— С равным успехом вы могли бы спросить меня, какую пьесу она сыграет в следующий раз... Просто у меня появилось такое чувство, что у нее растут крылья и она вот-вот взлетит. Я мог бы показать вам рисунок из моего итальянского дневника: на котором мисс Ханичерч изображена в виде воздушного змея, а мисс Бартлетт держит в руках бечевку. Следующий рисунок: бечевка рвется...