Страница 13 из 64
Когда приступ астмы прошел, Гоняев невесело усмехнулся:
— Пора тебя, Тимофей, назначить моим заместителем. Кончусь вот так, по крайней мере, должность в надежные руки перейдет.
— Мрачно шутите, Иван Васильевич.
— Какие, к дьяволу, могут быть шутки! Мне за шестьдесят, три ранения, астма и радикулит. Полный комплект для кандидата на тот свет. А ты вон какой лось вымахал! Тощеват, правда, но это ничего. Были бы кости, после отъешься.
Гоняев любил капитана Струнина и не скрывал этого даже перед высшим руководством, требуя досрочно присвоить Тимофею очередное звание.
Уехав из управления в Испанию в тридцать восьмом, лейтенант Струнин отлично зарекомендовал себя в борьбе против пятой колонны Франко и, как говорится, пошел в гору, получив после Мадрида назначение в Москву. Гоняев гордился успехами своего питомца и от души радовался, когда Струнин, звоня ему из столицы, спрашивал совета или просто интересовался здоровьем.
Однако вскоре капитан Струнин запросился снова на Урал. Его рапорт удовлетворили, и Струнин прибыл обратно в управление, где в тридцатом году начал службу помощником оперуполномоченного.
— Ну, докладывай, что нового в Нижнеуральске? — уже серьезно спросил Гоняев. — Нащупали что-нибудь?
— Пока нет, товарищ комиссар, — ответил капитан. — Изучаем людей, обстановку. Чтобы дров не наломать…
— Это ты правильно соображаешь. Спешка в нашей работе только врагу на руку.
— Кроме того, товарищ комиссар, — продолжал Струнин, — в деле появились новые исходные данные.
Струнин обстоятельно изложил начальнику управления свой план, и Гоняев, все мысленно взвесив, одобрительно покачал головой.
— Добро, добро, действуй. Весьма возможно, что диверсия на заводе и появление здесь агента в милицейской форме — звенья одной цепочки. Людьми я тебе помогу. И вот еще что: в ближайшие дни в наши края прибудут эшелоны оборонного завода. Обеспечьте безопасность в пути следования и при разгрузке.
— Ясно, — ответил капитан. — Сегодня же примем все необходимые меры.
— Ну, раз тебе все ясно, тогда будь здоров, — сказал Иван Васильевич и встал, шумно отодвинув кресло. — Держи меня в курсе событий. Поехал на доклад в обком.
Уже в дверях комиссар вдруг остановился:
— Татьяна-то твоя как, здорова?
— Вполне, — слегка удивившись такой перемене темы разговора, ответил Струнин. — Работает.
— Привет передавай. Я, думаешь, почему тебя спросил? — загадочно произнес комиссар. — Совсем мы осатанели. Вчера моя старуха надумала мне сюда бульону в кастрюле притащить. Часовой, язви его в душу, ее лично знает и пропустил без всяких. Я в этот момент по лестнице спускаюсь, а она мне навстречу. Мне и в голову не пришло, что это моя Анна заявилась: не узнал жену, понимаешь?! Она меня окликает: «Ваня, Ваня», а я топаю себе как ни в чем не бывало. Конечно, если разобраться, какой же я на службе «Ваня», когда генеральское звание имею? Однако супружница моя всю ночь не спала: ревела, как девчонка. Мораль понял?
— Понял, товарищ комиссар. Учту, — спрятав улыбку, ответил Тимофей и глянул на часы.
«Пожалуй, надо сегодня домой явиться пораньше, завтра же в Нижнеуральск собираюсь, — решил капитан. — Последние ориентировки посмотрю, и домой. А то, действительно, тоже скоро забуду, как жена выглядит».
Глава 9
Приближаясь, немец взял автомат наизготовку и язвительно покачал головой. Коробов понял, что дело плохо.
— Уходи! — крикнул он Вадиму.
Вадим кивнул, покорно взвалил на плечи шпалу и зашагал прочь.
— Хальт! — заорал немец. — Цвай! — и жестом приказал им идти к лесной опушке.
Вадим бросил шпалу и медленно направился к Коробову. Тот стоял и ждал выстрелов. Конвойный усмехнулся: возможность самолично решать вопрос жизни и смерти русских пленных приятно трогала самолюбие.
Быть может, этот торжествующий смешок и погубил его. Вадим внезапно прыгнул на немца. Тот не ожидал нападения и мешком рухнул на землю, судорожно пытаясь развести стиснутые на горле пальцы Вадима.
Коробов удивленно смотрел на добротные сапоги, мелко сучащие по траве. До него не сразу дошел смысл происходящего.
От остальной охраны их прикрывали деревья, и немцы пока не проявляли никакого беспокойства. Конвойный затих и не шевелился. Вадим схватил автомат:
— В лес! В лес! Быстрей!
Коробов замешкался, и это едва не стоило им жизни. Двое конвойных почуяли неладное и побежали к ним, громко топая ногами.
— Скорее, скорее! — яростно прошипел Вадим, толкая Коробова в спину.
— Хальт! — раздался позади резкий окрик, и тут же прогрохотали выстрелы. Пули прошли выше. Вадим обернулся, прикрыл собой Коробова и выпустил в настигавших их немцев длинную очередь. Те пошатнулись и, как подрубленные, ничком уткнулись в землю.
— Теперь уйдем! — выкрикнул Вадим, подбадривая Коробова.
…Шагали они долго и, опасаясь погони, не делали привала. Уже под утро Коробов в изнеможении лег на траву и вытянул сбитые в кровь ноги: не хотелось ни есть, ни пить. Только забыться, скинуть с себя нечеловеческое напряжение этого дня.
Проснулся Коробов от холода и долго не мог сообразить, где он. Потом увидел Вадима и все вспомнил… Тулин, глядя в светлое небо, о чем-то размышлял.
— На партизан бы выйти, — заметив, что спутник не спит, с надеждой сказал он.
— Да, — сев на траве, протянул Коробов. — Вдвоем мы много не навоюем…
— Я вот о чем еще думаю, — уже с горечью продолжал Вадим. — Когда в лагере был, слышал, что наши тех, кто в плену побывал, не очень-то жалуют. Думают, небось, что мы сами с поднятыми руками в плен побежали.
— И так, видно, случается, — согласился Коробов. — Всем в душу не залезешь. Поэтому и подходят с оглядкой…
— Вот и вы то же самое гнете, — сказал Вадим, — а не думаете, что это вас самого задеть может.
— Я думаю, что наши разберутся. Не может быть, чтобы к такому делу без ума подходили.
— Наивный вы человек. Да первым же делом допросят, почему, дескать, раньше не убежал, да и вообще, почему живым в плен сдался?! Надеетесь, что так всему и поверят?
— Ты мне жизнь спас, — веско сказал Коробов. — Если мне поверят — тебя в обиду не дам. Не всем суждено из лагеря вырваться: не так это просто.
— На добром слове, конечно, спасибо, — усмехнулся Вадим. — А все же поначалу лучше бы помолчать насчет плена.
— Ладно, — поднимаясь, заключил Коробов, — после подумаем, как быть. Надо сначала до своих добраться, а то наскочим на немцев, они быстро под твоими сомнениями черту подведут.
Они шли весь день, держа по солнцу направление на северо-восток. На коротеньких привалах собирали ягоды, отдыхали и двигались дальше.
— Больше не могу, — вечером объявил Вадим и уселся на ствол поваленного дерева. — Проклятое плоскостопие!
— Ну вот, а еще воевать собрался, — вздохнул Андрей Иванович.
Вдруг затрещали сучья, и чей-то голос шепеляво скомандовал по-русски:
— Стой! Бросай оружие!
— И так стоим. Сидим даже… — устало отозвался Вадим и отбросил автомат.
— Кто такие?
— Свои… — после небольшой паузы сказал Коробов. — Мой товарищ не может идти.
— Какие еще свои? Пароль!?
— У нас теперь у всех один пароль: «Смерть немецким оккупантам!» — негромко бросил Андрей Иванович, хотя и понимал, что рискует, если они нарвались на полицейских.
— Разговорчивые больно, — уже снисходительно пробормотал голос, и из кустов вылез маленький безбородый старик, держа в руках видавшую виды двустволку.
— Наши! — обрадованно воскликнул Вадим. — Партизаны!
— Не ори, — погрозил ему ружьем старикан и приказал кому-то в кустах:
— Петро, сбегай до командира, а я пока этих лейб-гвардейцев на мушке подержу. Тильки скоренько! Мне тут с ними долго рассиживать недосуг.
— Спасибо, товарищ, — сказал Коробов. — Мы в самом деле свои. Советские.
— Много вас тут теперь ходит «своих», — сердито проворчал старик. — Ну все как есть свои. Тильки в башку не могу взять, из кого фрицы полицаев себе набирают?