Страница 13 из 17
И чутье не подводило опытного антрепренера, «любимца русской публики с 1908 по 1917 г.», хотя он и не мог знать о том, что несколькими днями раньше, в конце августа 1919 года в Москве председатель Совета Народных Комиссаров Владимир Ильич Ульянов (Ленин) подписал декрет о национализации театров и зрелищ.
Владимир Печенкин
КАВЕРЗНОЕ ДЕЛО В ТИХОМ СТОРОЖЦЕ
Из детективных историй
1
Парило. Солнце выгревало из земли остатки весенней влаги. «Частный жилищный сектор» улицы Старомайданной утопал в свежей садовой зелени. Пусто было в это время дня на Старомайданной. Дремали под заборами свиньи, у ворот собаки. На скамеечке, как обычно, сидел дедушка, грел под теплыми лучами свои ревматизмы.
Женя Савченко шел из школы то скорым шагом, то бегом. Его задержала классная руководительница, и теперь он на бегу решал непростую задачу: свернуть ли направо домой, чтобы положить портфель, или налево, к стадиону, где скоро начнется футбол. Но если на стадион, то так и придется до вечера таскать портфель. А если домой, то как бы бабушка не засадила готовить уроки…
Ему не довелось свернуть ни туда, ни сюда. Из двора дома, где живет Колька Гроховенко, вдруг вышел Колькин отец — дядька Федор. Был он то ли пьян, то ли спросонья. Наткнувшись взглядом на Женю Савченко, вздрогнул, попятился. Но узнал, кажется, и попросил хрипло:
— Хлопчик, эй! Беги, хлопчик, в милицию скорийше! У меня в хате человека убили…
По спине у Жени пошли мурашки: на рубахе-то у дядьки Федора — кровь!.. Женя прижал портфель к груди и помчался вдоль Старомайданной.
Майор Авраменко ходил по кабинету, ерошил волосы на затылке и озадаченно поглядывал на младшего сержанта Бевзу. Младший сержант, пользуясь особым положением шофера, привольно посиживал в присутствии начальника — разговор шел на такую тему, при которой допустимо шоферу сидеть, а начальству ходить: разговор шел о рыбалке.
— На Карлушином озере самый теперь жор, — искушал Бевза начальника. Хоть на что берет, и прикармливать не надо. На хлеб, на тесто, на червя — на все. Ну, мабудь, невредно трошки подкормить макухой…
— А макуха есть?
— Все есть. В ассортименте.
— Червей много накопал? Значит, так: я, ты, следователь да еще прокурор с Помощником просятся. Всех, выходит, пятеро, учти.
— За це не турбуйтесь, товарищ майор. Я вам кажу, есть все в ассортименте. Только треба выехать пораньше, чтоб с того берега начать. Там глыбже, рыбы больше.
— Сейчас три часа… Ну-ка, позвоню. Алло! Прокуратура? Лев Михайлович, ты? Слушай, пораньше бы выехать надо, а? До озера два часа с лишком, вечерний бы клев застать. Спроси там своего, как он? Не захочет? У вас что, дел много? А если срочных нету, так чего ж время-то высиживать? Формалист он, твой прокурор. Ладно, ладно, понял. Значит, так: заедем за вами в пять, и чтобы все были готовы.
Он положил трубку.
— Одного опасаюсь, — Бевза обиженно поглядел на телефон, — кабы к вечеру дождя не було. Духота! В перемену погоды рыба аппетит теряет.
— Ну, дождю откуда взяться? — майор выглянул в распахнутое окно и придирчиво осмотрел вполне подходящее для рыбалки небо с редкими несерьезными облачками.
В кабинет без стука вошел дежурный по горотделу:
— Товарищ майор, на Старомайданной вроде бы того… убийство.
— А? Что на Старомайданной? — майор повернулся к дежурному. В тихом их городке, среди бела дня, в пятницу, когда добрым людям на рыбалку ехать… Подрались, что ли?
— Не знаю, товарищ майор. Хлопец тут прибег, говорит, убили кого-то. Как фамилия? — обернулся дежурный в коридор.
— Женя Савченко, — вынырнул оттуда Женя.
— Да нет, как фамилия того дядьки?
— Дядька Федор Гроховенко, у него на рубахе кровь!
Младший сержант Бевза вздохнул и встал — пропала рыбалка. Майор Авраменко еще с полминуты смотрел на Женю, потом схватил трубку:
— Алло! Прокуратура? Погоди, Лев Михалыч, не до рыбалки уже. Прокурор пришел? Звони в «Скорую», сейчас к вам заеду, на Старомайданной происшествие. Какое? Ну, там увидим. За следователем сейчас пошлю кого-нибудь, он за мормышем ушел. Эх, ловить нам, да не рыбу…
Старомайданная еще пребывала в безмятежном дремотном покое, и дед на скамейке потирал колени в ватных стеженых штанах. Однако едва «скорая помощь» и милицейский «газик» затормозили возле гроховенковского дома, улица проснулась: из окон высунулись старушечьи головы, из-за плетней завыглядывали хозяйки, кое-где скрипнули калитки. Старомайданная, да и весь тихий городок Сторожец не могли похвалиться обилием детективных случаев, и если Федор Гроховенко опять подрался с жинкой, так на это уже стоит посмотреть. Только разве его жинка не в больнице?
Федор Гроховенко понуро сидел на ступеньке крыльца. Когда милиция во двор вошла, он встал и страдальчески сморщился. Его трясло от страха и выходящего хмеля.
— Ну, что тут у вас опять, Гроховенко? — сердито спросил майор Авраменко.
— Таке дило зробылось, товарищ майор, таке дило… — затянул Федор козлиным тенорком.
— Какое дело? Говори толком.
— Гошку Божнюка убили, товарищ майор…
— Так. Кто убил?
— Зиновий, товарищ майор!
— Какой Зиновий?
— Та я ж кажу, Зиновий Машихин. Сперва скандалил, а потом…
— Где он?
— Убег, товарищ майор.
— А потерпевший где?
— В хате у меня, на кухне…
— Ну, пойдем.
Не зря трясло Федора — в кухне на полу, залитом кровью, лежал вниз лицом маленький тучный человечек в синей выцветшей спецовке. Рядом валялся узкий, сточенный кухонный нож — видимо, орудие убийства. На столе порожние бутылки, стаканы, куски хлеба, луковицы, огрызки огурцов.
— Да-а… — протянул майор. — Когда произошло?
— То я не можу знать… — простонал Федор, держась обеими руками за голову.
— Как не можешь знать? Ты-то где был при этом? Почему у тебя на руках кровь, на рубахе вон тоже?
— Так я ж думал, Гошка-то живой еще, я ж хотел помощь ему оказать! А як произошло, того не могу знать, потому что не бачил того… Жинка моя в больнице лежит. Ну, мы туточки и выпили трошки…
— Кто — мы?
— Я, Гоша, ну и Зиновий, шоб ему сказиться. Выпили и поскандалили трошки. Потом я уснул вот тут, за столом. А як проснулся, то Гоша уже убитый, а Зиновий убег.
— Еще кто-нибудь был с вами?
— Никого, товарищ майор. Втроем трошки выпили…
— Оно видать, что «трошки». Следователь сейчас подойдет, займемся, товарищи. Доктор, что скажете?
Длинный, сухопарый врач «скорой помощи» уже произвел поверхностный осмотр тела и вытирал руки марлей, взятой у бледной юной медсестрички, робевшей у двери.
— Смерть наступила примерно час назад от колотой раны в области шеи с повреждением жизненно важных кровеносных сосудов, при обильном кровотечении. Ну а более подробно — после вскрытия.
Помощник прокурора, солидный парень с бородкой, недавно назначенный в Сторожец после окончания института, занялся осмотром места происшествия. Сам прокурор с майором Авраменко перешли из кухни в горницу и приступили к допросу Федора Гроховенко. А инспектор уголовного розыска Кутов с милиционером отправились искать сбежавшего Зиновия Машихина.
— Далеко уйти не мог, — напутствовал их Авраменко. — Но уйдет, если не проявите оперативность. Так что, проявите… Понятно? Чтоб через полчаса Машихин был здесь! Дело-то, в общем, ясное…
Действительно, дело, хотя и скверное, не казалось сложным. Работники милиции хорошо знали эту непутевую, часто пьющую и скандалящую троицу. Шофер Федор Гроховенко судим дважды: в первый раз за автомобильную аварию, второй — за избиение жены. Потерпевший Георгий Божнюк тоже имел судимость и еще одну заимел бы — накануне поступило на него заявление с обвинением в хулиганстве и краже. Хотели заводить дело, да вот не успели. Третий собутыльник, Зиновий Машихин, жил в Сторожце всего год или, пожалуй, немногим больше, его знали хуже, потому что ничем он особенно не выделялся, кроме разве способности в любое время суток быть неизменно под хмельком. Так его и считали в городе тихим, безвредным пьяницей, не то что убить, но и подраться по-хорошему не способным, хотя в свои сорок лет выглядел он крепким и здоровым. За румяность все его звали Зиня Красный. Цветущий вид не мешал, однако, Зиновию жаловаться на многие хворобы и под этим предлогом работать через пень-колоду. Где только он ни пытался «честно трудиться», и отовсюду его увольняли за прогулы. Зиня Красный тем не менее не унывал и пил свою горькую.