Страница 72 из 101
— Я!
— Готовь капсулу!
— Уже готова. Кто полетит?
— Параграф пятый. Письмо пошлем! Разрешаю вскрыть сейф «зет».
— Сейф «зет» уже вскрыт.
— Уже вскрыт? Кто приказал?
— Механик Запа.
— Два наряда вне очереди! Ассенизационный отсек драить.
— Мастер!..
— Три наряда вне очереди! Начинаю отсчет. Десять… Девять…
— Разрешите доложить мастер, капсула уже запущена.
— Кто?!!
— Механик За…
— Десять нарядов вне очереди!!! Отключить всех кибер-уборщиков! Механику все палубы языком вылизывать! Бородой мести!
— Мастер!
— Я сказал — бородой!!!
— А она идет, родненькая!
— Глядите, «гантеля» реагирует!
Серебристая капсула вплотную приблизилась к чужому кораблю, сбросила скорость и зависла рядом. В ней под толстым слоем металлопласта лежало первое в истории земной цивилизации дошедшее до адресата письмо к космическим братьям. Большая платиновая пластина, покрытая рисунками и символами, рассказывающими о людях Земли, и миниатюрный фонограф с записями лучшей музыки, созданной композиторами планеты. Это был стандартный «контакт-комплект», без которого не уходил в Глубокий Космос ни один сверхсветовик.
Не подававший признаков жизни чужой корабль вдруг дрогнул. Прямо из обшивки его выдвинулся эластичный захват, нежно обнял капсулу и вернулся обратно.
— Теперь понятно, почему не видно люков! — восторженно воскликнул штурман. — Мозговитые мужики! Нам до такого еще расти да расти! Интересно, куда они двигатели упрятали?
— Не отвлекайся, Джон! Такой ответственный момент…
— Мастер, что-то она мне напоминает.
— Не отвлекайтесь, механик! Слушайте эфир. Появится музыка нашего фонографа — доложите. Это знак, что капсулу вскрыли.
— Держу пари, мастер, что не будет музыки!
— Как это не будет? Объяснитесь, Запа!
— А вот так! Не вскрывая, сожрет!
— Кто сожрет?
— «Гантеля».
— Тьфу, ерунда какая! Всем доложить полную готовность!
— В эфире — одни шумы.
— У пушек — порядок.
— Готов к действиям.
— Штурман! Магнитной! В двадцатую нагрузки! А-агонь!!! Т-ррррр-р-р-р-ррррррр-юююююююююююю-ю-ю-ю-ю-ю-ю.
— Штурман!!! Отставить!!!
— Так он же вашим голосом!
— Запа, под трибунал пойдете! Брудершафт, приказываю взять под стражу механика! Убийца!
— Не убийца, мастер, а акушерка. Смотрите, «гантеля» уже делится.
— Она действительно делится, мастер!
Подстегнутая магнитным хлыстом, «гантеля» тем временем вздрогнула, юлой завертелась на месте и неожиданно лопнула пополам. Два неправильных шара, не переставая вращаться, полетели в разные стороны.
— Родила, родимая! — не скрывая эмоций, закричал в микрофон Иштван. — Смотрите, обе половинки уже совсем круглые. Вот улепетывают!
— Ну и везет вам, механик! Трибунал пока отставим. Но — сорок нарядов, а по возвращении — вон с корабля! Чтобы духу не было!
— Но, мастер!
— Пятьдесят нарядов! — устало прохрипел Тоонельт.
Когда он, пошатываясь, отошел, робот приблизился к Запе и тихо спросил:
— Как же ты догадался, Иштван? — В его голосе сквозила грустная зависть.
— Ерунда, — отвечал ему бледный Запа. — Просто эта «гантеля» как две капли воды походила на амебу во время деления. И мечется абсолютно хаотично, и перемычка между шарами все время утоньшается. А мне не завидуй. Донатас меня выгонит.
— Не выгонит, Иштван. Ты же его ни разу не подводил по-настоящему. Я знаю, как он тобой дорожит. А наряды… Подумаешь, пятьдесят суток. Я тебе помогать буду.
— Сначала метелку отрасти, помощничек! — в голосе Запы звучала невольная нежность.
— Эх, поймать бы одну амебу! — донесся из микрофона голос штурмана.
— Да разве за ними сейчас угонишься?!
— Как мы удачно поспели. Она бы разделилась и в две глотки слопала бы наш астероид.
— Об астероиде-то и забыли. Этот, что ли? Ну и астероид у вас, ребята!
— Пошли к ним, — сказал роботу Иштван. — На астероид полюбуемся, а заодно и прощенье вымолить попробуем!
— Я уже смотрел на астероид. Хороший астероид, гладенький.
Как и полагается хорошему руководителю, Донатас был немного перестраховщиком. Поэтому он не торопился наговорить запись в бортжурнал. Окажись эта штука естественного происхождения — на Земле потом срама не оберешься. Хорошо еще, если Запа в порту не разболтает подробностей про историю со «звездной амебой». А то прилипнет к Тоонельту какое-нибудь обидное прозвище. Вот уже год, как командор Берг с легкой Запиной руки проходит под кодовым прозвищем «Окорок». А все потому, что… да лучше такое и не вспоминать! Убоится ли начальственного гнева бойкий на язык Иштван на сей раз, можно только гадать.
А механик уже тут как тут, и коварная ухмылочка в бороде, а о пятидесяти нарядах — ни снов, ни думы.
— Жребий тянуть будем?
— Да иди ты! — рявкнул на него Донатас.
— Есть! — коротко ответил механик и, щелкнув каблуками, пошел из рубки.
— Э-эй, ты куда? — Тоонельт удивился такому безоговорочному подчинению штрафника и даже подумал с присущей ему мягкотелостью, не скостить ли бедолаге пару нарядиков.
— Как куда? — спокойно ответил Запа. — Согласно вашему приказу — в разведку!
— Ну, ты нагле-ец! — В Донатасе медленно просыпался зверь.
— Так вы отменяете свой приказ? — невинно помаргивая, спросил механик.
— Я тебя в другое место послал!
— Так не ходить?
— Иди. Шут с тобой! — зверь в Донатасе умер, так и не проснувшись. Запа улыбнулся и вышел, сопровождаемый Брудершафтом.
— Значит, снова выклянчил, — констатировал из своего кресла Джон, тщетно пытаясь казаться равнодушным. Штурман знал тайну. Ему до слез жалко было добрейшего Тоонельта, но он не имел права вступиться за него. Не имел он права и раскрыть командиру этот секрет. Он знал, что еще сопливым гардемарином его друг и сокурсник Иштван был всецело поглощен идеей развития независимой личности у роботов. Только когда кибер перестанет быть рабом законов роботехники, когда они станут для него не догмой, а моралью, когда мышление его освободится от шор и робот почувствует себя индивидуумом, он из слуги станет настоящим другом человека, бескорыстным, как собака, и преданным, как любящая женщина.
Общежитский кибер-камердинер Тихон, кибер-кулинар учебного клипера «Пальмира» Бон Аппетит, роботы сопровождения Самсон, Геркулес и Сепулька с субсветовиков, на которых проходил службу Запа, координирующий мозг с рудовоза «Тит Петиримов — первопроходец Юпитера» и вот теперь — Брудершафт были его учениками. Полностью игнорируя «хирургическое» вмешательство в психику своих подопечных, Запа обучал их независимости поведения и мышления на своем примере. Пытаясь сломить в роботах слепую веру в авторитеты, Иштван прослыл среди звездных капитанов «божьим наказанием» и был отовсюду изгнан. Только Тоонельт почему-то вот уже больше года терпел его на корабле. Жалко Донатаса, но нельзя нарушить чистоту Запиного эксперимента. Брудершафт сразу заметит, если ему станут подыгрывать.
Но одного не знал штурман: командор подыгрывал Иштвану с первых дней его прихода на корабль. Он давно понял цели механика и с интересом ждал результатов, стоически снося иногда далеко не безобидные выходки Иштвана. И ему нравилось отыскивать в старине Брудершафте новые черточки, задатки будущей личности, не человека, но уже и не машины.
— Ну, мы пошли? — спросил динамик голосом Запы.
— Счастливого похода! — пожелал ему капитан.
Протянув за собой голубую нитку плазмы, Иштван выплыл на гладь экрана и пополз по ней, как паук, на встречу с большой белой мухой. За ним таким же паучишкой прокатился Брудершафт.
— Это большая ледышка, ребята, оч-чень большая ледышка, — сказал Запа, залихватски присвистнув. — И не просто ледышка. Сейчас мы ее!
Это были последние слова механика. Джон и Донатас не успели ничего сообразить, как белая ледяная муха забилась в паутине, заметалась по экрану и вдруг сгинула без световых эффектов, как галлюцинация. Просто исчезла. Экран опустел. Среди неподвижных звезд не было теперь никакого движения. Муха унесла серебряных «пауков» с собой в Неведомое.