Страница 66 из 103
— Посмотри-ка вон там…
— Есть! Ну-ка…
В окулярах бинокля промелькнули мокрые безлистые веточки, у самой воды травянистый берег. Стой! Поднимая и опуская лиственную завесу, под берегом колыхался зеленый борт машины. Вода спала, и ивняк оказался выше его обычного уровня.
— Вон! — выкинул руку Рудольф, передавая бинокль капитану.
— Вижу! Ну, «вон»… а дальше что? Как брать? Стрелять, говоришь, нельзя, а догоним — таранить? Сами поломаемся… Да и не догнать!.. Ты бы знал, как он водит, — это тебе не Коля Скринкин!
— А если попытаться загнать в болотину?
— Соображаешь! Как говорит Жора. Давай попробуем.
Крохаль видел блеск стекол и то, как оба дружно опустились в люки. БТР пошел в воду.
— Щенки! Сучье отродье! Был бы у меня крупнокалиберный! Ну нате, ловите!
И началась гонка.
Извилистая, с крутыми берегами река била то в порог, то в перекат.
Крохаль стартовал позже, и расстояние между машинами сократилось до ста-ста пятидесяти метров.
Одну излучину с низкими берегами прошли посуху. И снова плюхнулись в воду. Разрыв то сокращался, то увеличивался. Но в одном широком месте Крохаль услышал лязг железа. Он обернулся — Зоя вылезала из люка.
— Стой! Куда?! Застрелю! — Крохаль сорвался с сиденья и нырком достал Зою, ухватив за рукав.
— Смотрите, что-то происходит! — крикнула свесившаяся в боковой люк Наташа.
И в самом деле, БТР с бортовым номером триста девяносто семь стал описывать пологую кривую, и, когда повернулся бортом, все увидели, как полуобнаженная фигура, вырываясь из своей одежды, вывалилась из люка и упала в воду. Крохаль высунулся с пистолетом в руке, но неуправляемый БТР шел уже против течения. Не помня себя от ярости, Рудольф припал к пулемету, развернул башню и нажал гашетку. Пули взбили фонтанчики воды и ближе-ближе ударили по лобовой, а затем по бортовой броне, прошивая насквозь железную коробку! Он откинулся от прицела, сполз в кресло и вдруг увидел белое пятно, плывущее к берегу. Зоя ныряла и вновь выплывала, уверенно гребла к высокому берегу.
Командирский БТР без башни, с номером 397 на борту, начал было погружаться в воду, но, коснувшись колесами ила, встал неподвижно…
А по шоссе потоком шли бронемашины, бульдозеры, понтоны, разгоняя встречных зверей и людей.
И только воронье летело вслед за машинами. Оно не знало основ ядерной физики, просто там была их воронья пища. И это был их конец.
Серая мгла стояла над землей. Высокое майское солнце едва просвечивало бледным, белесым пятном, почти не давая тени. Непрерывно дул ледяной ветер, выстилая грядами песка неузнаваемо изменившуюся территорию расположения полка.
От главного крыльца бывшего централа, забранного досками в виде тамбура, во все стороны тянулись крытые траншеи и туннели, обитые поверх настила брезентом, снятым с танков. Там, где вихрь пытался задрать обшивку, в землю были вбиты колья с накрепко прибитыми к ним досками. Горбатые мостки через траншеи для прохода по ним тяжелой техники обозначали направления старых, переметенных нынче землей, дорог. Причудливое переплетение песчаных наносов с хребтами подземных ходов казалось паутиной, опутавшей городок за долгую бесснежную зиму.
Из дальнего конца крытого коридора, доходящего до обрыва у самой реки, вышли четыре фигуры в защитных костюмах с доской типа носилок. Передние опустили свой конец на самом краю пропасти, а задние, наоборот, подняли доску, и с нее соскользнул длинный сверток, зашитый в простыню. Люди аккуратно смели метелочкой прилипшую к дереву пыль и скрылись в проходе, ежась от мороза и плотно притворив за собой дверь.
В тамбуре туннеля горела малюсенькая коптилка с фитилем, опущенным в бутылку со смесью бензина и отработанного масла. Однако большой плакат с черепом и костями «Отряхни пыль» был хорошо виден. Люди, сидя на скамейках, аккуратно сняли обрезки бахил, которые были надеты на галоши, и, широко перешагнув на деревянный настил, вытерли обувь тряпками, и встряхнулись, как мокрые собаки. Пройдя метров триста по слабо освещенному проходу, они очутились в другом тамбуре, где поснимали друг с друга костюмы, а затем ополоснули руки в ведре с водой, стоявшем на железной печурке.
— Когда воду меняли? — спросил худой бородатый мужчина, в котором с трудом можно было узнать Рудольфа.
— Да какая разница? — раздраженно буркнул другой бородач — лейтенант Авдеев. — Ты что, жить, что ли, собрался?
— Пока живу — надеюсь…
— Он и вправду надеется! — прогудел Ефим. — Он теперь это всегда по-русски говорит. Раньше-то по-латински шпарил…
— Между прочим, кроме надежды, у нас есть еще и обязательства, — свистящим хрипом заговорил Тяжелов. — Не так ли, Рудольф Викентьевич?
Тот мрачно кивнул в ответ и насухо вытер руки.
— И вы согласны с моими предложениями? — наступал старик.
— Нет, с предложениями не согласен, так как, кроме себя, не вижу подходящей кандидатуры, а вы предлагаете три направления.
— Обсудим у начальства, — усмехнулся ученый. — «Кто сказал, что сгорела земля. Нет, она затаилась на время»…
— Пошли?..
Они поднялись из полуподземного помещения по широкой времянке на бывшее крыльцо перед вестибюлем, которое было превращено с помощью досок и брезента в просторный неотапливаемый холл. Скупо приоткрыли главные, тяжелые двери в вестибюль, сплошь обитые войлоком. Белый лист стенной газеты «Возрождение» занимал широкий простенок между дверями главного коридора и боковой — дежурки.
По знакомой лесенке они спустились в подвал, где в их бывшей комнате была размещена штаб-квартира Репнина и Метелева.
— А, «мозговая элита»! Так, кажется, именовал вас «атомный Наполеон», — мрачно пошутил секретарь. — Кого сегодня хоронили?
— Лахонину, — разжал губы Рудольф.
— Вот как? Отчего умерла? Она же не была облучена? — удивился полковник.
— Ухитрилась! Около тысячи рентген схватила — грелась тайком у большой печки… — криво усмехнулся в бороду Лоскутов.
— Так ведь предупреждали же всех, что там накапливаются радиоактивные остатки. И золу аккуратно выгребали, — как-то неуверенно пробормотал Метелев.
— Мне кажется, здесь все уже убедились в бесполезности каких-либо «предупреждений»! Можно подумать, будто генералам и политикам не объясняли, что нельзя воевать этой пакостью!.. — снова завелся Рудольф.
— А вы злопамятный… — вздохнул секретарь.
— Виноват! Я понимаю всю несостоятельность…
— Не паясничайте! Что предлагаете? — оборвал он Лоскутова.
— По случаю чего?
— По случаю печи…
— Бетона бы найти… — посерьезнел враз Рудольф. — Плит бы каких да цемента мешков пять.
— Поищите… Мальчик знает? — переменил старший тему разговора.
— Нет, скрываем, — отозвался Константин Аристархович.
— Где похоронили? Под берегом?..
— Так точно, товарищ первый секретарь, — щелкнул каблуками Авдеев. — Только там уже мало места. Вроде затора — громоздятся доверху. Не было бы эпидемии…
— Эпидемии? — изумился Тяжелов. — Я же, Вася, объяснял, что тепло на земле появится через несколько лет, когда уже всех нас не будет в живых…
— Объясняли-то объясняли, да только все это — теория… хоть и научная.. — жалко улыбаясь, говорил старлей.
— Вы видите, профессор, какая вера в жизнь у людей? — наставительно начал Владимир Владимирович. — Не надо их расхолаживать!
— Если бы всех вас «расхолодили бы» хотя бы год назад — этой истории с нами бы не случилось! — снова запальчиво выкрикнул Рудольф.
— Ну хорошо, хорошо… Вы, кажется, пришли сюда не для споров…
— Нет, я пришел предупредить вас, что буду готовить БМП для поиска какой-нибудь передвижной буровой установки. Вы, надеюсь, приняли к сведению, что дебит воды в наших колодцах упал?
— Да. Но почему такой агрессивный тон? Садитесь, пожалуйста…
— Потому, что мы как «мозговая элита» надеемся на большее понимание или хотя бы доверие, — уже более спокойно продолжал Рудольф. — Время не ждет — земля с каждым днем промерзает все глубже. Не найдем в июне — июле подземное озеро — всем конец… И поймите, мы спорим не ради увлекательной полемики. Мы точно знаем, что произойдет в ближайшем будущем. И нам не до амбиций и престижа.