Страница 59 из 103
— Прости, Алеша. Ну, пошли.
Луч фонаря заскользил по пыльным стенам, выхватил винтовую лестницу наверх, прямо с площадки — длинный туннель…
— «Система коридорная»… — тихонечко пропел Тяжелов. Он дошел до заколоченной двери, стал прислушиваться к голосу за ней, как вдруг до него донесся крик Алеши.
Входную дверь в подвал пытались открыть, и когда Тяжелов плюхнулся на кровать, рядом с ним бесшумно сел мальчик.
— Снимите штормовку, — шепнул он и юркнул под одеяло.
Вошел Крохаль с лейтенантом Кудриным, осмотрел подозрительно спящих, затем дошел до комнаты адъютанта, потрогал дверь.
— Гляди за ними в оба! Идеалисты проклятые, интеллигенция! Я вернусь днем, часам к десяти. Снаружи поставь часового. Завтрак не раньше девяти — принесешь сам. Ключ отцепи от связки, положи вместе с верхним, дежурному не отдавай! Скажи: я не велел! — И они вышли.
— Слышали?! Завтрак в девять! Константин Аристархович! Он раньше не придет! Ей-богу! Этот гад уйдет, а тому будет лень, я знаю, у нас такие во дворе…
— Какие?…
— Ну, такие, парни, пижоны подвидные… Вы идите туда, смотрите… А что вы там видели? — глаза мальчишки заблестели любопытством.
— Видишь ли, здесь когда-то была настоящая тюрьма… Я начинаю понимать… Там лестница наверх и глухой коридор с дверью в комнату…
— Как у Буратино.
— Нет, наоборот! Начальник тюрьмы тайком ходил на допросы, да и арестованного можно было тайком увести из кабинета в подвал и убить. А потом все замуровали, чтобы без огласки. Ну, я пошел!
Крохаль нервно ходил по своему пустому кабинету, отвечая на непрестанные звонки телефонов.
Время уходило зря. С одной стороны, по селам надо было ехать немедленно, с другой — где разместить две тысячи человек? Да еще под охраной. В том, что охрана нужна, сомнений не было: кто-то не поедет добровольно, кто-то побежит в самоволку. Приказ о мобилизации женщин призывного возраста выглядел не очень убедительно. Хотя?!… Была и третья, самая опасная проблема — город. Доверить такое дело столь малым силам, да еще без собственного присмотра? Но людей нет!
Будь он законным командиром полка, все было бы проще, через сутки-другие всем станет ясно — их исключительное положение определяется границами нового «государства», и тогда здоровое большинство будет за него. Утром часов в десять надо будет выступить по радио перед личным составом полка! И тогда будь что будет! В крайнем случае можно уйти за реку, на север, с верными ребятами и с Раисой! Конечно, в этом есть доля авантюризма! Ха! Доля… А разве Наполеон и Петр I не были авантюристами?! Но… у них были люди-сподвижники. А ты ходи вот тут и бормочи про себя. А время идет. Секундная стрелка на его великолепном заграничном хронометре, купленном в столичной комиссионке, так и выпрыгивает вперед и вперед. А если самому в город? Три часа — туда, три — обратно, а там сколько?.. Сейчас два ноль-ноль! А! Была не была…
Крохаль сжал трубку:
— Дежурный… Это Крохаль. Мой БТР к штабу с НЗ на два отделения, ручной пулемет, три боекомплекта и восемь костюмов — я убываю в город в штаб дивизии. Готовность десять минут. За меня — зам по строевой. Всё! Эй, майор, я оставлю записку на столе, найди его и передай! Времени в обрез… Да еще пусть подготовит списки тех, у кого там родственники!
Извилистое, только местами спрямленное шоссе ныряло с горки на горку, и в темноте осенней ночи, высветленной багровыми заревами близких и далеких пожаров, фара поминутно нащупывала препятствия. То лося, то обезумевшую от скачки лошадь с повозкой, то кучу оборванных, обгорелых людей. Никто не просил помощи, никто не останавливался — все рвались на север, навстречу холодному ветерку, который то вдруг сбивался горячим шквалом со стороны, то снова нес всему живому спасительную прохладу. Давно началась зона радиоактивности. Очки противогазов запотевали, но Лоскутов неотрывно смотрел на идущее навстречу страдание, и чем дальше, тем меньше оставалось в нем его былой равнодушной самоуверенности супермена, тем больше тревога захлестывала его сердце. В горле стоял тугой комок, из которого росла жалость, любовь… и ярость, свирепая ярость к тому, кто все это сделал, к тому, кто посадил его сюда, к тому, кто сопел рядом и за спиной, собираясь усилить, довершить уже содеянное зло…
На дороге возникла какая-то груда придавленного железа, под которой блеснула черно-багровая лужа.
— Мотоцикл давнули! — сквозь рев мотора и гулкий ток в ушах прозвучал в шлемофоне глухой голос Николая.
— Кто?!
— Да танки…
Танки они догнали уже в пригороде. Две черные стремительные черепахи, не задерживаясь у мелких препятствий, ринулись в огромный, ревущий костер, который еще вечером был веселым миллионным городом.
Кругом пылало, взрывалось, рушилось, и только от развалин, где уже все прогорало, шел черный ядовитый дым. Герметичные машины, включив фары-прожектора, нырнули в огненно-дымную вьюгу, а БТР, точно стукнувшись о закрытые перед носом двери, резко затормозил перед страшным въездом в улицу.
— Здесь не проехать! — прохрипело в шлемофоне. — Показывай, куда еще можно?
Но город стал неузнаваем.
— Давай вправо, попробуем со стороны проспекта — там дома пониже были, а деревья… Нет их.
БТР, поминутно натыкаясь на обломки стен, автомашин, объезжая завалы и обгорелые трупы, медленно въехал на черную асфальтовую дорожку, проходившую еще накануне в тени огромных, вековых лип, от которых теперь остались только острые головни стволов, чадящими огнями обозначившие как взлетную полосу трехкилометровый путь к центру города. Единственным препятствием здесь были только тела людей, застигнутых на месте внезапным ударом или выползавших сюда на свободное место в надежде не быть погребенными под рушащимися домами.
Поначалу БТР обходил их, а затем пошел напрямик, подпрыгивая при столкновении. Один раз из-под колес раздался крик, и вот тут Лоскутов не выдержал.
— Убью… — схватился он за баранку и тут же почувствовал резкий рывок за воротник. Это Тиша?
— Ладно! — прохрипело в шлемофоне.
БТР снова начал петлять. Около домов, в развалинах изредка мелькали, пробегая, похожие на чертей люди с поросячьими рыльцами противогазов. Они кого-то куда-то тащили, а один раз вывели из почти целого нижнего этажа троих парней в обычной одежде, сорвали с них противогазы, прикладами автоматов сбили их с ног у стены и в упор высадили в ползающие на коленях фигуры по полмагазина патронов.
— Вон, война списывает! — перекрывая грохот, злорадно крикнул Рудольф.
После этой сцены Скринкин еще тщательнее объезжал трупы, и Тихон забился в самый зад машины и перестал смотреть в щели и амбразуры.
Здание облисполкома, под которым находился архив, стояло в центре старой части города, где под большим сквером еще во времена Хрущева был вырыт подземный комплекс бункеров. В них разместились обком, облисполком, штаб гражданской обороны, радиостанции, радиотрансляционный узел и другие учреждения, которые должны были управлять всеми событиями в так называемый особый период.
И вот этот период наступил. По скверу деловито, как трактор на посевной, прохаживались два танка, склонив стволы к самой земле и время от времени вбивая снаряд в какой-либо замеченный бетонный или кирпичный бугорок. Огромные стволы изрыгали грохот и пламя, а щебенка, поднятая в воздух, еще долго барабанила по броне. Час назад, мимоходом, один из танков послал пару осколочных в главный подъезд исполкома, когда там обозначилось какое-то движение.
Скринкин, подстроив рацию, закричал в шлемофон:
— Товарищ капитан, это мы, свои, Коля Скринкин…
— Ладно, Коля, понял! Валяй дальше! — зашуршало в наушниках.
— Заезжай во двор, здесь все разворотили, — прокричал Лоскутов.
БТР, грохоча по битому кирпичу, въехал в тесный двор исполкома. Двухэтажное здание бывшего женского епархиального училища с честью выдержало испытание. Взрывной волной со стороны двора вбило внутрь все окна и двери. Сбросило на асфальт уличной стоянки автомобилей крышу, выломило кусок достроенной позже стены.