Страница 21 из 103
— Много?
— На твой век хватит…
— Почему бы тебе не приехать ко мне? — предложил «Доха».
— На железку для меня дорога заказана. Теперь мне надо осесть на дно. Месяца на четыре. Дашь деньги, разбежимся в разные стороны. Я пять-шесть дней по тайге и… на юг, а ты обратно в норку.
— Теперь ясно, — вымученно засмеялся «Доха», — почему ты меня в такую глушь… Я уж думал, что не доберусь сюда. Столько лет прошло…
— Но ведь добрался…
— У меня память, как у фотоаппарата. Деньги я тебе дам. Не обижу. Мы с тобой старые друзья. Грех таких терять. Где у тебя камни?
— В свое время, — ответил Локтев. — Вначале с этим закончим.
— Желательно, — согласился «Доха». — И побыстрее…
— А ты все-таки трусишь, — скептически произнес Локтев.
— Мне туда неохота, — ответил «Доха». — Я не из той породы. Я волю люблю. А лагерная баланда… Уволь. Пусть другие хлебают.
— Ладно, давай к делу, — сказал Локтев. — По ходу дела обсудим. Ты бы дверь прикрыл. Дует…
И, прежде чем «Доха» успел что-либо сообразить, Локтем сам появился возле двери. Но вместо того, чтобы сразу захлопнуть ее, распахнул дверь настежь, подозрительно вглядываясь в темноту.
Спрятаться в пристрое было некуда, и мы сразу же оказались с Локтевым лицом к лицу. Глаза Локтева округлились. Челюсть отвисла.
Но только мгновение длилась эта растерянность. Отпрянув от двери, Локтев судорожным движением попытался выхватить из-за пояса револьвер.
Медлить было нельзя. Одним прыжком преодолев пространство, отделявшее нас от Локтева, я схватил его за руку и повалил на пол. Сверху навалился Ханов.
Колесов, метнувшись к «Дохе», прижал его к печке. Оглушительно грохнул ружейный выстрел. Пискунов, перепрыгнув через нас, бросился помогать Колесову.
Через минуту все было кончено.
Вездеход лихо подкатил к самому срубу и так напоследок рявкнул мотором, что эхо долго гоняло этот звук между вершин сосен, дробя его на части.
Из кабины высунулся радист.
— Товарищ Антонов! — закричал он. — Вам телеграмма из Горноуральска! Два часа, как принял…
Я подошел к вездеходу.
— Вот, — протянул мне лист бумаги радист. — Я тут накарябал… Разберетесь?
— Разберусь… — Я бегло при свете фар прочел радиограмму и сунул ее в карман.
Из сруба вывели «Доху» и усадили в вездеходе. Я вернулся в дом.
Локтев сидел на скамье около грубо сколоченного стола.
— Ну, что, гражданин Локтев, поговорим? — предложил Пискунов.
— Поговорим, — усталым, тусклым голосом сказал Локтев. — Поговорим…
— Какое отношение вы имеете к Мигалевой? — спросил я.
— Самое прямое, — криво усмехнулся Локтев и, кивнув на мешочек с изъятым у него золотом, добавил: — Это итог нашего общения.
— А подробнее можно? — попросил Ханов.
— Когда человека берут с поличным, все остальное не имеет значения.
— Но что-то все-таки имеет хоть какое-то значение? — спросил я.
Локтев пристально посмотрел на меня.
— Что именно?..
— Например, ваше нежелание делиться с Мигалевой и остальными частью украденного…
— Я же говорю, теперь это не имеет значения, — повторил Локтев.
— А камни? Мне помнится, вы буквально пять минут назад упоминали о каких-то камнях. Я думаю, это не простые булыжники с мостовой?
— Вот это не ваше дело! — зло выкрикнул Локтев.
— Допустим, — согласился я. — А фамилия Круглов Ефим Гаврилович вам о чем-нибудь говорит?
Лицо Локтева покрылось бледностью.
— Отвечайте… Ефим Гаврилович.
Локтев, опустив голову, молчал.
— Камни у вас? — наконец спросил он.
— К сожалению… — пожал я плечами.
— А Зинаида?.. Как она там? — встрепенулся Круглов.
Теперь настала моя очередь молчать. Я не знал, как сказать Круглову о смерти его жены. То, что передо мной сидел именно Круглов, я был уверен на все сто. Во-первых, совпадало отчество, которым величал его «Доха». И во-вторых, телеграмма из Горноуральска подтверждала, что Круглова Зинаида была некогда замужем за Кругловым Ефимом Гавриловичем, впоследствии неоднократно судимым за хищения золота и драгоценных камней. Среди множества фамилий, которые он иногда носил, фамилии Локтева не было, но зато имелась в телеграмме довольно характерная примета: у Круглова отсутствовали два пальца на левой руке. Безымянный и мизинец. Теперь все эти приметы уже не имели существенного значения. Своим вопросом: «А Зинаида?.. Как она там?..» он сам развеял все наши сомнения. Теперь мы даже догадывались о причине убийства Кругловой. Неясным оставалось лишь одно: каким образом Епифанову стало известно, что у Локтева-Круглова в Горноуральске живет жена и что у нее могут находиться на хранении драгоценные камни, ведь о наличии мужа у Кругловой не знали даже ее самые близкие друзья и знакомые, и его существование ей удавалось скрывать на протяжении почти двух десятков лет. Опытные преступники, а Круглов был именно таким, всегда имеют заначки на черный день. Обычно это золото и драгоценности. И хранят их, как правило, в надежном месте. Чаще всего у человека, которому беспредельно доверяют и который ради этого доверия готов пойти на отшельничество и самопожертвование. Круглова так и поступала. Сорвалась она лишь в последние два года, очевидно, утратив всякую надежду на возвращение мужа. О причине столь резкой перемены в поведении Кругловой мы не знали. Догадываться можно было лишь об одном — главном. Она до конца выполнила данное ею когда-то слово — хранить порученное мужем, пожертвовав при этом своей жизнью.
Круглов выжидательно смотрел на меня.
— К сожалению, Ефим Гаврилович, я должен сообщить вам тяжелую весть, — сказал я. — Вашей жены… уже нет в живых…
— Нет в живых?.. — свистящим шепотом переспросил Круглов. — Она умерла…
— Ее убили, — сказал Ханов.
— Убили?.. — вновь переспросил Круглов. — Убили?..
Ему вдруг стало плохо. Он схватился рукой за горло. На лбу выступила испарина.
Колесов сгреб со стола флягу с водой и протянул Круглову.
— Пейте…
Круглов резко оттолкнул руку, глаза его налились гневом.
— Кто?! — закричал он, вскакивая со скамьи. — Кто?!
— Надо полагать, Епифанов, — ответил Пискунов.
Круглова била лихорадка.
— Епифанов? — с трудом выдавил он. — Я… я такого не знаю…
— Гребнев Арнольд Полиектович, — сказал я, заглянув в текст радиограммы. — Этот человек вам более знаком, не так ли?
Круглов устало опустился на скамью. Изогнулся вопросительным знаком и затих.
— Соберитесь с мыслями и внесите ясность во все наши вопросы, — сказал Пискунов. — Время терпит…
Молчание длилось минут тридцать. За это время мы по очереди выходили на улицу подышать свежим воздухом и прогнать неожиданно навалившуюся дремоту.
— В общем, так, — наконец сказал он. — О Каменском прииске я узнал в колонии. Отбывать к тому времени мне осталось несколько месяцев. Подумалось, возьму в последний раз крупный куш и завяжу. В мои годы пришла пора становиться в тихую гавань. Но тут возник второй неразрешимый вопрос. Куда и кому сбыть золото? По старым связям идти не хотелось. Они почти все были засвечены. А это — верная гибель. Вот тут и подвернулся Гребнев. С его слов выходило, что есть у него сеструха, которая могла бы дать немалую сумму за приличную партию золота. Но только за партию. На мелочи, мол, она не разменивается. Меня такой оборот вполне устраивал. Ударили по рукам, побожились. Перед самым освобождением Гребнев дал мне адрес своей сеструхи. Она, оказывается, жила на станции Гора.
— Приехала сюда одиннадцать месяцев назад, — подсказал Пискунов.
— Я тогда об этом не знал, — кивнул Круглов. — Ясность наступила гораздо позже. А тогда, в апреле… Заехал я к Зинаиде в Горноуральск. Ночью, как вор. И застал у нее полный разврат. Бабы, мужики… Пьянки, драки… Поговорили мы тогда трудно. Провел я у нее всего несколько часов, а утром уехал на станцию Гора к Мигалевой. Документы у меня были на имя Локтева. Паспорт, трудовая… Короче, тут полный порядок.