Страница 22 из 80
Чертовщина! Проснулся — даже губы пересохли: ишь, во что превратился рассказ подводника, услышанный в госпитале. Ну что ж, не только н а с, но и в а с, гады, тоже!..
Иллюминатор светился, будто жемчужная луна, обод часов на переборке мерцал голубыми бликами. Стрелки вытянулись в струнку, приветствуя начало утра.
«Шесть ноль-ноль... Когда же я просыпался вот так в последний раз? Не будят, не беспокоят. Может, я превратился в «персона грата» после ночных подвигов? — подумалось с легкой насмешкой: вспомнился почтительный взгляд рулевого и лица лейтенантов. Тот, молоденький, который еще «суб», выловил командирского вестового, проводившего потом Арлекина в эту каюту. Корректные офицеры! Не помешали командовать чужаку-русаку! Или сдерживал комплекс вины? Как же... Бросили мостик, то-се. Есть о чем задуматься мужикам и мне, кстати, тоже. Хотя бы о дальнейшем: куда меня занесет это самое дальнейшее? А мне так хочется к родным берегам, к тебе, Красотуля, слышишь?»
Ах, мама Адесса, синий океан...
Далеко Красотуля... За морями, за волнами, за фиордами норвежскими, за лесами финскими, за фронтами российскими. Впрочем, почему за фронтами? Скорей всего, на них. Вернее, на одном из них. Последнее письмо — из санитарного поезда. При нем, значит.
При мысли о санитарных поездах, пропахших лекарствами и гнилостными запахами застарелых ран, снова вспомнился случайный сосед-подводник, отравленный испарениями электролита. Травленый-отравленный, да не до смерти! Спасло их чудо, и чудо это — выдержка и мастерство командира. Ну, и везение тоже... «Чего ж этой ночью не хватило О’Греди? Выдержки, мастерства или счастья?» — спросил сам себя, без любопытства разглядывая каюту.
Голая какая-то и нежилая, хотя вроде бы все на месте. И вдруг понял, что каюта эта — убитого старпома. Пока Арлекин прохлаждался в чистой постели, ее хозяин лежал где-то в глубине фрегата, довольствуясь простынью и навсегда отрешившись от моря и «Черуэлла», от этой голой каморки, в которую больше н и к о г д а не войдет.
«Война — океан скорби, и я — не единственный пловец в его суровых водах. Тонет один, другой обязан добраться до цели. Этот — на дне, О’Греди еще на плаву, я тоже плыву. Надеюсь, и фрегат достигнет берега... — Владимир оделся, приподнял на столе конус салфетки: бутерброды и банка с пивом. Аппетита не было, но жестянку опростал с удовольствием. — Странная тишина... Будто и не было бурной ночи. А может, потому и тишина, что ночка темная была? Фрегат-то, кажется, ползет на одном двигуне!..»
Набросив салфетку на остатки завтрака, повесил полотенце на квадратное, в ореховой рамке, зеркало: ночевать, конечно, вернется, но день пусть повисит. Так, говорят, положено.
На мостике встретили сдержанно, но в молчании моряков чувствовалось нечто похожее на уважительную признательность. На вахте был тот же пожилой лейтенант. Очевидно, не менялся с ночи. Однако запавшие щеки успел выскоблить до синевы, отметил мимоходом, поздоровавшись с ним и первый делом спросив о состоянии командира.
— Слаб, но — в сознании. Хочет видеть вас, — ответил офицер, — но прежде, если позволите, я задержу вас на две-три минуты.
Они прошли на «веранду».
— Вам известно, что мы направлялись в Ливерпуль?.. Теперь положение изменилось. Вал...
— Заклинило все-таки?
— Да. Левый. Но и правый едва жив. Трудно сказать, надолго ли хватит опорного подшипника... — Лейтенант сморщился, как от кислого. — Впрочем, вопрос в другом... — Он потер щеку. Заметив, что собеседник слишком пристально разглядывает горизонт, оживился. — Это Оркнейские острова. Северо-западная кромка. Отсюда рукой подать до Скапа-Флоу. Вероятно, знаете, что в тамошней бухте база нашего флота?
— Еще бы...
— База флота, но нет ремонтной базы, — скаламбурил лейтенант. — В Скапа обычно стоят линкоры и тяжелые крейсеры, которые уходят на ремонт в метрополию, куда, собственно, добирались и мы, пока не изменились обстоятельства. Боюсь, «Черуэллу» не добраться своим ходом до Ливерпуля. Мы идем в Скапа-Флоу, вы — отправитесь в Керкуолл, административный центр архипелага.
— Но если в Скапа нет ремонтной базы, то...
— Час назад получено радио, что в бухту пришла плавучая ремонтная мастерская. Тяжелым кораблям от нее мало проку, но в Скапа стоят и подлодки. Мастерская специальная — на ней корпусники и водолазы. Думается, они нам помогут.
— Значит, «Черуэлл» сейчас направляется в этот...
Кё... Кё...
— Нет, мы не идем в Керкуолл, — улыбнулся лейтенант, — мы вынуждены отказаться даже от этого — лишние мили. Вас примет на борт катер береговой охраны и доставит в Южную гавань Керкуолла. Оттуда — всего несколько миль до центра города.
— Несколько миль... А сколько миль до Лондона?
— До Лондона — самолетом. Когда? Это уж как повезет, — собеседник пожал плечами, не желая вдаваться в подробности, которых, скорее всего, и не знал. — А сейчас идите к командиру. У него доктор. Поинтересуйтесь у эскулапа — он недавно летал в Лондон с архипелага.
...Воспаленный взгляд запавших глаз, осунувшееся лицо, желтый лоб, стиснутый бинтами, — так выглядел О’Греди. Но глаза его, в траурной кайме, блеснули, увидев вошедшего.
— Понаслышан... — Голос сиплый, пересохшие губы потрескались от внутреннего жара; доктор вскочил из-за стола — поднес ко рту О’Греди чашку с водой, оттеснив посетителя. Тот сел в стороне, приподнял брови: уж так, мол, получилось, что пришлось покомандовать и, спрашивая взглядом, как-де чувствует себя лейтенант-коммандер, взглянул на эскулапа. Тот встопорщил плечами халат.
— Говори... Чего мнешься... — О’Греди прикрыл глаза.
— Предплечье, сэр... — Доктор покосился на раненого, но тот лежал спокойно, словно ничего не слышал. — Раздроблена правая лопатка... Пуля в легком, ну и... так, мелочи, — стащил с переносицы очки и, по-куриному склонив голову чуть ли не к плечу, оценивающе взглянул на О’Греди. — Сейчас главное — покой. Не утомляйте его разговором, сэр!
— Иди!.. Больше всего меня утомляешь ты... Я устал от твоих забот... — Лейтенант-коммандер открыл глаза и, когда доктор исчез, криво улыбнулся: — Нарвался бульдог на наковальню: хвост отвалился и морда — всмятку...
— Хвост, положим, в детстве укорачивают, — бодренько заметил Владимир, потому что шутка О’Греди слишком уж смахивала на самобичевание командира фрегата, а это совсем ни к чему.
— Хвост — да, но морде от этого не легче, — поморщился раненый. — Ну ладно... Все это пустая болтовня. Да-да!.. Вам — спасибо. Расстанемся скоро, но вряд ли забудем прошедшую ночь, а?
— Если не будет других. Или... более приятных.
— Два слова о дальнейшем. — Каждое слово давалось О’Греди с трудом, и Владимир поднялся, но лейтенант-коммандер удержал его. — Как выяснилось, Маскем не сообщил на берег о вашем присутствии на «Абердине» и о последующих событиях. — Помолчал, собираясь с силами, — я это сделал и, кажется, всех удивил... Надеюсь, русское посольство уже поставлено в известность, а Маскем... Он будет п р и я т н о удивлен таким поворотом событий. — О’Греди очень устал, но все-таки закончил: — Обдумайте свое поведение в недалеком будущем. Возможно, у вас еще будут осложнения...
Доктор поджидал на трапе.
— Как он вам? — поинтересовался с тревогой. — Плох?
— Мне кажется, выкарабкается, — улыбнулся Владимир, вынужденный успокаивать доктора, а не наоборот, как следовало бы предположить, — вашими усилиями, доктор, выкарабкается и встанет на ноги. Гм... Посоветуйте, как добраться до Лондона. Говорят, вы недавно летали с архипелага?
— Недавно? Чушь! — Очки возмущенно блеснули. — Я летал полгода назад — словно бы в другой жизни, по нынешним временам. Сообщение с Лондоном, предупреждаю, — он взял собеседника за локоть, — от случая к случаю, как повезет. Вам зарезервирован номер в гостинице Керкуолла. В городе, это необходимо знать, есть и военные и гражданские власти, имеется телефонная связь с метрополией. На месте и прикинете, что предпринять.