Страница 13 из 66
услышать в патриархальных бостонских домах, где старики и старухи сидят у
камелька и погружаются в воспоминания о прошлом, неодобрительно качая
головой, как только услышат, что кто-нибудь размечтался о настоящем или о
будущем.
Однажды утром, в тот самый день, когда “Полярная звезда” должна была
отправиться в свое второе плавание на Файал, жители города увидели, как
капитан этого славного судна выходил из своего дома на Ганновер-стрит. На
нем были щегольской синий мундир из тонкого сукна с золотым позументом по
швам и на петлях, расшитый алый жилет, треуголка с широким золотым галуном и
кортик с серебряной рукояткой. Но, облачись доблестный капитан в пышные
одежды принца или, напротив, в лохмотья нищего попрошайки, ничего бы не
изменилось, ибо все внимание жителей сосредоточилось на спутнице капитана, опиравшейся на его руку. Увидев ее на улице, прохожие останавливались и, протирая глаза, либо бросались в сторону, уступая дорогу, либо застывали на
месте от удивления, словно обратившись в дерево или мрамор.
- Посмотрите, посмотрите! - воскликнул один из них дрожащим от
возбуждения голосом. - Да это же она!
- Она?! - удивленно переспросил другой, только накануне прибывший в
город. - Кого вы имеете в виду? Я вижу только капитана в парадной форме и
молодую леди в чужеземном платье с букетом чудесных цветов на шляпе. Клянусь
честью, я еще не встречал такой прелестной женщины!
- Это она, она самая! - повторял первый. - Статуя Драуна ожила!
Свершилось чудо! По улице, в одежде, развеваемой утренним ветерком, шло
деревянное изваяние Драуна, то освещенное солнцем, то скрываемое тенью домов
- те же лицо, фигура, одежда, которыми так недавно любовались посетители в
мастерской резчика! Даже роскошные цветы, вплоть до самого крохотного
лепестка, являлись точной копией тех, что были на статуе Драуна, только
сейчас их хрупкая красота ожила, и они грациозно покачивались при каждом ее
движении. Широкая золотая цепочка, точь-в-точь такая, как на статуе, сверкала при каждом вздохе, вздымавшем грудь, которую она украшала; настоящий бриллиант сверкал у нее на пальце. В правой руке она держала
инкрустированный жемчугом веер черного дерева, которым обмахивалась с
чарующим кокетством, так гармонировавшим с ее красотой и нарядом. Лицо ее, поражавшее белизной кожи и нежным румянцем, имело то же задорно-насмешливое
выражение, что и лицо деревянной статуи, только сейчас на нем сменялось
множество оттенков, напоминавших игру солнечных лучей в струях ключа. В ее
облике было столько неземного и вместе с тем вполне реального, а кроме того, она так напоминала скульптуру Драуна, что люди терялись в догадках -
превратилось ли волшебное дерево в некий дух или оно обрело теплоту и
нежность плоти настоящей женщины.
- Одно несомненно, - пробормотал пуританин старого закала, - Драун
продал душу дьяволу, и веселый капитан Ханнеуэлл принял участие в этой
сделке.
- А я, - сказал, услышав его слова, молодой человек, - готов стать
третьей жертвой дьявола за один ее поцелуй.
- И я, - воскликнул Копли, - за право написать о нее портрет!
Между тем статуя, или видение, сопровождаемая храбрым капитаном, пройдя
Ганновер-стрит, углубилась в узкие переулки, которые пересекают эту часть
города, и, оставив позади себя Энн-стрит и Док-сквер, направилась к
мастерской Драуна, находившейся на самом берегу моря. Толпа, следовавшая за
ней, все возрастала. Никогда еще чудо не совершалось при таком ярком дневном
свете и в присутствии такого множества свидетелей. Прелестная незнакомка, понимая, что она является предметом все возрастающего внимания и толков
толпы, была раздражена и несколько смущена этим обстоятельством, но
беззаботная живость и насмешливо-задорное выражение не покидало ее лица.
Заметили только, что она обмахивалась веером с такой лихорадочностью в
движениях, что несколько хрупких пластинок, из которых он был составлен, не
выдержали и сломались.
Добравшись до дверей мастерской, которые капитан предупредительно
распахнул перед нею, прекрасное видение задержалось на мгновение у порога и, приняв позу статуи, бросило на толпу взгляд, полный задорного кокетства, в
котором все узнали выражение фигуры из дерева. Затем и она и кавалер ее
исчезли.
- Ах! - вырвалось у толпы единым вздохом.
- Солнце померкло с ее исчезновением, - промолвил какой-то молодой
человек.
Но старики, чьи воспоминания уходили ко временам колдуний, только
покачивали головами и говорили, что наши далекие предки сочли бы святым
делом предать огню эту дубовую особу.
- Если только она не плод воображения, я должен еще раз увидеть ее
лицо! - воскликнул Копли, бросившись в мастерскую Драуна.
Здесь на обычном своем месте, в углу, стояла статуя, которая, как
показалось ему, уставилась на вошедшего с тем же задорно-насмешливым
выражением, с каким минуту назад рассматривала толпу. Резчик, который
находился возле своего произведения, чинил прекрасный веер, по странной
случайности оказавшийся сломанным в ее руках. Никакой женщины в мастерской
не было, а статуя, которая была так похожа на нее, оставалась недвижимой. Не
видно было и солнечных лучей, обманчивая игра которых могла ввести в
заблуждение толпу на улице. Исчез и капитан Ханнеуэлл. Правда, его
огрубевший от морского ветра голос был слышен за другой дверью, выходившей
прямо на воду:
- Садитесь на корму, миледи, а вы, увальни, приналягте на весла и мигом
доставьте нас на корабль. - Вслед за этими словами раздался мерный всплеск
весел по воде.
- Драун, - сказал Копли с понимающей улыбкой, - вы поистине счастливый
человек. Какой живописец или скульптор имел когда-либо подобную модель?
Неудивительно, что она вдохновила вас и вначале создала художника, чтобы он
впоследствии создал ее изображение.
Драун обернулся к нему, на его лице были видны следы слез, но то
выражение одухотворенности, которое ранее преображало его, исчезло. Перед
Копли стоял прежний бесстрастный ремесленник.
- Я плохо понимаю, о чем вы говорите, мистер Копли, - проговорил он, поднося руку ко лбу. - Эта статуя… Неужели это моя работа? Если это так, то я создал ее в каком-то бреду. А сейчас, когда я пришел в себя, мне
необходимо закончить вон ту фигуру адмирала Вернона.
С этими словами он вернулся к работе над лицом одного из своих
деревянных детищ, закончив его с той бесстрастностью ремесленника, от
которой уже не мог отказаться до конца своих дней.
Все остальные годы жизни он посвятил этому ремеслу, составив им себе
состояние, и к старости стал почетным членом местной церковной общины, в
книгах которой и упоминается под именем старосты Драуна, резчика. Одно из
его многочисленных произведений, статуя индейского вождя, раззолоченная
сверху донизу, в течение более полувека венчала башню Губернаторского дома, подобно огненному ангелу ослепляя каждого, кто глядел на нее. Другое изделие
почтенного старосты - статуэтку его друга, капитана Ханнеуэлла, держащего в
руке подзорную трубу и квадрант, можно увидеть и по сей день на углу
Брод-стрит и Стейт-стрит в лавке мастера навигационных инструментов, где она
с успехом заменяет вывеску. Глядя на недостатки этой нелепой, потемневшей от
времени фигурки, нельзя понять, как мог ее автором быть человек, некогда
создавший из дуба столь совершенный образ женщины, если только не
предположить, что в каждом из нас заложены способности к творчеству, фантазия и талант, которые в зависимости от обстоятельств или получают свое
развитие, или так и остаются погребенными под маской тупости вплоть до
перехода в иное бытие. Что касается нашего друга Драуна, в нем этот