Великий карбункул

Натаниэль Готорн. Великий карбункул

(Тайна Белых гор)

В давно минувшие времена на скалистом склоне одной из Хрустальных гор

расположились как-то вечерней порой несколько путников, решивших отдохнуть

после изнурительных и бесплодных поисков Великого карбункула. Они не были ни

друзьями, ни товарищами по общему делу - каждого из них, если не считать

одну юную чету, привело сюда страстное себялюбивое стремление найти этот

чудесный камень. И все же, по-видимому, они считали себя связанными узами

братства, так как совместными усилиями сложили из веток грубое подобие

шалаша и развели огромный костер из обломков сосен, увлеченных вниз по

течению бурным Амонусаком, на пологом берегу которого они намеревались

провести ночь. Пожалуй, лишь один из путников был настолько одержим

всепоглощающей страстью к поискам, что, чуждый всем естественным чувствам, не выказал ни малейших признаков радости, увидев в этом глухом и пустынном

месте, куда они забрели, человеческие лица. Огромное безлюдное пространство

отделяло их от ближайшего поселения, а не больше чем в миле над их головами

проходила та суровая граница, где горы сбрасывают косматый покров леса и

вершины их либо кутаются в облака, либо, обнаженные, четко вырисовываются

высоко в небе. Рев Амонусака показался бы невыносимым одинокому страннику, случись ему подслушать беседу горного потока с ветром.

Путешественники обменялись радушными приветствиями и пригласили друг

друга в шалаш, где все были хозяевами и каждый гостем всех остальных.

Выложив каждый свои припасы на плоскую скалу, они принялись за общую

трапезу, к концу которой почувствовали себя добрыми друзьями, хотя это

сознание омрачалось предчувствием того, что наутро, возобновив поиски

Великого карбункула, они снова станут чужими друг другу. Семеро мужчин и

одна молодая женщина сидели рядом, греясь у костра, который пылающей стеной

вырастал у входа в шалаш. Неверный отблеск пламени освещал несхожие и

разноликие фигуры собравшихся, которые в пляшущих бликах огня казались

карикатурами на самих себя, и, глядя друг на друга, путники единодушно

пришли к заключению, что более странное общество никогда еще не собиралось

ни в городе, ни в глуши, ни в горах, ни на равнинах.

Старший из них, человек лет шестидесяти, высокий и сухощавый, с

обветренным лицом, был закутан в шкуры диких зверей, обличью которых он, должно быть, подражал, поскольку олени, волки и медведи давно уже стали

самыми близкими его друзьями. По рассказам индейцев, это был один из тех

несчастных, в которых Великий карбункул породил с самой ранней юности своего

рода безумие и для кого единственным смыслом жизни стали исступленные поиски

этого камня. Все, кому пришлось побывать в этих краях, называли его

Искателем, и настоящего имени его никто не знал. Никто уже не мог вспомнить, когда он принялся разыскивать драгоценность, и в долине Сако даже сложили

легенду о том, что за свою неутолимую страсть он осужден вечно скитаться в

горах в поисках Великого карбункула, встречая каждый восход солнца

лихорадочной надеждой, а каждый закат - безутешным отчаянием. Рядом со

злополучным Искателем сидел пожилой человечек в шляпе с высокой тульей, несколько напоминавшей тигель. Это был некий доктор Какафодель из далеких

заморских стран, который за время своих занятий химией и алхимией иссох и

прокоптился, как мумия, потому что ни на минуту не отходил от горна, вдыхая

вредоносные пары. Трудно сказать, справедливо или нет, но про него говорили, что в начале своих исследований он, выпустив из собственного тела самую

драгоценную часть своей крови, израсходовал ее вместе с другими неоценимыми

ингредиентами на один неудавшийся опыт и с тех пор навсегда потерял

здоровье. Третьим был господин Икебод Пигснорт - богатый купец и член

бостонского городского управления, старейшина церкви знаменитого мистера

Нортона. Враги мистера Пигснорта распространяли о нем нелепые слухи, утверждая, будто он любил после утренней и вечерней молитвы, раздевшись

донага, часами валяться в груде шиллингов с изображением сосны - первых

серебряных денег в Массачусетсе. Имени четвертого, о ком нам следует

сказать, никто из присутствующих не знал, и он отличался главным образом

желчной усмешкой, все время кривившей его худое лицо, да огромными очками, благодаря которым все окружающее воспринималось этим джентльменом в

искаженном, утратившем естественные краски виде. Имя пятого тоже осталось

неизвестным, и это тем более досадно, что, как выяснилось, он был поэтом.

Глаза у него сияли, но сам он казался весьма заморенным, что, впрочем, являлось более чем понятным, принимая во внимание его обычный рацион, состоявший, по утверждению некоторых, из туманов, утренней мглы и клочка

первой попавшейся тучки, иногда сдобренной приправой из лунного света, если

его удавалось раздобыть. Немудрено, что его поэтические излияния изрядно

отдавали всеми этими деликатесами. Шестым был сидевший в стороне от

остальных молодой человек с надменным лицом, в украшенной перьями шляпе, которую он не пожелал снять, хотя здесь были люди постарше его; в света

костра поблескивала богатая вышивка на его одежде и вспыхивали драгоценные

камни на эфесе шпаги. Это был лорд де Вир, про которого рассказывали, что у

себя в замке он проводил все время в фамильном склепе, тревожа бренные

останки своих предков и отыскивая среди костей и праха свидетельства их

земной славы и могущества, чтобы помимо собственного тщеславия он мог бы

похвалиться всем тщеславием своего рода.

И, наконец, в числе путников был красивый и скромно одетый молодой

человек, а рядом с ним сидела юная особа; нежный бутон ее девичьей

скромности едва начал распускаться в пышный цветок женской любви. Его звали

Мэтью, а ее - Хэнна, и эти безыскусственные имена как нельзя лучше подходили

к молодой чете, выглядевшей до странности неуместно среди причудливого

сборища маньяков, одержимых безумной мечтой о Великом карбункуле.

Эта пестрая кучка искателей приключений, собравшихся под одной крышей и

гревшихся у одного костра, была настолько захвачена одним стремлением, что, о чем бы ни заходил разговор, он под конец непременно озарялся блеском

Великого карбункула. Кое-кто из них рассказал о том, какие обстоятельства

привели его сюда. Один услышал об удивительном камне из уст чужестранца, и

тотчас им овладела страстная жажда взглянуть на это сокровище, утолить

которую могло только ослепительное сияние карбункула. Другой еще в те

времена, когда в этих краях побывал знаменитый капитан Смит, заметил его

яркое сверкание далеко в море и не знал покоя до тех пор, пока не отправился

на поиски. Третий, заночевав однажды во время охоты в сорока милях от Белых

гор, проснулся среди ночи и увидел Великий карбункул, пылающий словно

метеор, так что от его света под деревьями протянулись длинные тени. Путники

вспоминали о бесчисленных попытках найти сокровище и о роковой силе, которая

до сих пор неминуемо вставала на пути всякого, кто посягал на него, хотя, казалось, не так уж трудно было обнаружить источник света, почти не

уступающий по яркости солнцу и затмевающий луну. При этом каждый из

собравшихся презрительно усмехался, слушая, когда кто-нибудь другой

высказывал дерзкую надежду на то, что в будущем ему посчастливится больше

прежнего, а сам с трудом скрывал затаенную в глубине души уверенность, что

судьба улыбнется именно ему. Словно желая умерить свои слишком пылкие мечты, они вспомнили об индейском поверье, по которому за Великим карбункулом

неусыпно следит некий дух. Он сбивает с пути всякого, кто пытается его