Драгоценный камень

— И мне жаль, — сказал Андрей.

Он вышел из палатки и через несколько минут вернулся, волоча за собой оба рюкзака с собранными пробами. Потом вытащил из планшета схемы картографа и положил их на стол.

— Мне жаль, что вы и на этот раз промахнулись! — Он снова уселся верхом на стул, достал папиросу и спокойно закурил. Это была первая папироса с тех пор, как он семь дней назад вышел из лагеря. — И относительно прошлого вы ошиблись, и теперешний ваш прогноз неверен. Хотя мне очень неловко поправлять такого исследователя, как вы, позвольте вам сказать: в вашем прогнозе нет ни одного процента истины. Он целиком ошибочен.

Он встал со стула, открыл оба рюкзака, потом постучал пальцем по стопке схем.

— Это геодезические схемы всего района X. Тридцать штук. Когда вы перенесете их на общий план района, вы получите полную картину расположения и направления рудоносных жил. Каждому отмеченному месту соответствует проба. — Он показал на рюкзаки. — На этикетках я проставил те же номера, что на схемах, так что картина совершенно ясна.

— Постой! — прервал его Вылю Власев, пятясь и обходя стол. — Что ты хочешь сказать? Что ты обследовал весь район?

Андрей смял недокуренную папироску и выбросил ее из палатки. Он ничего не ответил.

— Ты разыгрываешь ту же комедию, что у Слави Спиридонова, так, что ли?

— Район обследован по градусам, веерообразно, с точностью до минуты.

Он сдул с рукава пепел от папиросы и вышел на улицу.

Перед входом в конусовидную одиночную палатку Андрея стояла лаборантка. Увидев его, она прижала руки к груди и вдруг побледнела.

— Никаких происшествий, — улыбнулся ей Андрей. Потом, всмотревшись в ее лицо, спросил: — А ты не болела?

— Почему ты вернулся? — шепнула она. И покачала головой: — Это нехорошо! Надо было выдержать до конца!

— Да? — Андрей зевнул. — До конца! — Он снял куртку, потянулся. — Вот что, — сказал он, — дай несколько таблеток аспирина Делчо Эневу. И чай ему завари, если можно. Вообще это нехорошо, что ты болела.

Андрей вытянулся на полотнище, служившем палатке полом, и закрыл глаза.

— Это, наверно, от погоды... Конечно, от погоды... Что я тебе хотел сказать?

Голос его затих.

Она присела на корточки, склонилась над его головой,

— Что?

Но он уже глубоко дышал — заснул.

Она поднялась, огляделась, увидела в углу палатки свое одеяло из мериносовой шерсти. Развернула его и, закусив губу, чтобы потише дышать, заботливо укрыла Андрея.

Только выйдя из палатки, она перевела дыхание и тут увидела сторожа. Он стоял по ту сторону дороги и махал ей рукой.

— Главный тебя зовет! — крикнул он.

А «главный», уткнувшись носом в схемы и не поднимая на нее глаз, сердито пробормотал:

— Говорит: исследовал весь район. Сказки! Он вообще фантазер. Но зачем он вводит людей в заблуждение? Я уверен, что половина этих проб — самый обыкновенный щебень!

— Я сейчас начну проверку! — сказала лаборантка и вспыхнула.

— Будь внимательна! — Вылю Власев поднял палец. — В оба смотри! — Он помолчал. — Впрочем, я просмотрю эти схемы и приду тебе помогу. А пока начинай!

На другое утро Вылю Власев заварил в большом кофейнике кофе и послал сторожа за Андреем. Когда геолог вошел в палатку, он кивнул ему, чтобы тот сел рядом, налил ему чашку кофе и сдержанно улыбнулся.

— Проверка говорит как будто в твою пользу, — сказал он и шумно отхлебнул кофе. — Из шестидесяти четырех представленных тобой проб только одна оказалась фальшивой. В общем можно считать, что ты выполнил свое задание удовлетворительно.

— Более или менее! — засмеялся Андрей.

— Разумеется, — продолжал Вылю Власев, — самое радостное — это то, что район богат медью. То есть исследование доказывает, что мои предположения правильны. Я составлю рапорт начальству и предложу выслать сюда бурильщиков.

— А для меня не потребуете наказания? — спросил Андрей.

Вылю Власев задумался. Он перевернул пустую кофейную чашечку и подержал ее над блюдцем; потом стал рассеянно рассматривать узоры, образованные на дне чашки кофейной гущей.

— Твой случай достаточно сложен, — сказал он. — Я считаю, что ты заслуживаешь и наказания и поощрения. Скажем, сорок процентов наказания и шестьдесят процентов поощрения. Я похвалил бы тебя за то, что из шестидесяти четырех проб только одна фальшивая. И я наказал бы тебя за твой сумасшедший энтузиазм. Собственно говоря, чего ты добился этим необдуманным штурмом? Истощил силы и свои и товарища, расстроил мои планы. Я предусмотрел для исследования этого района четырнадцать дней, а ты кончил за семь.

— Прямо беда, — вздохнул Андрей.

— Именно, — кивнул Вылю Власев. — В известном смысле — беда. Наша исследовательская работа требует ритмичности, требует, чтобы все было предварительно указано, уточнено и предусмотрено. А ты ставишь меня перед свершившимся фактом, сбиваешь весь мой график! Что останется от этого графика, если никто не будет считаться с предусмотренными мной сроками? Тогда вообще не будет графика. Наступит путаница, хаос. Вообще — анархия и нигилизм.

— Плохо, — вздохнул Андрей и едва удержался, чтобы не засмеяться вслух.

Вылю Власев помолчал.

— Вот что, — сказал он наконец, и физиономия его посветлела. — Я признаю, что район действительно обследован, но я сделаю это пятнадцатого июля, то есть через шесть дней. Таким образом, ритмичность будет сохранена, и график не подвергнется никаким изменениям. Во всем будет соблюден строжайший порядок.

— Когда мы вернемся в Софию, — сказал Андрей, — я воздам должное вашему социалистическому методу работы — расскажу о нем руководящим товарищам.

Он сделал ударение на слове «социалистическому», но руководитель бригады, видимо, не понял, в чем смысл этого ударения, и даже улыбнулся Андрею.

— Нехорошо хвалить своих начальников, — сказал он.

— Буду ли я их хвалить и как я буду их хвалить — это уж мое дело. — Андрей встал. — Я свободен?

Лицо его вытянулось, как будто от ответа на этот вопрос зависело что-то очень важное, зависела вся его жизнь.

— Да, делай, что хочешь! — Вылю Власев развел руками. — Все другие группы укомплектованы, работают, и, если я тебя прикомандирую к одной из них, ты своим сумасшедшим энтузиазмом только расстроишь у них дисциплину и собьешь их с толку. Никто не сможет войти в твой темп, потому что там нет Делчо Эневых, которых ты мог бы водить за нос, а есть трезвые люди со спокойными нервами, не склонные ни к какому авантюризму. Нет, я тебе говорю — лучше и не просись к ним. Я ничего подобного не допущу!

— Я очень огорчен! — с облегчением вздохнул Андрей. — Но как вы скажете — так и будет. Я повинуюсь.

— Так-так! — Вылю Власев окинул юношу довольным взглядом и потер руки. — Ты и должен слушаться! В тебе есть примесь летучего темперамента. А добрые советы солидных людей — это нечто вроде химического катализатора. Они ускорят выгорание этой летучей примеси в твоем характере, и со временем ты станешь зрелым, положительным человеком. Вот так. А сейчас ты свободен, и я бы не хотел, чтобы ты обременял меня заботами. У меня неприятных забот и так больше чем достаточно. О тебе я вспомню пятнадцатого июля утром.

Андрей, не торопясь, вышел из палатки, но, едва сделав несколько шагов, побежал, будто кто-то его преследовал. У себя в палатке он схватил ранец и все так же бегом примчался к лаборантке.

— Ты ведь начальник склада? — спросил он и, не дожидаясь ответа, принялся перечислять: — Мне нужны: альпинистская веревка, десять стальных скоб, молоток, чтоб их забивать. Геологический молоток у меня есть, вот, — он похлопал по ранцу. — Еще пакетик сухарей, немножко кофе и сахару — и больше ничего. Быстро! Быстро, пока Вылю Власеву не пришла в голову другая идея!

А она смотрела на него широко открытыми, недоумевающими глазами и молчала. Всю ночь она анализировала его пробы, и руки у нее дрожали от усталости.

— Давай, милая, не копайся! — нетерпеливо подгонял ее Андрей.