Прочитанные следы

Но водолаз внезапно приходит в себя. Не поднимаясь с песка, он обхватывает колени склонившегося над ним человека и резким рывком опрокидывает его на песок. С приглушенным криком тот падает на спину. И в это же мгновение Дымов и Рощин бросаются к борющимся на песке.

Когда Сергей Сергеевич увидел освобожденное от шлема усталое, но счастливое лицо Алексея Семушкина, он обнял его и крепко расцеловал. Потом повернулся ко второму.

— Не того ждали? — угрюмо спросил полковник. — Ничего, Борзов. Тот, кого вы ждали, передумал и выбрался на берег в другом месте и другим способом. Вы с ним еще встретитесь.

Глава 11.

Разгадка «Ц»

В облике арестованного было что-то необычное, неестественное, однако эта неестественность не бросалась в глаза и не сразу привлекала к себе внимание. Низкорослый человек лет тридцати пяти, похожий издали на подростка, с гладкими и светлыми, зачесанными назад волосами, с тонким бабьим голосом, с бесцветными глазами и безразличным взглядом. Мимо него можно было пройти, как и мимо десятков и сотен других людей, встречавшихся на пути. И, только приглядевшись повнимательнее — и не один раз, — Дымов понял, в чем заключается эта неестественность. Фигура арестованного казалась крепко, но грубо сколоченной из отдельных, случайно пригнанных друг к другу кусков различной пропорции. Непомерно длинные сильные руки, будто подвешенные к плечам; плечи широкие, почти квадратные; узкая мальчишеская талия; маленькие, тонкие, слегка искривленные ноги. Это впечатление диспропорции усиливалось при взгляде на лицо арестованного — на его большой лоб, нависший над плоским, приплюснутым лицом, с боков которого торчали уши, будто вывернутые наизнанку. Было в нем что-то уродливое, карликообразное, словно природа, не сделав его карликом, вместе с тем остановилась на полпути и не довела до конца образование нормальной человеческой фигуры.

И вел себя арестованный довольно странно. Когда его выволокли на берег и буквально вытащили — хрипящего, с закушенными губами, с искаженным лицом — из водолазного скафандра, он обхватил себя длинными руками, будто хотел согреться, и закачался в бессильной ярости. Но так было только мгновение. Щурясь от света нескольких направленных на него фонарей, стараясь придать своему лицу спокойное, беспечное выражение, он дважды произнес:

— Ende! Ende![7]

Потом на чистом русском языке попросил поскорее отправить его в помещение, так как чувствует себя усталым, хочет отдохнуть, но, если время не терпит, он готов давать показания, хотя предпочитает это делать не здесь, в поселке, а в центре, т. е. в Москве.

…Уже трижды допрашивал его Дымов в присутствии Ширшова и Рощина. Сергей Сергеевич понимал, что только в Москве ему удастся вплотную заняться следствием по этому делу. Но перед тем как отправить арестованного в Москву, ему хотелось еще здесь, на месте, получить первые и, возможно, существенные показания.

К удивлению Дымова, а тем более Ширшова и Рощина, арестованный был довольно словоохотлив и на вопросы отвечал быстро, не задумываясь. Он, казалось, даже хотел произвести впечатление, чтобы арестовавшие его понимали, что перед ними — крупный, вытренированный и знающий себе цену разведчик-аристократ. Он может позволить себе этот маленький спектакль: держаться независимо, разговаривать свободно, без тени испуга или угодливости, так как он — это надо было понять сразу! — из тех, о ком будут заботиться «с той стороны».

Арестованный довольно откровенно рассказал, что его интересовал локатор, который собирались использовать русские моряки. Как он появился на нашем берегу? Очень просто: подводная техника. Таким же путем, при помощи техники, он собирался вернуться. Куда? Домой. Более точный адрес «дома» он назвать отказался. Почему у него в кармане скафандра оказалась магнитная мина замедленного действия с часовым механизмом? На всякий случай. Она могла пригодиться под водой.

Вместе с тем арестованный категорически отказался назвать свою фамилию и свою агентурную кличку, а также фамилию и адрес того человека, который укрывал его здесь, в Мореходном. Об убийстве местного фотографа он, по его словам, ничего не знает. Арестованный даже выразил негодование, как его могут смешивать с уголовными преступниками.

Дымов предложил арестованному подписать протокол допроса, но тот заявил, что ни под одним документом своей подписи ставить не будет.

Так вел себя диверсант, схваченный под водой, — нагло, самоуверенно, с хитрым расчетом.

Вчера, снова и снова приглядываясь к нему, Дымов вдруг прервал допрос и попросил Ширшова достать русско-немецкий словарь. Ширшов растерянно развел руками: где же его достать сейчас? Может быть, в школе есть, но это можно сделать только завтра. Тогда Дымов попросил послать машину в гостиницу и привезти сюда профессора Васильева и его жену. Через несколько минут Нина Викторовна в сопровождении мужа вошла в комнату.

— Садитесь, друзья, — сказал Дымов. — Мне сейчас понадобится ваша помощь. Прежде всего ваша, Нина. Скажите, как по-немецки звучит слово «карлик»?

— Цверг! — не задумываясь, ответила Нина Викторовна, а Дымов даже вскочил со стула и забегал по комнате.

— Цверг! Цверг! — возбужденно говорил он, потирая руки. — Замечательно! Вот вам и цирк! Помните, что кричал Будник? Как же я раньше не догадался!

— Подожди, Сергей, — остановил его Васильев. — Ты думаешь, что это — тот самый? Надо сначала проверить.

— Сейчас проверим. Я прикажу сюда ввести арестованного, а вы, Нина, по-немецки поздоровайтесь с ним. Ну, вроде того, «здравствуйте« или «добрый вечер, Цверг…» А мы посмотрим, какое это произведет на него впечатление. Если мы попадем в цель, вы ему напомните про Черенцы.

Когда арестованный переступил порог комнаты, Нина Викторовна подошла к нему вплотную и сказала:

— Гутен абенд[8], герр Цверг!

Арестованный вздрогнул, — и это не укрылось от Дымова и Васильева, — но тут же взял себя в руки и, опуская голову, ответил по-русски:

— Я не имею чести вас знать.

— Мы с вами собирались познакомиться еще во время войны, в деревне Черенцы, в доме вашего приятеля Будника, — сказала Нина Викторовна, и Дымов увидел, как порозовели большие уши Цверга и крупный желвак взбугрил его правую щеку. Но тут же Цверг изобразил на лице улыбку и спокойно ответил:

— Очень сожалею, мадам, что не мог задержаться тогда, чтобы выразить вам свое почтение. Я очень торопился.

— А теперь торопиться некуда, — медленно, раздельно произнося каждое слово, сказал Дымов. — Гражданин Борзов тоже никуда не торопится.

От этих слов Дымова Цверг зашатался. Он прикрыл большими ладонями свое лицо, будто стремясь скрыть растерянность или испуг, и издал какой-то глухой звук — не то вздох, не то стон.

Андрей Николаевич теперь убедился, что перед ним — тот самый агент номер один, которого они с Родиным упустили в 1944 году.

— Не скажете ли, — спросил он, — каким образом вы исчезли из избы Будника?

Цверг усмехнулся. Теперь он снова держался спокойно и самоуверенно.

— Дело прошлое, — сказал он. — Исчез я очень примитивным способом — через специальный лаз в стене. Он был заранее подготовлен и хорошо замаскирован. Пока мадам объяснялась с моим коллегой, который — увы! — тогда попал в ваши руки, я покинул это негостеприимное место. Мне пришлось — как это по-русски? — удрать.

— Чтобы вернуться к нам через десять лет? — продолжил его мысль Дымов.

— Да. Годы бегут… — театрально вздохнул Цверг.

— А вражеская разведка продолжает действовать, — жестко проговорил Дымов, вспоминая слова полковника Родина. — Так, может быть, теперь, Цверг, мы с вами более подробно поговорим о сегодняшнем дне?

7

Конец! (нем.).

8

Добрый вечер (нем.).