Страница 6 из 42
К слову сказать, призрак подводных лодок преследовал военных моряков обеих конфликтующих сторон на протяжении всей войны. Как японские, так и многие русские военно–морские специалисты были убеждены, что, например, броненосцы «Петропавловск» и «Хацуза» не подорвались на минах, как было в действительности, а стали жертвами нападения субмарин противника. Весной 1904 г. в печати появились многочисленные сообщения о «блестящих результатах», которые дали опыты в Порт–Артуре с русскими подводными лодками, якобы совершенно «готовыми для активных целей»[54]. Напуганная этими сообщениями, японская пресса вспомнила, что в 1899 г. на международной конференции мира в Гааге официальные представители России заявили о «несовместимости использования субмарин с принципами, принятыми среди цивилизованных наций» и «предложили запретить не только их использование, но и постройку» (материалы на этот счет публиковались в повременной печати под рубрикой «Коварство московитов»[55]).
Поскольку японцы, также, кстати, подписавшие Гаагские международные конвенции, сами активно, хотя и тайно, начали строить свой подводный флот, возможно, в большей степени это была упреждающая пропагандистская акция. От русской разведки не укрылись факты покупок ими подводных лодок в Америке; ей также удалось проследить пути доставки этих судов на Дальний Восток, установить места их сборки в самой Японии (они перевозились в разобранном виде), выяснить их вооружение и технические характеристики, ход испытаний и многие другие подробности (заводы- изготовители, фирмы–перевозчики, обслуживающий персонал и т. д.)[56]. В России опасения относительно японского подводного флота несколько утихли только в марте 1905 г., когда тот же француз Бале, который имел надежные источники информации в японских военно-морских кругах, сообщил, что опыты японцев с подводными лодками «не привели к удовлетворительным результатам и ни одна из этих лодок не готова к действию»[57]. В общем, ни у России, ни у Японии боевого применения тогдашние тихоходные, маленькие, слабо вооруженные и вообще весьма технически несовершенные субмарины так и не нашли.
Еще во второй половине 1904 г. в Петербург стали приходить сообщения, из которых следовало, будто Япония готовит какие‑то крупномасштабные акции и в других местах, мимо которых могла проследовать русская эскадра — например, на африканском побережье. В конце июля 1904 г. японский посланник в Гааге писал: «Нам сообщают, что в Трансваале заметно брожение. Если таковое не будет успокоено, то мы не можем рассчитывать на помощь буров»[58]. В августе 1904 г. российский консул в Гонконге Бологовский сумел добыть и представить фотографию одного из японских минных офицеров (поручика Стурамотца), тайно переброшенного в Южную Африку через Гонконг[59]. В январе 1905 г., ссылаясь на сведения французского Министерства колоний, директор Департамента полиции Лопухин сообщил адмиралу Вирениусу, что «в водах Мозамбика замечены японские миноноски, а также замечено присутствие многих японских агентов, стремящихся поднять восстание на Мадагаскаре против Франции»[60]. Этим сообщениям, однако, в Петербурге не придали серьезного значения, да и стратегия контрразведывательных операций к тому времени в значительной степени была уже выработана. Их главными направлениями стали охрана эскадры Рожественского в местах основного базирования, а также в наиболее уязвимых пунктах на пути следования — в балтийских и черноморских проливах, в Суэцком канале, Красном море, а затем и в Батавии, как тогда именовали голландскую Индонезию.
Еще в феврале–марте 1904 г. Морское министерство разработало программу мероприятий по охране российских военных и коммерческих портов в Черном и Балтийском морях. 23–27 февраля в Главном морском штабе под председательством Рожественского состоялись специальные совещания по этому поводу с командирами Балтийских портов — «порта императора Александра III» (в Либаве), Свеаборга, Кронштадта, Ревеля, начальниками коммерческих портов в Ревеле, Риге, Петербурге, Виндаве и др.[61] В конце апреля — начале мая 1904 г. Департамент полиции «в помощь адмиралу Рожественскому» учредил в Петербурге небольшой филерский отряд для наблюдения за иностранными военно–морскими атташе, который в июле вошел в состав Отделения по розыску о международном шпионстве, созданного тем же Департаментом во главе с титулярным советником И. Ф. Манасевичем–Мануйловым.
25 мая 1904 г. Рожественский писал своему помощнику по Главному морскому штабу контр-адмиралу А. А. Вирениусу: «По поводу сообщений Павлова и Десино следует, мне кажется, принять серьезные меры.
1) Прежде всего предупредить наши суда в Средиземном море, чтоб не зевали и держали себя везде [...] на военном положении, не упуская сторожевой службы, заряжения орудий на ночь и должной бдительности как ночью, так и днем.
2) Сообщить Чухнину и Бирилеву, что настало время принимать соответствующие меры во всех портах Черного и Балтийского морей и повышать постепенно настороженность по мере приближения отхода эскадры». Далее адмирал предлагал «разбудить» российские консульства и посольства, а главное — обратиться в Департамент полиции, «чтобы на счет Морского министерства командировал тайных агентов [...] для исследования шведских и норвежских шхер и мелких портов, а также местности по Бельтам и Зунду»[62].
Эта программа Рожественского в Морском министерстве была принята, и именно оно выступило инициатором всех перечисленных мероприятий, взяв на себя и их финансирование. В начале июня 1904 г. соответствующие указания из Петербурга получили главный командир Балтийского флота и начальник морской обороны Балтийского побережья вице–адмирал А. А. Бирилев[63] и его коллега на Черном море вице–адмирал Г. П. Чухнин. В результате порты были надежно защищены и каких‑либо серьезных инцидентов с участием иностранных диверсантов за все время войны там не произошло. Это подтвердила и негласная проверка охраны главной базы Черноморского флота, предпринятая в июле 1904 г. жандармским подполковником В. В. Тржецяком. «В Севастополе моряки приняли достаточные меры предосторожности, — докладывал он в Департамент полиции, — подосланные мною люди в район порта проникнуть не могли, причем их чуть не побили»[64]. О том, что военные корабли в Николаеве и Севастополе тщательно охраняются днем и ночью, сообщала и зарубежная печать[65].
В середине июня 1904 г. Главный морской штаб отправил в МИД своего офицера — «будить» российских дипломатов. Состоявшаяся беседа представителя флота с вице–директором I‑ro (бывшего Азиатского) департамента Министерства лишь подтвердила, что у внешнеполитического ведомства решительно нет ни людей, ни кредитов для организации проектируемой охранно–наблюдательной службы, где бы то ни было, почему, по мнению руководства МИДа, «такая желательная Морскому министерству организация могла бы быть осуществлена лишь при участии МВД». Со своей стороны, в здании у Певческого моста (МИДе) ограничились твердым обещанием направить в Египет М. М. Геденштрома для слежки «за прибывающими японцами и их дальнейшими действиями». В помощь этому своему бывшему консулу в японском Хакодатэ МИД отряжал некоего сына владивостокского торговца, отлично, как и Геденштром, знавшего японский язык и имевшего «большую опытность в сношениях с японцами»[66]. Но обещанного МИДом было явно недостаточно.
54
Новое время. 1904. 14(27) апреля. № 10098. С. 2.
55
The Japan Times. 1904. March 19. № 2117. P. 6. Перепечатка из газеты «Nichi‑Nichi».
56
Это не помешало японскому военно–морскому атташе в Лондоне М. Кобураги в апреле 1904 г. во всеуслышание заявить, будто «в японском флоте нет подводных лодок» и морское ведомство его страны «придает главнейшее значение» не им, а «автоматическим минам». — Цит. по: Киевлянин. 1904. 10(23) апреля. № 99.
57
АВПРИ. Ф. 143. Оп. 491. Д. 2980. Л. 46 об. — Шифрованная телеграмма Павлова главнокомандующему в Гунжулин. Шанхай, 19 марта 1905 г.
58
ГА РФ. Ф. 102 ДП ОО. Оп. 316. 1904 (II). Д. 1. Ч. 2. Л. 171. — Перевод полученной агентурным путем записки из японской миссии в Гааге.
59
АВПРИ. Ф. 143. Оп. 491. Д. 2979. Л. 76.
60
РГА ВМФ. Ф. 417. Оп. 1. Д. 3016. Л. 183.
61
Протоколы этих совещаний см.: РГА ВМФ. Ф. 417. Оп. 1. Д. 3103. Л. 215.
62
РГА ВМФ. Ф. 417. Оп. 1. Д. 3017. Л. 77–78.
63
РГА ВМФ. Ф. 417. Оп. 1. Д. 3103. Л. 15. — Отношение контр–адмирала А. А. Вирениуса к вице–адмиралу А. А. Бирилеву. С. — Петербург, 10 июня 1904 г. № 2787.
64
ГА РФ. Ф. 102 ДП ОО. Оп. 316. 1904 (II). Д. 12. Л. 21 об.
65
См.: The New York Times. 1904. June 10. № 16984. P. 1.
66
РГА ВМФ. Ф. 417. Оп. 1. Д. 3018. Л. 22–23. — Доклад помощника начальника Главного морского штаба контр–адмирала А. А. Вирениуса управляющему Морским министерством. 14 июня 1904 г.