Страница 43 из 45
Ирина усмехнулась.
— Ты как будто оправдываешься… Что с тобой? Избегаешь меня в последнее время.
Он ответил не сразу, раскурил сигарету, потом взял Ирину за руки:
— Нам нельзя, как прежде, пойми! Надо что-то придумать. Упорядочить отношения…
— Словечко-то какое — «упорядочить». — Ирина громко засмеялась.
— Перестань! — крикнул Игорь. — Мне надоело прятаться. Вот так, урывками, тайно…
Ирина ласково сказала:
— Ведь ты же, дурачок, знаешь: сына я не оставлю. Что мы будем делать, как жить?
После короткой паузы она вдруг спросила:
— Я слышала, тебя хотели уволить?
— Хотели. Только руки коротки у одного ретивого.
— Кто это?
— Наш директор… Как бы сам скоро не загремел.
— Снимают его?
— Ходят такие слухи…
— Ну, а ты, значит, отделался легким испугом?
— Не сказал бы. На собрании стружку с меня снимали здорово…
Не дослушав его, Ирина предложила:
— Ну ладно, раздевайся… Арсений Павлович уже ждет.
— Только за этим и пригласила? — улыбнулся Игорь, снимая плащ.
— Не только — в тон ему ответила Ирина. — Идем.
В гостиной навстречу Савелову поднялся Рубцов, протянул руку.
— Здравствуй, здравствуй… Садись. Что так поздно?
— Да так… побегать пришлось. Как говорится, волка ноги кормят.
— Ну и набегал?
— Полтораста целковых.
— Ого! Где ж это так платят?
— Да нет… Ружье продал.
— И хорошее?
— «Зауэр».
— Жаль.
— Конечно жаль. Да деньги нужны. На мотоцикл собираю.
— Иришка, ты чего же это молчала, что дружку твоему деньги нужны?!
— Я вижу, вы просто жаждете дать мне в долг, — усмехнулся Игорь.
— Не жажду, но могу. Тратить особенно некуда, а Ирина мне что дочь.
— Арсений Павлович, вы меня уговорили, — полушутливо сказал Савелов и придвинул к себе лист бумаги. — На какую сумму писать расписку?
— А сколько стоит твой мотоцикл?
— Шестьсот пятьдесят. Полтораста уже имею.
— Значит, остается всего пятьсот?
— Всего, Арсений Павлович, — рассмеялся Игорь. — В математике вы прямо Софья Ковалевская!
— Ну, раз Софья… Получи.
Рубцов достал из кармана бумажник, небрежно отсчитал пять сотенных купюр и положил их перед Савеловым.
Игорь посмотрел на деньги, на Рубцова, потом на Ирину, снова на Рубцова и недоуменно переспросил:
— Вы что — серьезно?
— Для таких шуток я стар. Да и почему бы вам молодым, не помочь?!
— Ирина, — воскликнул Игорь, — и где ты только находишь таких друзей!
— Там же, где и ты.
— Ха! Я со своими друзьями на троих еле-еле два восемьдесят семь наскребаю. Вот, пожалуйста. — Игорь придвинул Рубцову расписку. — Предупреждаю: в артели я не работаю, так что отдавать буду частями.
Рубцов взял расписку, повертел ее в пальцах, удовлетворенно кивнул:
— Красивый почерк. — Поднял рюмку и чокнулся с молодыми: — Ну-с, за мотоцикл!
Закусив, он снова заговорил с Савеловым.
— Ирина рассказывала, будто ты на экспериментальном работаешь?
— Угу, — кивнул Игорь, прожевывая кусок ветчины.
— В лаборатории?
— Угу.
— Нравится?
— Нет. Скоро уйду.
— Напрасно.
— Платят там, как кот наплакал.
— Платят мало? Ну это не беда… Иришка, сваргань-ка мне чашечку кофейку.
Ирина поднялась и ушла в кухню. Минуту спустя туда же вошел Рубцов.
— Где тут у тебя спички? — сказал он и, понизив голос, добавил: — Ты не торопись с кофеем. У меня с дружком твоим разговор есть…
Ирина занялась приготовлением кофе. Сначала до нее доносились из комнаты отрывки фраз, потом там включили приемник, и говор утонул в громкой, бравурной мелодии.
Но вот сквозь музыкальную ткань вдруг прорвался резкий, раздраженный возглас Игоря, сменившийся звоном разбитой посуды.
Ирина составила с плиты кофейник и бросилась в комнату.
Рубцов и Савелов стояли у сдвинутого с места стола в позах людей, застигнутых в момент драки.
Ирина испуганно спросила:
— Что случилось?
— Да так… Ничего особенного. — Рубцов перевел дыхание, поправил пиджак и нагнулся к черепкам разбитой тарелки. — Вот только, извини, тарелочка…
— Уходите, — угрожающе прохрипел Игорь.
— Не торопи. Уйду, — криво усмехнулся Рубцов и не спеша зашагал к двери.
— Игорь!.. Арсений Павлович! — взмолилась Ирина, в замешательстве переводя взгляд с одного на другого.
— Пусть он уйдет! — крикнул Игорь.
— Ничего не понимаю…
— Горячится твой дружок, — силясь улыбнуться, проговорил Рубцов и натянул пыльник. — Извини, Ириша. До свидания.
— Погодите! Вот ваши деньги. — Игорь сорвал с вешалки шляпу Рубцова, бросил в нее пять смятых купюр и сунул головной убор его хозяину.
— Ну, ну… — неопределенно пробормотал Рубцов и осторожно прикрыл за собой дверь.
Ирина и Савелов остались одни.
— Что здесь произошло?
— Не важно. — Игорь поправил волосы и сунул в рот сигарету. — Важно, чтобы этот тип и на порог не ступал.
— Игорь, ты понимаешь, что говоришь! Он же друг моего отца, друг семьи нашей…
— А ты знаешь, что предложил мне друг семьи вашей?
— Понятия не имею.
— Он мне прозрачно намекнул на одну доходную работенку…
Больше Игорь ничего не сказал. Он посмотрел на часы и начал торопливо надевать плащ. Ушел он около одиннадцати. А на рассвете, как Ирине стало известно потом, его нашли уже мертвым…
Когда Демин и Маясов закончили допрос Булавиной и отпустили ее домой, они с минуту в задумчивости молчали. Показания Булавиной полностью подтверждали вывод следствия о том, что Рубцов начал ее «обрабатывать» уже после того, как Никольчук был арестован. Таким образом, Савелов, на которого пало тяжкое подозрение в пособничестве шпиону, в то время не имел никакой связи с Рубцовым.
Это был очень важный вывод. Он снимал все сомнения следствия насчет роли Савелова в этом деле. А одновременно окончательно реабилитировал тех, кто прежде вел это дело, и, в частности, начальника Ченского отдела госбезопасности.
Демин поднялся из-за стола, подошел к курившему у окна Маясову.
— Как гора с плеч… С чем тебя, Владимир Петрович, и поздравляю.
— Спасибо, — сказал Маясов. — Хотя утешение маленькое: парня-то в живых нет.
— Да-а… И, похоже, настоящего парня.
2
В воскресенье с утра Маясов и капитан Дубравин поехали в больницу к Тюменцеву. Дело шло на поправку. Раньше, навещая его, они видели лишь зеленые глаза на забинтованном лице да закованные в гипс плечо и руку. Теперь бинты сняли. Тюменцев был гладко выбрит, без конца шутил по поводу «боевого крещения», которое по-приятельски устроил ему Рубцов.
Дубравин, поправляя на своих широченных плечах белый халат, весело пробасил:
— Никогда бы не подумал, что ты, первая перчатка Ченска, можешь так опростоволоситься.
— Так он же самбист! — Тюменцев перестал смеяться. — Но дело, конечно, не в этом. Когда там, у забора, он попросил пропустить его, мне сделалось как-то того… не по себе. И он, гад, этим воспользовался.
Маясов осторожно положил ладонь на руку Тюменцева, вытянутую поверх одеяла.
— Ничего, еще чемпионом станешь.
— С боксом, кончено, товарищ майор, это я точно знаю. — Тюменцев поморщился и вновь заговорил о том, что не давало ему покоя: — Я, видите ли, должен был отпустить его, потому что он когда-то вытащил меня из реки… Уж лучше бы этот подлец сразу мне в челюсть дал — не так обидно. А то ведь переговоры начал. Значит, рассчитывал на что-то. Значит…
— Ерунду ты говоришь, — грубовато перебил его Маясов.
Тюменцев посмотрел на него.
— Если ерунда, то вот я хочу спросить вас, Владимир Петрович.
— Ну, ну…
— Помните, на свадьбе у брата был Аркадий? Вы мне объяснили, что он из уголовного розыска. Попросили свести его в одной комнате с Рубцовым. Научили, как надо Аркадия рекомендовать… Теперь я понял, из какого он уголовного розыска и какое уголовное дело их с Нинкой интересовало… Неужели вы мне тогда не доверяли?