Страница 45 из 45
— Стой! Кто идет?
— Свои.
— Пропуск?
— Стебель.
— Пароль правильный! — Дозорный улыбается и, поднявшись из-за укрытия, идет навстречу рослому человеку в брезентовом плаще с капюшоном, надвинутым по самые глаза: — Ты, если не ошибаюсь, из второй роты?
— Вторая рота, первый взвод, Букреев, — отвечает тот, приглаживая округло подстриженную бороду.
— То-то, я гляжу, знакомый вроде.
— И я тебя знаю: Сухов из первой роты?
— Верно! — подтверждает парень. — А ты, похоже, из разведки возвращаешься?
— Точно.
— А где же ребята?.. На разводе говорили, трое вас тут должно пройти.
— У ручья задержались, сапоги моют… — Бородач протягивает Сухову портсигар: — Курить будешь?
— С толстым удовольствием! — парень обрадовался, начал открывать серебряную коробку. — Эге, штуковина-то с секретом!
— Надави на орлиный глаз…
И когда Сухов наклоняет голову над портсигаром, бородач заходит сзади и, выхватив из кармана нож, вдруг бьет парня пониже затылка.
Потом быстро вытирает финку о мокрую траву. Шарит глазами по земле, ища упавшие кожаные ножны. Нет их, черт возьми! Но искать некогда. Он поднимает с травы портсигар, опускает в карман. Сбрасывает с себя брезентовый плащ. Под плащом надет мундир немецкого унтер-офицера, туго перехваченный в талии ремнем.
Он берет в рот свисток — раздаются звуки, напоминающие пение лесной птахи. Через несколько минут на эти звуки из леса, справа и слева от тропы, густо валят солдаты в темно-зеленых шинелях. Тяжело дыша от быстрой ходьбы, с автоматами наготове, они крадутся к спящему партизанскому лагерю…
— Ну как, Рубцов, надумали? — полковник Демин вошел в кабинет вместе с Маясовым.
Рубцов от неожиданности вздрогнул, провел ладонью по лицу, как бы смахивая страшное видение, только что его посетившее. Окончательно вернувшись к действительности, он сказал:
— Напрасно ждете. Больше я ничего не знаю.
Демин и Маясов сели за стол.
— Итак, вы продолжаете настаивать на своих прежних показаниях? Фамилию Букреева себе не присваивали и под этой фамилией в Ченском партизанском отряде никогда не были? — спросил полковник.
— Да ну, что вы, ей-богу! — Рубцов с видом обиженного развел руками.
— Хорошо, — сказал Демин и, открыв ящик стола, вынул из него серебряный портсигар.
— Вам знакома эта вещь?
Длинные пальцы Рубцова чуть дрогнули, когда он взял тускло блеснувшую коробку с орлом на крышке. Но он тут же овладел собой и твердо сказал:
— Да. Этот портсигар принадлежал моему приятелю Александру Букрееву.
— Очень хорошо, — согласился Демин и, взяв телефонную трубку, попросил: — Пригласите Федора Гавриловича.
В короткие напряженные минуты перед появлением еще какого-то нового свидетеля, Рубцов лихорадочно думал. Так ли он ответил? Ведь портсигар мог попасть к чекистам только от Ирины Булавиной. А ей он в свое время сам сказал, что получил портсигар от ее отца на память, в обмен на свой, — значит, этого и надо теперь держаться…
И вот в кабинет вошел высокий, сутуловатый старик с прокуренными до желтизны усами. И Рубцов вдруг понял, куда гнет следователь, вытащив на свет божий красивую коробку из литого серебра.
Когда старик, поздоровавшись и одернув коротковатый ему пиджачишко, сел у стола, Демин спросил:.
— Товарищ Смолин, вам знаком этот портсигар?
Старый слесарь положил раскрытый портсигар на свою широкую ладонь, поглядел на него.
— Да, знаком… Эту вещицу по осени сорок второго года я вместе со своим братаном торговал у бойца нашего партизанского отряда Букреева.
— А личность этого человека вам никого не напоминает? — Полковник перевел взгляд на побледневшего Рубцова.
Смолин не спеша надел на крупный нос очки, стал внимательно вглядываться в небритое лицо человека с тонкими стиснутыми губами. И вдруг привстал.
— Букреев! Это ж он, Букреев! Только тогда, конечно, похудощавее был, помоложе и бороду носил…
Демин положил руку ему на плечо.
— Спасибо. Пока можете идти.
Как только старик вышел из комнаты, полковник еще раз снял с телефона трубку:
— Попросите ко мне товарища Тюрина.
Когда в дверях показалась круглая рябоватая физиономия бывшего отрядного снайпера (его разыскали в Гомеле), Рубцов понял, что пришел конец: с Тюриным они были в одном отделении, рядом спали в землянке.
Ему сразу сделалось нестерпимо душно. И наступило тупое безразличие ко всему. Он опустил между коленей длинные руки и, тяжело вздохнув, сказал:
— Ладно, ваша взяла! Записывайте…
О трагедии, постигшей партизанский отряд в урочище Кленовый яр, Рубцов рассказывал около двух часов. Потом вялым голосом попросил сделать перерыв.
Полковник вгляделся в его лицо. Опять хитрит, симулирует? Нет, не похоже. Обострившийся нос, ввалившиеся щеки в седой щетине, тоскливый взгляд. Признание в собственной подлости дается нелегко. Даже если она совершена девятнадцать лет назад…
Когда охранник увел арестованного, Демин поднялся из-за стола.
— Да-а, Кленовый яр… — Снял очки, устало потер переносицу. — На одном месте два преступления…
Маясов внимательно посмотрел на него и ничего не сказал. Он лишь подумал: два ли их, преступления? Ведь хотя Рубцову в разное время платили разными деньгами, он, по сути, был орудием одной силы, служил одному хозяину.