Второй раунд

— В Быково? На аэродром?

— Нет, к Денисовым. Я выяснил, что Людмила Николаевна на даче. Мы не в праве отказаться от версии возможного появления Гартенфельда у нее. Мы обязаны предупредить и этот ход противника. Он ищет связи со старой агентурой… Проверяет…

— У нас есть загородный адрес Денисовых?

— Да. Пятнадцать минут для инструктажа товарищей хватит?

— Вполне, Евгений Николаевич.

Когда Михайлов спустился вниз, полковник уже сидел в машине.

— В Быково, Федор Иванович, — сказал Фомин водителю, — и, пожалуйста, побыстрее.

Через час «Волга» остановилась у дачи Денисовых. Калитка была открыта, но дом пуст. Офицеры вернулись к машине, недоумевая, куда могли под вечер деться хозяева, может быть, у соседей? Из дачи напротив вышел старик в пижаме.

— Вы к Денисовым? — спросил он.

— Мы хотели повидать Людмилу Николаевну.

— С ней несчастье. Что-то с сердцем. Часа полтора назад на машине «скорой помощи» ее увезли в Москву. С ней уехала и Екатерина Ивановна.

— Что вы говорите? Как это случилось?

— Я знаю только, что Екатерина Ивановна ушла на рынок, а когда вернулась, Людмила Николаевна лежала на полу уже без сознания. Екатерина Ивановна прибежала к нам, встревоженная, просила вызвать «скорую»…

— Спасибо, — Фомин сел в машину. — Вот какие дела, Юрий Михайлович, — рассеянно сказал он. — Поехали.

Всю дорогу Фомин молчал и лишь перед управлением заметил, повернувшись к Михайлову:

— Все же странно, Гартенфельд от нас улизнул, и в это же время с Людмилой Николаевной сердечный приступ. А раньше она вроде бы и не жаловалась на сердце. Немедленно установите, куда доставлена Денисова. Узнайте новости у тех, кто отвечает за племянницу. Как только все выяснится, ко мне. Я согласую с генералом вопрос о задержании этих милых родственников. Кажется, пора.

Генерал Богданов знал о сигнале Петрова и был информирован о делах, связанных с «туристами». Фомин все время держал его в курсе событий. Ознакомившись с актами экспертизы и последними материалами, он не без интереса выслушал доклад полковника.

Немногим старше Фомина, с моложавым лицом, но совершенно седой, Богданов сравнительно недавно был назначен в органы государственной безопасности, однако уже достаточно глубоко вник в тонкости чекистской работы. Помогали этому большой партийный опыт, в том числе армейский, фронтовой цепкий ум, наблюдательность.

— С удовольствием отмечаю оперативность ваших товарищей, — сказал Богданов. — Все, что вам удалось выяснить, действительно любопытно. И теперь нужно так же умело довести дело до конца. И знаете, черт возьми, пусть потомки, которые будут знакомиться когда-нибудь с архивными материалами, иронически улыбнутся в наш адрес, пусть обзовут романтиками, но эту операцию я назвал бы «второй раунд». Причем, как и в первом случае, те же действующие лица. Я вас имею в виду, Евгений Николаевич.

— Это действительно наш второй раунд, Владимир Семенович. Противник матерый, его тайным рингом в течение почти тридцати лет был весь мир. Ну, а о тренерах и говорить не приходится, тут и английский СИС, и геленовское ведомство, и, возможно, ЦРУ, которое пустило крепкие корни в разведке НАТО, точнее, верховодит там.

— Да нет же, я не хозяев его в данном случае имею в виду. А его самого. Здесь ведь ваш старый противник вышел на ринг. Поэтому это и ваш, именно ваш, второй раунд с Куртом фон Зандлером. Как вы считаете?

— Вообще конечно, но…

— Вот пусть и будет «второй раунд». А теперь о задержании Гартенфельдов. План ваш и участников операции я одобряю. Но думаю, пусть вместе с Котовым, Михайловым ее осуществляет и Фомин-младший.

— Простите, Владимир Семенович, но при чем здесь лейтенант фомин? Мне даже как-то неловко говорить об этом.

— Почему неловко. А мне, наоборот, кажется, прекрасным, что вот уже год в одном управлении работают сын и отец. Сын показал себя толковым парнем, его хвалят, а отец делает вид, что ничего не знает… — Богданов улыбнулся. — «Неловко…» Гордимся же мы рабочими династиями, династиями музыкантов, ученых, актеров, которые работают вместе на одном заводе, в одном оркестре, институте, театре… А тут династия советских контрразведчиков. Мне известно, дед Сергея тоже несколько лет жизни отдал ВЧК. Кторов рассказывал… Помните такого?

— Ну как же мой учитель.

— А этот «второй раунд», — отличная практика лейтенанту. Если сочтете возможным, лично познакомьте Сергея с делом. Со всем делом Зандлера, начатым еще там, в Германии, капитаном Фоминым. Ну как, договорились?..

— Хорошо, Владимир Семенович, раз вы настаиваете…

— Ладно, настаиваю, товарищ упрямец. — И Богданов дописал в план еще одну фамилию. Поставил галочку у пункта два. — Значит, допрос «дядюшки» вы хотите поручить Михайлову?

— Я предупредил его, чтобы не торопился предъявлять улики. Зандлер наверняка попытается выкручиваться, пусть наговорит как можно больше. Нам же потом будет легче.

— Разумно. Но мне думается, улик у нас прошв него более чем достаточно. Между прочим, вы сами тоже улика… Только когда речь пойдет о прошлом, о послевоенной его деятельности и о войне с фашизмом. Тогда и выпустим нас.

— Да, он матерый гитлеровец и, конечно, не изменил своего ядовитого нутра, независимо от того, кому служит. Фашист остался фашистом, это уж точно.

— Фашизм… — Богданов задумался. — Воевали мы с ним воевали, Евгений Николаевич, а он все живет. И почва у него для этого есть. И в Америке, и в Англии, и в Италии, не говоря уже о Западной Германии И свастику не забыли, и даже портрет Гитлера на стену не возбраняется вешать. Фашизм как рак — он прорастает там, где находятся анормальные клетки, питательная среда, а это прежде всего близкие ему человеконенавистнические идеологии, национализм, сионизм и прочее там… Евгений Николаевич, что, если подключить к этому делу прессу? Пусть расскажут о деятельности этих, с позволения сказать, «туристов» и кстати вспомнят, кто он такой был этот Гартенфельд — Зандлер…

— Давайте пригласим журналистов. Это хорошо.

Богданов пододвинул к себе папку с материалами дела, открыл заложенные полосками бумаги страницы.

— Вот здесь в заявлении Петрова есть место, где тот упоминал о встрече Зандлера с неизвестным в павильоне выставки в Сокольниках. — Кто он, тот его знакомый? Вот бы узнать и как-то это использовать.

— Вообще-то это не так просто. Но напоминание о той встрече должно привести Зандлера в некоторое замешательство. Он будет думать, что с самого приезда находился иод нашим контролем.

— Разумно. Тогда считаю, мы обо всем договорились. Действуйте. И будем ждать результатов. МИД и прессу я возьму на себя. Но это позднее, когда все закончим. В исходе этого раунда, Евгений Николаевич я не сомневаюсь. Нокаут Гартенфельду вы должны обеспечить стопроцентный.

— Нокаут? Да, нужно бы. Ведь однажды он уже побывал в нокдауне. А сейчас, Владимир Семенович, я первым делом хочу съездить в больницу, навестить Денисову. Если между Зандлером и ее сердечным припадком существует связь — мы здорово опростоволосились и дали маху… Это, прямо скажем, на моей совести… Сам же думал об этом и сам же затянул…

— Наконец-то. Я уже начала беспокоиться. Вас так долго не было. Как ваша прогулка?

— Об этом после. Сейчас я иду покупать билеты: завтра улетаем.

— Почему такая срочность? — только теперь Эрна почувствовала тревогу в голосе Гартенфельда. — Что-нибудь случилось?

Тот включил транзистор на полную мощность, усадил Эрну рядом с собой и сказал ей в ухо:

— Никаких вопросов. Готовься к отъезду.

— Понятно. Но я могу пойти за билетами вместе с вами? Подготовиться успеем. У меня все благополучно. Контейнер сменила, пленка есть. «Жених», наверно, уже выполнил ваше задание.

— Это, увы, не компенсирует главного, — заметил Гартенфельд. — Где контейнер? Его содержимое пусть лучше будет у меня. Да в общем-то не такая уж это ценность, Эрна, если не считать, что «жених» на прочном крючке.