Второй раунд

Хаазе не составило труда сосчитать, что в машине вместе с водителем находилось пять человек. Он включил мотор и поехал метрах в ста сзади.

Вскоре «мерседес» миновал последнюю городскую улицу и, выйдя на автостраду, ведущую в Берлин, резко увеличил скорость (Значит, точно, в Берлин, — отметил про себя Хаазе. — Значит, впереди минимум три часа дороги, и время будет работать не на меня: чем ближе Берлин, тем дальше от границы». Хаазе прикинул, что интенсивность движения невелика: за полчаса, что они ехали, навстречу прошло всего три машины, обогнали — четыре грузовых и одну легковую. Если все сложится удачно, операция, которую он задумал, займет две — три минуты. При таком движении аварию смогут обнаружить через пять — десять, а то и через пятнадцать минут. Пятнадцать минут — это на его машине двадцать километров.

Все! Надо действовать. Он развернул смотровое зеркало так, чтобы обгоняемая машина находилась как можно дальше в поле его зрения, прибавил газ и стал обходить «мерседес». Пассажиры не обратили внимания, что из промчавшегося мимо автомобиля на них смотрели изучающие глаза, холодные, расчетливые, глаза хищника, готовящегося к прыжку. Хаазе узнал профиль Лютце, сидевшего на откидном кресле. За его спиной — двое военных.

Руки крепче сжали баранку. «Значит, риск оправдан. А если так, то он знает как надо рисковать». Отворачивая назад зеркальце, Хаазе встретился со своим взглядом: округлившиеся глаза, побелевшие от нервного напряжения щеки и нос. «Старею, — подумал Хаазе, — нервы не те, что прежде». Повел плечами, прогоняя холодок, пробежавший по спине. Он давил газ, стараясь подальше уйти вперед.

Скоро начался длинный пологий подъем, ограниченный справа довольно крутым откосом. «Лучше не придумаешь, — решил Хаазе, — на гребне самое удобное место». «Мерседес» был далеко позади и полз по дороге крошечной точкой.

Плавно притормозив, Хаазе осторожно переехал газон, надвое разделявший автостраду, и остановил автомобиль с левой стороны бетонного полотна. Не выключая мотора, вылез из машины и зашагал назад, к вершине подъема. Укрылся в кустах, откуда дорога хорошо просматривалась. Кроме «мерседеса», на ней не было машин.

— Бог с нами, — тихо воскликнул Хаазе. Вытащил пистолет, тщательно проверил его и стал ждать. Слух обострился, и все-таки он не уловил момента приближения машины, а увидел хромированную сетку радиатора.

Секунда… и плавно, так, как он всегда учил курсантов, Хаазе нажал спуск. Оглушительно выстрелил баллон. Тяжелый лимузин, накренившись влево, на скорости выскочил на газон и, ломая деревца, опрокинулся набок. Из машины никто не вылезал. Хаазе подбежал, заглянул внутрь: пассажиры не подавали признаков жизни. Лютце был придавлен телом солдата. Хаазе рванул дверцу, сдвинул солдата в сторону и стал вытаскивать Лютце. Это ему удалось. Подхватил на руки и понес.

Как часто бывает в автомобильных катастрофах, шофер пострадал меньше других. Он первым пришел в сознание, выполз из машины и мешком упал на газон, рука его скребла кобуру пистолета. Хаазе заметив это, положил Лютце на землю и побежал назад. Тяжелый кулак обрушился на голову водителя. Тот сразу обмяк.

Хаазе положил пистолет шофера в карман и поспешил к Лютце. Скоро его спортивная машина сорвалась с места. Перевалив гребень, быстро набрала скорость. Лютце открыл глаза и дико озирался. Наконец, взгляд его принял осмысленное выражение, он выпрямился на сиденье, несколько раз резко тряхнул головой:

— Видел твою машину и ждал — что-то будет. Напрягся и ждал. И все же не уловил момента, когда нас понесло в сторону. Прикури мне сигарету.

Лишь теперь Хаазе вспомнил, что на Лютце наручники. Достал сигарету, не отрывая глаз от шоссе, прикурил, воткнул ее в рот Лютце, закурил сам.

— До сих пор не верится, Макс, что все так легко получилось. Просто повезло. А браслеты — плевое дело, проскочим автостанцию, и я сниму их. Как себя чувствуешь? У тебя все цело?

— Ребра болят. Грудью ударился о переднее сиденье. И еще нога: подвернул, наверное. И голова гудит, как колокол.

Лютце говорил медленно и с таким спокойствием, словно ничего не произошло. Хаазе даже позавидовал такому самообладанию друга и сам стал понемногу успокаиваться. Попросил:

— Посмотри: сзади никого нет?

Делая над собой усилие, морщась, Лютце повернулся. Чаще, чем обычно, у него дергалась щека.

— Чисто. И встречных пока нет. Мы родились в сорочках, Пауль.

Промелькнул мотель. От него дорога уходила в сторону Энбурга. Хаазе остановился. Достал связку ключей, стал подбирать бородку и скоро отомкнул замок наручников.

— Фу, черт возьми, — Лютце затряс кистями, — затекли.

— Возьми, — Хаазе протянул ему пистолет.

— Советский? «Тэ-тэ». Откуда?

— Прихватил у шофера. Ему он вряд ли понадобится, а тебе, как знать.

— Спасибо, Пауль. Ты истинный друг. Вот моя рука. Помни, она никогда тебя не обманет, старина. Сердце, кошелек — все в твоем распоряжении. А будет нужно, не пожалею жизни.

— Ладно. Там будет видно, Макс. Рассчитаемся. Надеюсь, когда-нибудь вспомнишь…

Прошло больше часа после контрольного времени, которое Фомин определил Скитальцу для доставки Лютце в Берлин. Наконец, долгожданный звонок. Голос Петрова звучал глухо и подавленно:

— Евгений Николаевич. ЧП: на шестьдесят седьмом километре на пашу машину совершено нападение. Произошла катастрофа — преступник бежал.

— Бежал?! — Фомин вскочил со стула. — Что же вы смотрели? — Он еле сдержал себя, чтобы не обрушить на голову старшины поток проклятий. — А где лейтенант?

— Жив. Мы перевернулись и сначала были без сознания. А потом ничего…

— На чем и куда он мог бежать? — перебил Петрова Фомин.

— Они, на верно, едут в сторону границы на машине марки «хорьх-8», серого цвета. Номер западный. Это точно. Но мы были в таком состоянии, что не успели… Он нас сначала обогнал и ушел вперед. А потом… Я звоню с автостанции. Тут сказали, что серый «хорьх-8» был здесь с час назад.

— Вы-то все целы?

— Да, в общем, живы. А машина здорово помята.

— Понял. Давайте поскорее выбирайтесь сами.

«Вот он, второй, — подумал Фомин. — Надо было сразу искать второго». Бросил трубку, посмотрел на часы. Выбежал из кабинета.

— Как люди? — спросил полковник, выслушав сбивчивый доклад.

— По словам Петрова, живы.

— Выходит, недооценили мы наших противников. Вскружили голову легкие успехи. Лютце — птица крупнее, чем мы полагали, коль скоро они рискнули совершить нападение на машину советской военной администрации.

Фомин видел, что Кторову большого усилия воли стоило оставаться спокойным и выдержанным. Карандаш энергичней обычного стучал по столу. Полковник положил перед собой лист бумаги.

— Не будем терять драгоценных минут. Немедленно организуйте розыск. Подключите к операции все, что можно.

— Слушаюсь, товарищ полковник! — вытянулся Фомин, проклиная в душе и Лютце, и себя за то, что не настоял на командировке и отпустил Скитальца. Впрочем, лейтенанта винить он не мог, так как не знал подробностей происшедшего.

Первым делом Фомин связался с пограничниками. Те обещали усилить охрану района и подключить к розыску пограничную полицию. Потом позвонил Еноку. Он был на месте и сказал, что тотчас дает команду начать поиск преступников силами полиции округа.

На попутной машине Петров вернулся с автостанции к месту катастрофы. Скиталец, с фиолетовым кровоподтеком на лбу и заплывшим глазом осматривал район нападения на машину. Он уже нашел по следам место, где лежал в засаде человек, простреливший им баллон, определил и стоянку автомобиля. Теперь уже не было сомнения, что это «хорьх». как они и думали вначале. Петров по дороге успел переговорить и с шоферами машин, которые ехали со стороны Берлина. Те сказали, что «хорьха» не встречали. Значит, это могла быть та самая серая машина, что промчалась мимо автостанции в сторону Энбурга, а может быть, и границы.