Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 33

Майора не смутила холодность приема. Он прошел на середину комнаты, небрежно ткнул оберштурмбанфюреру пакет и, вопреки всем правилам воинского этикета, спокойно вынул из кармана портсигар.

Адъютант Гольбах растерянно захлопал белесыми ресницами. Глаза Людвигса округлились. Однако, встретившись взглядом с майором, он не затопал ногами и не выгнал наглеца. На лице прибывшего было написано что-то такое, что заставило Людвигса протянуть руку к столу, к спичкам, забыв на миг свое положение и свой чин, изобразить подобие предупредительной улыбки. Людвигс мог бы присягнуть, что уже встречал этого человека раньше, притом в таком окружении, где погоны оберштурмбанфюрера СС имели вес не больший, чем нашивки фельдфебеля. Опережая своего начальника, Гольбах услужливо щелкнул зажигалкой.

— Вскройте пакет, оберштурмбанфюрер, — сказал майор, жадно затягиваясь дымом сигареты. — Не теряйте времени на изучение моей персоны.

На глянец паркета посыпался сургуч сломанных печатей. Лицо Людвигса вытянулось и застыло.

— Вы сегодня… из Берлина?

— Я вылетел вчера. Наш «хейнкель» обстреляли русские истребители, пилот едва дотянул до первого аэродрома по эту сторону Карпат. Дальше пришлось добираться на автомашине.

Людвигс сам пододвинул майору кресло. Еще раз прочитал вынутую из плотного коленкорового пакета бумагу. С затаенным страхом задержал взгляд внизу, на подписи. Нет, он не ошибся. Под коротким текстом стояло размашистое — «Гиммлер».

Одно это слово будто вытеснило с бумаги все остальное. Разволновавшись, Людвигс никак не мог вникнуть в суть приказа. От мысли, что рука «всесильного Генриха» еще вчера прикасалась к бумаге, которую он сейчас осторожно держал пальцами, у оберштурмбанфюрера на висках быстро запульсировала кровь. Строки, прыгавшие перед глазами, с трудом стали на место. До сознания Людвигса постепенно дошло содержание написанного. Брови его поползли вверх.

Деятельность отряда «Шварцапель» на оккупированной территории выходила далеко за рамки функций обыкновенных воинских, даже эсэсовских подразделений. Когда была получена шифровка об изъятии у населения золота и ценностей, это не вызвало у Людвигса ни размышлений, ни тем более удивления. Хорошо понимал он и приказ об отправке в Германию редкостных художественных полотен и скульптур, хранившихся в местных музеях и картинных галереях. Припомнилась ему и тайная директива о раскопках на пустыре вблизи городской цитадели. Люди Людвигса ночью выкопали из рва несколько десятков трупов — останки ученых, расстрелянных в городе батальоном «Нахтигаль»[5] еще в 1941 году. Бензин и огонь сделали свое, а исполнители этой «деликатной» операции нацепили на свои мундиры ленточки новых медалей… Отряд «Шварцапель» для того и существовал, чтобы выполнять то, что не доверяли другим. Мелкими делами Людвигса не загружали.

И вдруг — какой-то Крылач, инженер из туземцев. Это имя ровным счетом не говорило Людвигсу ни о чем. И все же именно оно фигурировало в доставленном из Берлина специальном приказе, подписанном не кем-нибудь, а самим рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером. Удивительно и весьма странно…

— Оберштурмбанфюрер, приказы свыше не подлежат обсуждению, их надо выполнять. Но я могу удовлетворить ваше любопытство. С именем человека, названного в приказе рейхсфюрера, связана работа, которая может дать фатерлянду огромные потенциальные преимущества над врагом. Речь идет… — майор умолк, выразительно взглянув на Гольбаха.

— Мой личный адъютант, — поспешно пояснил Людвигс.

Кивнув головой, майор продолжал:

— Речь идет об открытии, в котором заинтересована военная промышленность Германии. Вы, наверное, знаете, как дорого обходится нам горючее. А этот малоизвестный инженер-нефтяник Крылач добился того, о чем другие только мечтали. Кажется, он сам не знает цены своему открытию. У меня лично сложилось такое впечатление. Мы держим его под наблюдением давно, однако не трогали раньше, чтобы он мог спокойно продолжать работу. Несколько дней назад поступило сообщение, что инженер завершает последний этап своих исследований. Для уверенности надо было бы подождать еще месяц-другой, но события на фронте… Короче говоря, оберштурмбанфюрер, за точное выполнение приказа, с которым вы сейчас ознакомились, несем ответственность мы с вами. Руководить операцией поручено мне. Выделите офицера и трех-четырех солдат. Мы должны поторопиться.

Людвигс протянул руку к телефону.

— Один момент, — майор жестом остановил его, — мне кажется, штурмфюрер Гольбах — подходящая кандидатура для такого дела. Чем меньше людей будет знать об операции, тем лучше.

Людвигс с сожалением посмотрел на разбросанные вещи, удивился тому обстоятельству, что майор знает фамилию адъютанта, и торопливо сказал:

— О да, конечно! На Гольбаха можно положиться, вы не ошиблись.

— Вы понимаете, штурмфюрер, какая роль возлагается на вас? — поднимаясь с кресла, спросил майор.

— Так точно, герр майор! — вытянулся Гольбах.

— Даю вам семь минут. Подготовьте людей и машину. Ждите меня внизу… Идите!

Щелкнув каблуками, Гольбах выскочил из комнаты.

2

Предрассветная мгла окутала город. На востоке небо озарялось алыми блуждающими сполохами. Гром канонады сливался в протяжный непрерывный рокот.

Узкие улицы были забиты войсками. Ползли тупоносые тяжелые грузовики. Над кабинами торчали ребристые стволы пулеметов. Укутанные в плащи с пелеринами небритые офицеры, черные от пыли солдаты в касках с беспокойством поглядывали на небо. Обгоняя колонны грузовиков, въезжали колесами на тротуар юркие легковые автомобили, разрисованные пятнами камуфляжа. Из подворотен воровски высовывали круглые глазницы притушенных фар машины. Доверху загруженные мебелью, тюками, ящиками, машины вклинивались затем в общий поток и плыли вместе с ним на запад. Над тюками и ящиками покачивались пилотки солдат тыловых команд и черные фуражки шуцманов. В воздухе стоял неумолкающий рев моторов. Заглушая шум и грохот, то здесь, то там раздавались короткие автоматные очереди, трещали винтовочные выстрелы. За острым шпилем костела и дальше, где-то в районе вокзала, поднимались вверх лохматые столбы дыма. Пахло бензиновой гарью и порохом.

Отступление, начавшееся ночью, к утру превратилось в паническое бегство, и ничто уже не в состоянии было остановить его.

Дорогу эсэсовскому «хорьху» с бронированными бортами преградили мотоциклисты. Гольбах, сидевший за рулем, выругался. Лицо майора перекосила гримаса досады и нетерпения. Кроме них в машине были еще три эсэсовца — два солдата с автоматами и невысокий скуластый унтер-офицер.

Откуда-то из окон верхнего этажа дома, под стеной которого они остановились, вырвался отчаянный женский крик и мгновенно оборвался. Звеня, брызнули на тротуар осколки стекла.

— Проклятье! — Стряхивая стекло с фуражки, Гольбах повернулся к унтер-офицеру: — Шарфюрер[6], вы лучше моего знаете этот проклятый город. Где здесь объезд?

— Я знаю тут каждый камень, пан штурмфюрер, — на ломаном немецком языке ответил унтер-офицер и вытянул непомерно длинную руку, указывал на темный переулок за углом. — Поворачивайте туда, затем прямо и направо.

Машина, петляя, выбралась из скопления войск, запрудивших центральную часть города, и понеслась вдоль бульвара.

Через четверть часа «хорьх» остановился на темной глухой улице. Вдоль тротуара возвышались чугунные столбы с побитыми фонарями.

За деревянным забором утопал в густой зелени небольшой одноэтажный коттедж под черепичной крышей. Калитка была заперта. Солдаты вышибли ее плечами. Первым заскочил во двор длиннорукий унтер-офицер, потом Гольбах. Расстегивая на ходу кобуру пистолета, майор тяжело затопал вслед за ними по широким бетонированным ступеням, что вели к домику.

Дверь задрожала под ударами прикладов. В окне мигнул свет. Щелкнул замок.

5

«Соловей» — карательный батальон, состоявший из гитлеровцев и украинских националистов.

6

Унтер-офицер СС.