Конец «черных рыцарей»

Флеминг вспомнил все, что было связано с этим бумажником. Его товарищ, проработавший всю войну в нацистской Германии, выполнявший там разведывательные задания советского командования, в последние дни войны нашел бумажник в столе руководителя отдела СД, своего «начальника». По ряду причин он был убежден, что этот бумажник — один из двадцати — был опознавательным знаком для только что созданной подпольной группы нацистов. Тогда еще не известны были состав, цели и задачи группы. Ничего не было слышно о ней и в первые месяцы после войны. Впоследствии удалось выяснить, что группа начала активизироваться только спустя год после поражения гитлеровского рейха. Стало известно не только название группы — «Черные рыцари», но состав и цели организации, ее ближайшие, довольно опасные намерения.

Главная цель организации — разведывательная и подрывная деятельность против социалистических стран, и прежде всего против Советского Союза, после поражения Германии в войне... Для этого руководители нацистской партии предоставили «рыцарям» большие средства. Организация имела филиалы в странах Европы и в Соединенных Штатах Америки. Благодаря работе Флеминга и его помощников американское отделение было разгромлено. И в Европе подрывная работа «рыцарей» была постепенно парализована, в их рядах начался разлад.

Живой интерес Шредера к бумажнику подсказывал Флемингу, что немец знал о его назначении! «Нужно будет, — подумал он, — внимательно проследить за ним».

Аннет и Пьер

На следующий день к обеду, который, по английским обычаям, подавался вечером, море успокоилось настолько, что салон снова был почти полон.

Пьер и Аннет бледные, но улыбающиеся, признались Флемингу, что им было плохо.

— Надеемся, худшее позади. А теперь мы должны заполнить пустоту! — смеялась Аннет.

Пришли сестра Сесилия, Ганс и Вильма Шредеры.

Временами Аннет внимательно рассматривала немца. Он заметил ее взгляды и был обеспокоен. Его смущение усилилось, когда Аннет заявила по-французски:

— Вы знаете, господин Шредер, я вас видела в Париже в сорок первом году в форме немецкого офицера.

— Этого не могло быть, — резко возразил он по-французски. — Я в то время был в Страсбурге. В Париже во время войны я не был. Вы ошибаетесь, мадам Дево. Я не был в Париже и в армии не служил.

Аннет продолжала внимательно рассматривать его.

— Возможно, я и ошибаюсь.

После обеда Шредеры и сестра Сесилия сразу ушли. Пьер стал упрекать Аннет:

— Зачем ты к нему пристала? Ты же ошиблась, зря его тревожила своими вопросами. Ведь ты не могла тогда его видеть в Париже. Ты сама там не была.

— Но я была в Страсбурге, — возразила Аннет, — и видела его там в форме офицера гестапо.

— Ты уверена? — спросил Пьер.

— Вполне.

Ганс и Вильма

Ганс ругался:

— Пристала ко мне эта француженка. Мне надо выяснить, кто этот американец, а она лезет со своими глупыми вопросами.

— Но кто же он? — спросила Вильма.

— Он может быть нашим. Такие бумажники выдавались незадолго до конца войны особо доверенным лицам, которым Борман дал специальные поручения. Некоторых из них я знаю, но его я никогда не видел. Он может быть американским солдатом, отобравшим бумажник у нашего. Он может быть человеком из Федерального бюро расследований. Ты понимаешь, в чем дело? Я тебе не говорил об этом. Один из наших в США, Вейсбах, самый активный, поехал по важному делу, нашему делу, понимаешь? И попал в аварию. А у него были с собою вещи, которые могли заинтересовать Федеральное бюро. Может быть, Флеминг взял бумажник из костюма убитого Вейсбаха... хотя у него как будто был другой номер... Неважно! Ты понимаешь, какая неприятная история? Погиб Вейсбах. У него много материалов, компрометирующих наших людей. Они перепугались и куда-то скрылись. Я не мог выяснить, что случилось, какие улики у полиции США против нас. А мне надо дать фон Нейману объяснения. Он будет требовать их от меня. И тут этот Флеминг с бумажником. А если он следит за мною? Черт знает что такое! Да еще фон Нейман говорит, что пора переменить тактику, что старые идеи отжили свой век, обстановка изменилась, как бы он не прикарманил все деньги. От него это можно ожидать!

— А с нами что тогда будет? — спросила Вильма.

— С нами? Если не понадоблюсь больше, прогонят.

— Но ведь ты многое знаешь!

— Подумаешь! Кто же меня будет слушать? Чего доброго, уберут!

После паузы:

— Неужели ты ничего не нашел в его каюте? — спросила Вильма.

— Ничего! Ни адресов, ни фотографий, ни писем.

Флеминг и Шредер

На следующее утро было тепло и солнечно. Флеминг сидел на своем обычном месте на шлюпочной палубе. Второй шезлонг был свободен. Сестра Сесилия еще не приходила. Перед Флемингом появился Шредер.

Шредер не оставил надежды выяснить у Флеминга подробности его работы и задавал вопросы о деятельности фирмы. Он вел себя сдержанно и пытался исправить впечатление, сложившееся о нем в первые дни. Американец отвечал вежливо, уклончиво и, ловко меняя разговор, в конце концов заставил самого Шредера рассказывать о себе. Наконец, тот прямо спросил Флеминга, где он достал бумажник.

— А почему вас интересует мой бумажник?

— Ваш ли он?

— Мой.

Шредер отвернулся и пошел к шлюпке. Осмотревшись, он начал тихо насвистывать песню «Хорст Вессель». Оборвав мелодию, он вернулся к Флемингу. Тот улыбался. Молчание длилось целую минуту. Шредер нагнулся к американцу:

— Что скажете?

— Вы не тот и песня не та, — сказал Флеминг. Он встал и, наступая на Шредера, повторил: — Вы не тот и песня не та.

Шредер отстранился и молча пропустил его к трапу.

Теперь Флемингу стало ясно, что Шредер имел отношение к «Черным рыцарям». Свистом он давал пароль для члена группы, который не появился после конца войны и не выходил на связь с другими. Флеминг о нем знал. Знал, что тот струсил и скрылся.

Флеминг только догадывался о роли Шредера. Тот не был в числе первоначальных «рыцарей». Но он мог быть вовлечен в организацию позже. Вероятно, он был связником между американскими и европейскими «рыцарями». О существовании такого связника Флеминг знал, но встречаться с ним не приходилось.

За завтраком объявили, что в Гавре пароход будет в час дня.

Все спешили упаковать свои вещи, приготовиться к таможенному осмотру. Надо было решить сложную задачу: кому дать чаевые и сколько. Флеминг и монахиня быстро справились со своими делами и встретились на шлюпочной палубе.

— Я вам очень признательна за внимание, — начала сестра Сесилия. — Мне было интересно и приятно с вами беседовать.

— Должен сказать, что и я с удовольствием вспоминаю наши разговоры. У меня осталось о вас приятное впечатление. Я никогда не ожидал встретить столь... интересного человека... столь неожиданного...

Она засмеялась.

— Я знаю, что мое обличие не вяжется с обычными представлениями. Я уже привыкла к этому. В лоно церкви я попала с детства... Меня подбросили на ступеньки женского монастыря в Лионе. Росла, училась в этих же условиях. Началась война, мне было четырнадцать лет. Наш интернат перевели на юг, а затем в Америку. Я была способной, любила математику, физику и из меня сделали учительницу. Училась в католическом университете. Теперь еду в Сорбонну, где надеюсь получить звание магистра.

Я стала монахиней, чтобы обеспечить свою жизнь. Мне трудно уйти от этого; я видела, знаю, как нелегко женщине в светском мире. Женщине, которой хочется быть ученой. А в лоне церкви мне легче... Не думайте, что я задавлена религией... Она занимает мало места в моей жизни... Я могу читать «Аве Мария» и одновременно решать дифференциальные уравнения, потому что молюсь механически... Я очень люблю женщин-ученых: Марию и Ирэн Кюри, Софью Ковалевскую, Пэйн-Гапошкину и других, но их так мало... В обычных условиях женщине трудно, очень трудно стать ученой. А я в своем мире выделяюсь, мною даже гордятся, и я этим хочу воспользоваться. Вы можете подумать, что я лицемерка. В какой-то мере это так, но зачем осуждать меня, когда весь мир насыщен худшими лицемерами?