У незримой границы

В следственной и розыскной работе немало парадоксов. И один из них заключается в том, что нельзя чрезмерно спешить! Иначе обвинишь невиновного. Но нельзя и медлить. Найти и предать суду преступника нужно как можно скорее. Медлительность тут могут воспринять как неспособность государства оградить людей от преступлений.

Капитан Ругайс понимал, что магазинных воров надо найти побыстрее. Потому что вряд ли они остановятся на уже содеянном. От них можно ожидать еще не одной неприятности…

Харис и Лига готовились к свадьбе, до которой оставалось уже всего две недели. Дни пролетали словно на невидимых крыльях, потому что вдруг оказалось, что надо сделать еще невероятно много — достать, заказать, договориться, пригласить… Мать Лиги просила дочь еще подумать и, может быть, отложить свадьбу на какое-то время: ее беспокоили разговоры о том, что Харис стал слишком часто наведываться в ресторан. В маленьком городке ничто не остается не замеченным, поэтому матери Лиги было известно и то, что и дочь ее в последнее время все чаще видели в той же компании. Лигу, до сих пор испытывавшую к ресторанам лишь отвращение! Но уговоры не подействовали. Надо полагать, мать приложила бы куда больше усилий, знай она, что до приезда в этот город Харис успел провести два года в местах лишения свободы. Однако Лига об этом решила промолчать. Девушка была уверена, что в той беде роль сыграло скорее стечение обстоятельств: Харису тогда не исполнилось еще и восемнадцати, и киоск он взломал скорее из любопытства: хватит ли смелости? Смелости хватило; однако вскоре после того пришла повестка с вызовом к следователю. Затем последовал суд и те два года, о которых Харису хотелось бы не вспоминать больше никогда.

Родители его жили в Риге. Отец был известным в республике художником, мать работала модельером в ателье. Намерению сына обзавестись семьей они противиться не стали, скорее наоборот: Лига сразу понравилась им, она выглядела спокойной и рассудительной и, как они полагали, могла в лучшую сторону повлиять на Хариса, ни спокойствием, ни рассудительностью не отличавшегося. По секрету мать сообщила сыну, что свадебным подарком с их стороны будет цветной телевизор. Обняв ее, он сказал в ответ:

— Не слишком ли дорого, мам? Телевизор мы уж как-нибудь купим и сами. Я бы лучше хотел что-нибудь из отцовских полотен…

При следующей встрече мать шепнула, что телевизор они все-таки подарят, но и картину тоже. Мама, милая мама…

Шли последние дни июля.

Кражи в магазинах все еще оставались нераскрытыми, хотя со времени последней из них прошло уже две недели. После того как незнакомец со станции скрылся, прекратились и кражи, и это заставляло предполагать, что он-то и был главным действующим лицом во всех этих преступлениях. Главным — или единственным? Ответить на это было трудно, пока личность исчезнувшего оставалась неустановленной.

Магазинное дело Ругайс держал в центре внимания. Обдумав все возможности розыска, он решил испробовать еще одно направление: проверить почтовые операции, особо интересуясь перепиской с Вильнюсом. Не могло ли случиться, что если у вора есть сообщники в городе, то краденое они пересылают ему по почте? Выглядела такая версия не очень убедительно, но все-таки имела право на существование. А уж если возникает версия, то она в любом случае должна быть проверена — таков неписаный закон работников следствия и розыска.

Такая проверка потребует много времени и труда, гарантировать успех она не могла.

Однако результаты уже первых дней проверки заставили задуматься: за два последних месяца в Вильнюс было отправлено целых семь посылок — много для маленького города. Все они были на имя некоего Праниса Ланкутиса. Адресовались они на Вильнюсский главпочтамт до востребования, что свидетельствовало о стремлении адресата принимать некоторые меры предосторожности. А отправителем посылок оказалась проживавшая на Парковой улице женщина по имени Хелга Раме. Участковый инспектор быстро собрал все необходимые сведения о ней: тридцати лет, незамужняя, работает официанткой в ресторане, любит хорошо одеться, дома у нее часто собираются веселые компании. Однако до сих пор Раме не была замечена ни в каких нарушениях закона.

Но это было еще не все. При проверке операций по денежным переводам удалось установить, что из Вильнюса, от того же самого Ланкутиса, Раме получила несколько денежных переводов общей суммой на полторы тысячи рублей. Переводы тоже высылались до востребования. Если предположить, что таким способом проводились расчеты за краденое, то выходило, что загадочный Пранис Ланкутис недурно зарабатывал, рассчитываясь с сообщниками: общая стоимость украденного значительно превышала полторы тысячи.

Было решено незамедлительно допросить Раме о ее связях с Вильнюсом. Однако оказалось, что официантка, взяв отпуск, уехала в Ригу — погостить у друзей.

К счастью, ее местопребывание в Риге удалось установить быстро.

Харис проснулся поздно. Вчера они с Лигой приехали к его родителям, проводившим лето на даче в Вецаки. Ужин затянулся, разговоры о предстоящей свадьбе (столько проблем!) перемежались осмотром картин. Дача показалась Лиге похожей на настоящий музей. Винтовая лестница вела на второй этаж, где помещалась мастерская художника. Все стены мастерской от пола до потолка были увешаны полотнами, среди которых Лиге больше всего пришлись по сердцу пейзажи и марины. На одном из полотен бескрайняя ледяная, заснеженная равнина сливалась вдалеке с мглистым небом, и казалось, что вот-вот на горизонте возникнет собачья упряжка и фигурки путешественников — настолько ярким было впечатление. На другой стене внимание девушки привлек портрет Рериха. Великий мастер задумчиво глядел с полотна, а позади, словно в почетном карауле, застыли окутанные фиолетовой дымкой горы. Но больше всего было все же своих, здешних пейзажей: мост через Гаую, красные черепичные крыши города Талей, подножие горы Гайзиньш в пору, когда цветет черемуха…

Харис вспомнил, что на пляже их ждут Хелга с Эдвином. Идти очень не хотелось, однако ничего другого придумать было нельзя: Граф обещал исчезнуть сразу после того, как будет выполнено его последнее поручение, исчезнуть — и больше не напоминать о себе. А это было очень важно: буквально через день-другой, уже в субботу, они с Лигой станут мужем и женой. А Харис не желал допускать и мысли, что у Лиги по его вине смогут возникнуть какие-то неприятности. Ах, если бы все это оказалось лишь кошмарным бредом, если бы не существовало никакого Графа!..

Но это, к сожалению, не было бредом.

…Когда из воспитательно-трудовой колонии для несовершеннолетних Хариса перевели в исправительное учреждение для взрослых, вечером к нему подошли несколько местных «аристократов». Один сразу же потребовал поменяться с ним одеждой — отдать что получше и получить взамен похуже, другой заявил, что новичок вместо него с утра будет убирать помещение. Оказалось, что и койка его была уже занята, так что спать ему придется у двери, поближе к параше. Когда Харис попытался возразить, он получил такой удар под ложечку, что потемнело в глазах. Однако, падая, он успел заметить, как и его обидчик отлетел в угол: кто-то нанес ему неожиданный удар. Этот «кто-то» и был Граф.

Вскоре Харис убедился, что Граф пользовался авторитетом. Он имел уже третью судимость за кражи. Был из Вильнюса, но перед последним арестом жил в Риге и довольно бойко изъяснялся по-латышски. То, что он заступился за Хариса, сыграло свою роль; юношу оставили в покое. Однако чем дальше, тем лучше понимал он, что Граф поступил так не просто из сочувствия, но с намерением впоследствии, после освобождения, использовать Хариса на воле.

Поэтому, отбыв наказание, Харис уехал из Риги и поселился в отдаленном уголке Латвии. Тут он устроился на работу, решив забыть прошлое; здесь встретился с Лигой. Жизнь потекла спокойно.