Страница 4 из 65
Он зашел в кабинет Ганса Шульца и, взяв там открытку, написал адрес: Берлин, Бисмаркштрассе, 24, герр Довгеру.
Прежде чем приступить к тексту, Илья задумался. Всего несколько дней он выехал из Москвы, а как резко изменилась его жизнь. Он очутился среди совершенно чужих людей. И может быть, много лет вот так придется жить вдали от Родины и единственным общением с советскими людьми будут почтовые открытки с условным текстом или шифрованные сообщения с добытыми им сведениями. Если иметь возможность встречаться хотя бы с Довгером, было бы уже легче. Но, спохватившись, что впереди у него очень много важных дел, ради которых можно пойти на любые лишения, Илья написал на открытке:
“Уважаемый герр Довгер! Скоро собираюсь навестить Вас, о чем, конечно, заранее извещу. Я приобрел ту вазу, о которой говорил, и по более сходной цене, чем думал. Обязательно привезу ее показать. Меня очень интересует Ваше мнение.
Ф. М.”
Это означало, что он. принят лучше, чем предполагалось, и пока все обстоит хорошо.
Убедившись, что за ним никто не следит, Илья прошел на соседнюю улицу и опустил открытку.
В Москве ему сказали, что регулярная связь с ним не будет поддерживаться до того времени, пока он не получит возможность добывать нужные сведения, а пока он должен периодически давать о себе знать.
Ганс Шульц вернулся из Гамбурга через несколько дней. Все было улажено. Но в Мюнхене оставаться им было нельзя; здесь были две семьи, которым он говорил, что хочет выписать племянника из России. Чтобы окончательно замести следы, старик решил перебраться в Берлин.
Потратив много денег на взятки, Ганс Шульц добился уничтожения следов въезда Ильи в Германию и получил для него документы на имя Вальтера Шульца.
II
В берлинском доме Шульца по Курфюрстенштрассе к приезду хозяина с племянником освободили от жильцов квартиру из пяти комнат на третьем этаже. Вся необходимая мебель была заранее перевезена из мюнхенского особняка. Кое-какие вещи должны были привезти с собой Амалия и Эмма, которые выехали в Берлин вслед за хозяином.
Как только устроились в квартире, Илья занялся подготовкой к поступлению в университет. Ему хотелось попасть на восточный факультет. Илья знал немного персидский язык: в колонии ему приходилось общаться с рабочими из Ирана, которые в те годы большими партиями приезжали в Советский Азербайджан в поисках заработка в нефтяной промышленности и на сельскохозяйственных работах. Илья представил в университет свидетельство покойного Вальтера Шульца об окончании средней школы и был допущен к экзаменам.
Экзамены он сдал хорошо. Наступил долгожданный день: Илью приняли в университет. В приподнятом настроении возвращался он домой. Ганс Шульц обнял его.
— Поздравляю, сынок. — Так стал называть его Шульц. — Поздравляю, мой мальчик.
Илья тоже обнял старика.
— Надеюсь, твоя карьера после окончания университета будет более удачна, чем моя. Мне всю жизнь не везло. Я никак не смог подняться выше среднего уровня, а когда дела стали поправляться, на наши головы обрушилось это чудовище — кризис. Хорошо, что меня не постигла участь моих друзей по Мюнхену: Гольдштейнов и Гардтов. Кризис сделал их нищими. И всему виною эти акулы — монополисты, которые хотят захватить в свои руки промышленность, а нас, средних предпринимателей, проглотить, как салаку. Скорей бы Гитлер пришел к власти! Он сразу покончит с кризисом и все поставит на ноги. Мелкие промышленники, крестьянство, предприниматели будут процветать. Не знаю, доживу ли до этого…
Хорошее настроение Ильи моментально испортилось. Старик сел на своего конька. Подобные разговоры Илье приходилось вести с ним чуть ли не каждый день,
Илью так и подмывало сказать, что лозунги Гитлера — чистая демагогия, они придуманы нацистами для того, чтобы привлечь на свою сторону неустойчивые слои рабочих, мелких предпринимателей, крестьянство, что нацисты в действительности — партия крупного капитала, партия реванша и войны.
— Изучай, Вальтер, “Майн кампф”. В этой книге собрана вся мудрость жизни, записаны гениальные мысли нашего Адольфа.
С книгой Гитлера старый нацист буквально не давал Илье покоя. Но Илья и сам понимал, что библию нацизма ему необходимо знать. Он зубрил ее — иначе запомнить мысли, изложенные в книге, не мог и удивлялся, что находятся люди, которые разделяют весь этот бред.
С трудом запоминались трескучие фразы: “…человечество стало великим в вечной борьбе. Человечество погибает при существовании вечного мира”; “Идеи гуманизма и пацифизма действительно, может, будут вполне уместны тогда, когда вышестоящая раса предварительно завоюет весь мир”; “Чем чудовищнее солжешь, тем скорее тебе поверят. Рядовые люди скорее верят большой лжи, нежели маленькой…”
После обеда, во время которого Шульц продолжал рассуждать о великой миссии Адольфа Гитлера, призванного спасти и возвеличить немецкую нацию, Илья вышел в город.
На Унтер-ден-Линден было многолюдно. Илье нравилось бывать на этой центральной улице Берлина. Здесь расположились комфортабельные отели, стоял особняк советского посольства, который казался Илье хоть и недоступным, но уголком Родины, тут же был университет, в который он поступил. Посреди улицы по бульвару, окаймленному молодыми липами, обычно прогуливались берлинцы. На Унтер-ден-Линден первоклассные рестораны, дорогие магазины, театры, музеи. Но отели пустовали, омрачая улицу черными квадратами своих окон, из ресторанов не доносилось музыки, официанты уныло бродили между пустыми столами, кассирши театров, музеев, прикрыв свои окошечки, вязали кофты, читали книги, сквозь зеркальные витрины магазинов было видно, как приказчики в ожидании покупателей бесцельно перекладывают товары с места на место.
На улицах Илья с каждым днем замечал все больше и больше бедно одетых, худых людей. То и дело попадались калеки, старики с табличками, прикрепленными на груди, на них крупными буквами была написана мольба о помощи. Они прижимались к стенам домов, чтобы не попасть на глаза полицейским.
У большого гастрономического магазина Илья невольно остановился. Сердце сдавило от жалости. Мальчуган лет шести-семи, прижав нос к стеклу витрины, голодными глазенками рассматривал разложенные там аппетитные окорока, колбасы, сосиски. Полицейский долго не мог отогнать мальчика от соблазнительной витрины.
На противоположной стороне улицы, громко разговаривая, проходила группа молодчиков с наглыми лицами, в черных и коричневых рубахах со свастикой на рукавах. Это были те самые парни из охранных отрядов “СС” и штурмовых отрядов “СА”, в задачу которых входило помочь нацистам “овладеть улицей”.
— Вот идут господа, которым предстоит властвовать над нами, — раздался позади глухой голос.
Илья обернулся, за ним шел мужчина лет сорока, в потрепанном костюме, в запавших глазах его застыло выражение полной безнадежности.
Он не обратил на Илью внимания. Видимо, сказанное им не предназначалось для постороннего.
Илья направился к дому, размышляя над словами прохожего. Действительно, Гитлер неоднократно заявлял, что из эсэсовцев и штурмовиков он создаст “слой новых господ”, который будет властвовать над массой. Начались занятия в университете. Все для Ильи здесь было ново, необычно. Еще дома он мечтал получить высшее образование. Как только он пришел на работу в органы ОГПУ, сразу поступил на заочное отделение юридического института, но ему никогда не приходило в голову, что завершать свое образование придется за границей в таких необычных условиях. Тем не менее он был доволен.
С первых же дней он вошел на равных правах в коллектив первокурсников, все они были на одинаковом положении — новички, которые с интересом присматривались к установившимся порядкам, традициям в этом старейшем учебном заведении. Дружеские отношения установились у него с Иоганном Риделем и Ревеккой Гольдшмидт.