Страница 26 из 146
— И это тоже надувательство! — теперь Саймон говорил менторским тоном, не тая своего превосходства над Медо. — Никакой красоты не существует, все это фуфло. Проснитесь, Эмми! Когда-нибудь жизнь даст вам пинка, и ваши иллюзии испарятся.
— Пинка получил бы ты, если бы меня не отделали так беспардонно сегодня утром. Саймон, тебе удалось меня шокировать, с подобным убожеством я еще не сталкивался. Помню, ты рассуждал о живых мертвецах, которые выдают себя за людей… Да ты сам ходячий мертвец!
Саймону стало неприятно, но он не сдался.
— Эмми, я противник самообмана. Я жесткий прагматик, я восемь лет отсидел в тюрьме — это вам о чем-нибудь говорит?! Вы когда-нибудь сидели за решеткой?
— Сидел, — Эмми скорчил одну из своих загадочных насмешливых гримас. — Целых четверо суток. Потом я решил, что нечего задерживаться там надолго, и покинул это очаровательное заведение. Ну, какой из меня после этого жесткий прагматик — правда, Саймон?
— Можно узнать, за что вас туда засадили? — ехидно осведомился Клисс — он почувствовал себя задетым, словно Эмми посягнул на его привилегию.
— Ни за что. Меня подставила девушка, в которую я влюбился до умопомрачения.
Ясно. Обычная молодежная дурь.
— Мне жалко вас, Эмми. За что посадили меня — это знают все! Я был эксцессером, я убивал, я побуждал погрязших в суете людей убивать друг друга…
Негромкий скрип заставил его вздрогнуть и оглянуться: Топаз пытался вскарабкаться на кушетку, цепляясь коготками за шелковистую полосатую обивку.
Шум, производимый тварью, заглушили минорные переливы. Эмми достал передатчик.
— Медо. Я слушаю вас, Джемина. Какое происшествие?
Он переключил передатчик в режим «прямая трансляция», теперь Клисс и Лейла тоже услышали взволнованный голос Джемины:
— …Нас уже опередили, ВНН сообщили об этом в полуденных новостях, мы опять не успели! Эммануил, мне приходится всех водить за ручку! Если бы Лейла полетела в Леверру, как я хотела, у нас сейчас был бы живой материал, а она гуляет неизвестно где!
Эмми заговорщически подмигнул Лейле, та усмехнулась в ответ.
Вот оно как… Саймон вначале решил, что Джемина — значительная фигура в «Инфории», но это одна лишь видимость.
— А что произошло? — спросил директор. — Я еще не смотрел новости.
— Манокарский корабль полчаса назад стартовал, и перед стартом у них случилось какое-то ЧП. Неизвестно, что было, посторонних внутрь не пустили, но там что-то стряслось, — от возбуждения Джемина слегка запиналась. — По одним сведениям, неполадки в системах жизнеобеспечения, которые их техники потом устранили, а по другим — теракт на борту, покушение на президента. Я не знаю, где бегает Лейла! Если мы не будем раньше всех давать такие новости, я не знаю, что мы будем давать, это же наш кусок хлеба! Эммануил, я давно уже недовольна…
Эмми выключил передатчик на середине фразы, утомленно откинулся в кресле.
— Н-да, очень интересная и своевременная информация, — процедил он с непонятным Саймону сарказмом.
«Итак, горячие новости вам на хрен не нужны, — отметил Клисс. — Так я и думал. Вы зашибаете деньгу на чем-то другом, информ-клуб — это прикрытие. Чем вы тогда занимаетесь? И что за „интервью“ должен я для вас взять? Кто ваш заказчик — Элана Ришсем, задумавшая несчастный случай с малолетней эмигранткой, чтобы свалить вину на непримиримую оппозицию? Или оппозиция, которой эксцесс с девчонкой нужен, чтобы нагадить реформаторам? Одно из двух. Этот щенок обещал мне за дельце десять тысяч, а ведь сам он куда больше огребет — а то мы не знаем, как оплачиваются такие услуги! Надо поставить вопрос о пятидесяти процентах, иначе ни в какую…»
Топаз шумно возился на кушетке, это мешало сосредоточиться на расчетах.
— Смотри, Лейла, он устраивает себе гнездо! — с умилением прокомментировал Эмми. — В естественных условиях они выкапывают ямки в рыхлом покрове на ветвях деревьев-гигантов, чтобы отдыхать или сидеть в засаде, а в неволе используют для этого любую подходящую поверхность.
Мурун уже закончил работу, на кушетке и на полу валялись выдранные клочья полосатой обивочной ткани и белоснежные куски синтелона. Сам Топаз, подобравший под себя лапки и хвост, был похож на декоративную сине-зеленую подушку с пришитыми глазами из искусственного янтаря.
— Эй, пошел оттуда! — испуганно прикрикнул Клисс.
— Саймон, что случилось? — холодно осведомился Медо.
— Мне же там после него спать! Вы же видите, он мебель портит!
— Саймон, это моя мебель. Мало того, что ты обманул мои ожидания, так еще и Топаза пугаешь. Что прикажешь с тобой делать — подарить Шидалу?
Эмми смотрел задумчиво, словно что-то мысленно взвешивал, и Саймона под его взглядом пробрал озноб. Господи, он ведь не шутит!
— Господин Медо, я старался, я не виноват… Я предупреждал вас, что я не тот человек! В тюрьме я разучился улыбаться, но я могу делать что-нибудь другое. Мы же с вами оба цивилизованные люди, мы принадлежим к одной и той же гуманной культуре…
— Разве? — Медо приподнял безупречно изогнутую бровь. — Ты даже не представляешь, как ты заблуждаешься. Пожалуй, я не отдам тебя Шидалу — это будет негуманно… по отношению ко мне. Ты нанес мне серьезный моральный ущерб, так что я вправе требовать компенсации. Если бы не это и не твой отвратительный стиль, я еще мог бы тебя пощадить…
Он говорил спокойно, даже мягко, но сгустившаяся за считанные секунды атмосфера жути заставила Саймона оцепенеть. Лейла отступила назад, присела на край стола. Она молча и серьезно наблюдала, распахнув обрамленные алыми тычинками глаза, и по ее виду Саймон понял, что дело совсем плохо: девчонка приготовилась смотреть на нечто щекочущее нервы.
— Для начала я расскажу кое-что о себе, — Медо подмигнул. — Саймон, ты любишь слушать страшные истории? Медикаменты под рукой, и если на середине моего рассказа ты упадешь в обморок, мы сразу приведем тебя в чувство. Возьми стул и сядь.
Что такого «страшного» Эмми насочинял о себе и собрался выложить — Саймон так и не узнал. Как не раз бывало в прежние времена в моменты опасности, он ощутил прилив красноречия и начал говорить, проникновенно, сумбурно, не позволяя собеседнику вставить ни слова. О своем безрадостном детстве; о матери-истеричке, которая хотела, чтобы он стал знаменитостью, и колотила его за посредственную учебу; о девчонках, девицах и женщинах, которые над ним издевались; о том, как его незаконно уволили из «Всепланетных Ниарских Новостей». Внезапно он заметил во взгляде Эмми заинтересованность… даже как будто одобрение… Охваченный нервным возбуждением Клисс продолжал говорить: пока его слушают, его не бьют, иногда это выручало, и он благополучно уносил ноги. В горле пересохло, голос стал хриплым, как рвущаяся бумага.