Страница 85 из 104
- Желаете курить? – спросил он, растягивая время.
- Я жду от вас ответа, Иван Николаевич, – упорствовал Собакин.
Лавренёв, наконец, справился с дрожью рук, медленно закурил и произнёс:
- Будь, по-вашему. Это даже хорошо, что вы пришли. Мне надо выговориться. Я столько времени ношу это в себе. Кто такой Поливанов? Для меня – змей искуситель, но, в сущности, не в нём дело. Он мне порядком осточертел, как, впрочем, и свихнувшийся полковник, но дело не в них. При необходимости, я мог бы избавиться от этой парочки без крайних мер. В нашем общем деле, самое страшное – огласка. И пригрози я, что расскажу в клубе о наших проделках… Словом, они – мелочь, которая помогала мне получать недостающие средства для игры в карты. И не смотрите на меня так. Я, как бы выразиться поточнее - был богат условно. После смерти отца всеми деньгами распоряжалась мать. Она заела мою жизнь. Мне до недавних пор, как гимназисту, выдавалось помесячное содержание на карманные расходы. И это при капитале семьи в несколько миллионов, помимо недвижимости! Что деньги! Родители всегда меня унижали. Отец вечно был недоволен, что я не разделяю его сумасшедших пристрастий к путешествиям и орал, что я не его сын, а мать всё время пичкала наставлениями и навязывала свою волю. Я хотел стать оперным певцом – у меня хороший голос – они костьми легли, чтобы из этого ничего не вышло. Я решил жениться – они убили мою любовь.
- В каком смысле? – удивился Собакин.
- В прямом. Я отчаянно полюбил девушку не нашего круга. Мать узнала об этом и за деньги подговорила одного подонка соблазнить её и бросить. Вера начистила серы от спичек, растворила в стакане воды, выпила и умерла в страшных муках. Как я тогда сам остался жив, не знаю. Потом наступил черёд папаши. Вернувшись из очередной поездки, он привёз с собой негритянку, самую настоящую, из Центральной Африки и поселил в Лефортове, так сказать – для утех. Мать узнала через год, когда у этой зверушки родился ребёнок. Она нашла прибежище этой отцовской пассии и под видом дружеского знакомства накормила её и ребёнка отравой. У нас в доме этой заморской дряни было – завались. Отец навёз со всего света. В его кабинете была целая коллекция. Вот мамаша и воспользовалась к случаю: впрыснула яд в персики и отнесла в Лефортово. Умерли все, кто были в доме: негритянка, ребёнок, нянька и кухарка. Потом мать всё рассказала отцу, а я подслушал. С ним сделался удар, он долго болел, потом пошёл на поправку, но внезапно умер. Его камердинер рассказал мне, что накануне смерти видел мамашу в кабинете отца: она перебирала склянки в шкафу с ядами. После похорон я взял из этого шкафа крохотную склянку. В описании значилось, что в ней отрава - сок какого-то растения с острова Ява. После употребления он приводит человека к острой сердечной недостаточности и быстрой смерти, но не оставляет в организме никаких следов. Тогда я подумал, что мать именно этим ядом отравила отца. Я вынес пузырёк из дома и закопал на заднем дворе. Тогда я это сделал без задней мысли - просто так, на всякий случай. Через какое-то время мать обнаружила пропажу и потребовала, чтобы я вернул яд. Я наврал, что ничего не знаю, но во время разговора обвинил её в смерти мужа и ещё четверых человек. Тогда она объявила, что сожжёт всю отцовскую коллекцию, а если я вздумаю её отравить припрятанным зельем, то она напишет в завещании об этом яде и его действии. Так что, отравив её, я сам попаду на скамью подсудимых. В тот же день под руководством матери перебили все банки и распотрошили пакеты с ядами, запаковали их и вывезли в Лужники, где сожгли под присмотром нашего управляющего. Мне тогда было двадцать три года. С тех пор мы с ней ни разу не вспоминали прошлое. Я пытался всё забыть и даже уехал из дома, но без материальной поддержки, в которой мне было категорически отказано, долго не протянул и вернулся домой. Да, у меня слабый характер, я не приспособлен к самостоятельной жизни, да и не имел желания трудиться, когда в семье столько денег. Я вообще ничего не хотел. Если бы не карты, то давно спился бы или пустил себе пулю в лоб, как полковник. Но, вот уже несколько лет не было дня, чтобы я не думал, как отомстить матери не за отца с его пассией и ублюдком, не за Верочку, которая променяла меня на хлыща, а за себя, за свою несостоявшуюся жизнь. И, если я - дрянь-человек, то в этом виноваты родители. Как сказано в Евангелии от Матфея: «Всякое худое дерево приносит и плоды худые». У таких родителей, как мои, и ребёнок должен быть уродом.
Год назад я встретил девушку, простую воспитанницу из одного почтенного семейства. Она была чиста и простодушна и, когда я понял, что ей небезразличен, то твёрдо решил жениться. Возникла надежда на то, что создав семью, у меня появится, наконец, смысл жизни, а ответственность за близкого человека, заставит отказаться от игры. Словом - моя жизнь упорядочится. В этот раз я был осторожнее и не сказал матери кто невеста, а только, что она - бесприданница. И что вы думаете? Она быстро отыскала мой предмет. И, поскольку, хорошо знала это семейство, то накоротке наговорила девушке обо мне всякие гадости: и безответственный я, и игрок, который не создан для семейной жизни, и попиратель морали. А потом, уговорила главу семьи, выдать воспитанницу за его сына. И денег не пожалела на приданое для молодой - отвалила тридцать тысяч. Всё это случилось за какие-нибудь две недели, пока я ездил по её поручению в наше имение под Рязанью. Тогда я ничего ей не сказал, но посчитал, что руки у меня развязаны и только ждал случая. Вскоре моё внимание привлекло «Чёрное сердце». Я убедился, что оно не приносит денег, но, похоже, убивает близких своего владельца. В этом я убедился на примере князя Глебовского и полковника Ушинского. Мне запала мысль его приобресть любой ценой. Тогда без всякого яда моя мать умрёт и я, наконец, избавлюсь от этого ярма. Правда, тут я совершил ошибку: как-то в пьяном виде рассказал всё Поливанову и попросил одолжить мне кольцо. Он сказал, что я ненормальный и хочу сделать его соучастником очередного преступления. С него, мол, достаточно семьи полковника. А совсем недавно он пригрозил что, если я откажусь с ними мошенничать в картах, он всё расскажет моей матери. Видите ли, Поливанов уже не мог жить без этих махинаций. Они ему были нужны, как воздух и дело было вовсе не в деньгах. Он ведь не играл. Поливанову наше мошенничество заменяло азарт игры. Короче говоря, тогда я окончательно решился завладеть кольцом и придумал план. Чтобы избавиться от Алексея, я решил незаметно подлить ему яд в еду где-нибудь в общественном месте и выбрал Английский клуб. Там его за столом всегда обслуживал один и тот же официант. С Пасхи он пошёл на повышение – стал старшим служащим и, в связи с этим, ему было предписано переодеться из ливреи во фрак. Я сразу подумал, что, одевшись во фрак, можно будет улучить момент и отравить Поливанова, допустим, вином за поздним ужином, когда в клубе будет почти пусто. И, если меня кто-нибудь увидит, то подумает, что я – официант. Главное – постараться, чтобы меня видели только со спины. С тех пор я стал по вечерам одеваться во фрачную пару и ждать удобного случая. Он не замедлил представиться. Поливанов клюнул на петербургского промышленника Санина, которого я в тот вечер обещал привезти в клуб для знакомства. Алексей задумал «посадить» толстосума на большие деньги. Я наврал, что Санин любит игру и вскоре собирается в Москву не только по делам, но и кутнуть. Чуть не смешал карты Мозен. Я действительно накануне много играл – так вышло. Дома у Поливанова мы сговорились, что он поедет в клуб, а я – на вокзал, встречать Санина, который, конечно же, ни сном, ни духом не собирался приезжать в Москву. Выхожу от Алексея и натыкаюсь на француза. Как будто он за мной следил! У него навязчивая идея заполучить «Чёрное сердце». Таких людей вокруг Поливанова крутилось довольно много, но этот был самым настырным. Иностранец в очередной раз стал канючить, чтобы я уговорил «месье Поливаноф» продать ему кольцо, предлагал деньги. И всё же, уже в клубе я от него отвертелся и пошёл во «фруктовую». И по пути, на лестнице, увидел того самого старшего официанта. Меня он не заметил. Ну, думаю, Алексей услал его за чем-нибудь в буфетную – самое время. Вошёл в залу, там кроме Поливанова – никого. Я, как и задумал, за стол не сел, а встал спиной к двери. Алексею объяснил, что петербургский гость почему-то не приехал, и предложил выпить вина. Тут кто-то от дверей стал с ним раскланиваться, но к столу не подошёл. Я нарочно не оборачивался, но по разговору понял – это был Видякин, который говорил Алексею про какую-то охоту. Пока они разговаривали, я отравил его вино.