Горе побежденным

 - Ясно, – остановил его Собакин. – Что ещё для нас интересного? Говорил с официантом? Как там его…

 - Иван Матвеев.

 - Он тебя не узнал в новом виде?

 - Нет. Мы с ним разговорились, после того, как я ему помог столовые приборы считать. Официанты их сдают в буфет каждый день по счёту, а Ваня над ними контроль держит и считает уже все приборы вместе. Он так умаялся за день, что всё время сбивался. Время позднее – буфетчик ворчит …

 - Понятно.  Не тяни. Что он тебе поведал?

 - Матвеев  мне подтвердил, что при нём к Поливанову подходил только Островерхов и от двери разговаривал Видякин. Официант отлучался от Поливанова, пока тот ел,  несколько раз. За ножом Матвеев ходил минут десять - пятнадцать. Как он объяснил: буфетчик куда-то отлучился - пришлось его ждать. И за сыром бегал столько же: повар должен был принести другой сыр из кладовой и нарезать. А это значит, что Поливанов был  за столом один минут двадцать – двадцать пять. Всё это время во «фруктовой» никого не было – время позднее.

 -  За столько времени можно Поливанова не только отравить и снять кольцо, но и действительно, как врут на Москве, вынести полуживого, как пьяного, посадить на извозчика и увезти во все четыре стороны! – возмущался Собакин. - Вот их хвалёный надзор за залами и гостями! Что ещё?

 - Теперь о друзьях Поливанова. Наипервейший – полковник Ушинский.  Игрок. У него несколько лет назад трагически погибли жена и дочь. Он после такого несчастья пьёт немеренно, а когда овдовел пил беспробудно. Поливанов с ним носился, как нянька, и к тому же платил его проигрыши. Лакеи говорят, что он и им приплачивал, чтобы они смотрели за полковником, когда он совсем перепивался.  В тот день он играл до утра. Карточник сказал, что тот сидел как приклеенный -  «шла карта». Другой приятель Поливанова помоложе: Лавренёв - светский молодой человек без определённых занятий. В тот день он тоже был в клубе.

 - Как был? Ты не путаешь? – встрепенулся Собакин.

 - Точно был. Но, не играл, как обычно, а  приехал уже вечером и был в компании некоего француза Мозена. Его за собой записывает фон Брюмер, староста, которого мы видели, когда были в клубе в первый раз.

 - Мозена? – удивился Собакин. – Интересно. А ты что-нибудь узнал о Лавренёве? Мы с Ипатовым собрались к нему с визитом.

 - Молодой  человек из известной семьи. Оно и понятно – в Английском других нет.  Отец  у него был крупным коннозаводчиком. Умер. Мать из княжеского рода, женщина властная и крутого нрава. Сына держит в ежовых рукавицах. И надо думать не напрасно: играет, бездельничает. В армию он не годен: у него что-то наследственное, с лёгкими.  Болтается без дела. Последние годы сильно втянулся в игру. На этом и сошёлся с Поливановым и Ушинским.  Они его опекают как родного сына. Не знаю уж, чем он им так пришёлся по душе. Парень, видать, не ах.

 - А что у него с Мозеном?

 -  Не узнал. Лакеи говорят, что их вместе видели впервые и разговаривали они только по-французски.

 - А где они находились во время беседы?

 - В том-то и дело, что нигде. Прохаживались. Но, во «фруктовую» не заходили. Если помните, там надо пройти …

 - Помню-помню, а что толку? По парадной лестнице можно быстро спуститься вниз и потихоньку подняться наверх по боковой. А что там говорят о Видякине?

 - Этот господин, кроме борзых и гончих, никем не интересуется. В клубе он не ест и не играет, а приходит только, чтобы сговориться о предстоящей охоте. В последние дни он озабочен устройством большого гона  в имении генерала Вуича. Там должна собраться большая компания завзятых охотников. Среди приглашённых был и Поливанов.

 - Понятно. Это всё?

 - Нет, есть ещё кое-что. Содержание клуба такого уровня требует больших средств, поэтому «англичане» сдают в аренду помещения во флигелях. Двери в главное здание запирают, но думаю, что открыть всегда можно и выйти прямо на Тверскую. Левый флигель сдан мастерской по производству рам для картин и там ещё кто-то арендуется, я пока не разобрал. Из правого флигеля тоже есть проход в клуб. Наверху - домовая церковь – сами понимаете, доступ  должен быть: праздники, молебны.

 - Лишний раз убеждаюсь, что перетрясти этот многоукладный муравейник, чтобы из него выпало кольцо, мы не сможем, – подвёл черту Вильям Яковлевич.

 - Про флигели я неспроста  заговорил, – продолжил Канделябров. – Я кое-что интересное  раздобыл о Шаблыкине. Оказывается, его отец – Иван Павлович, тоже старшина клуба, в 72-ом году купил этот самый дворец Разумовского, когда его арендовал Английский клуб.  Старший Шаблыкин был человеком деятельным и предприимчивым - собирался на дворце сделать большой бизнес, как говорят американцы. Он задумал грандиозное строительство на территории, принадлежащих ему Палашей – земель вокруг дворца. И даже парадный двор со знаменитыми львами надумал застроить четырёхэтажным домом с выходом на Тверскую да так, что дворец оказался бы на задворках. Такое решение своего старшины повергло в шок членов клуба. Они разорвали договор об аренде и съехали в бывший дворец князей Белосельских,  что на Тверской, где сейчас Елисеев свой магазин устраивает. Шаблыкину, понятное дело, никто руки не подавал и в гости не звал. Иван Павлович помаялся с годик, огород городить не стал (ведь он задумал всю эту кутерьму в расчете на клубные арендные деньги) и публично принёс извинения. «Англичане» вернулись назад: дворец Разумовского был намного удобней Белосельского, да ещё и с парком. Вся эта кутерьма подорвала здоровье старшего Шаблыкина, и он ушёл на покой, а  все дела передал сыну, известному нам Павлу Ивановичу. Его тоже избрали старшиной и вроде бы всё успокоилось. Но, сказалась неуёмная шаблыкинская натура. Как и его отец, Шаблыкин – младший стал на, принадлежащем ему, обширном участке за дворцом строить доходные дома. Я не видел, но говорят, что со стороны Палашей и дальше всё застроено. Черти подтолкнули его покуситься и на ту самую домовую церковь, что находится во флигеле дворца. По церковному закону, если церковь находится в жилом помещении, то над ней не должно быть никаких построек, чтобы ничего не препятствовало общению  человека с Богом. Я правильно говорю, отец Меркурий?

 - Истинно так, – кивнул батюшка.

 - Короче, Шаблыкин решил нарастить флигели ещё на один этаж. Не знаю уж, каким провидением, но очень скоро, по стечению разных обстоятельств, Шаблыкин разорился в пух и попал в опёку. Опекуном его имущества назначили действительного статского советника Берса.  Именно его заслуга в том, что Английский клуб смог выкупить дворец в собственность, правда,  без одного флигеля – денег не хватило. Произошло это два года назад. Теперь Шаблыкин, которого за глаза зовут «медным лбом» за напрасное упрямство, владеет только тем флигелем, где домовая церковь.

 - Интересно, что вся эта история с их семьёй, не помешала ему оставаться старшиной клуба, – заметил Ипатов.

 - В повседневной жизни клуба Павел Иванович незаменим. Он много лет добросовестно несёт на своих плечах заботы о его хозяйственных нуждах и,  в первую очередь, о сезонных поставках провизии. Ему, признанному гурману, доверяют составление праздничных и парадных обедов.

 - И к чему ты клонишь? – спросил Собакин.

 - А вот к чему. К Шаблыкину, как к человеку, отношение разное. Кто хвалит и говорит, что он молодец – смог выстоять в такой жизненной передряге, а другие – напротив, считают, что Павел Иванович не может забыть своих неудач и до сих пор, «доедая»  свои доходные дома, мечтает о реванше.

 - И что?

 - А вот что. Шаблыкин по своему положению мог в любое время иметь доступ к столу, где должен был ужинать или ужинал Поливанов. Он знает весь уклад клубной жизни, сам - вне подозрения и может воспользоваться этим по своему усмотрению. А это значит, что староста мог отравить вино заранее или опоить Поливанова и снять с него кольцо. Я даже прикинул, как он мог это сделать: из дверей или от внутренней лестницы наблюдать за Поливановым, а, как только официант ушёл, подойти к жертве, сделать чёрное дело, взять кольцо и быстро скрыться с места преступления.