Горе побежденным

 - Получается, что при таком обилии лестниц и входов постороннему человеку проникнуть в клуб труда не составляет? – резюмировал Собакин.

 - Напрасно вы так полагаете, – обидчиво возразил Александр Львович. – Все входные двери на запорах и открытыми не стоят. За этим следят доверенные лица. А потом, смотрите, где бы мы с вами не находились, везде есть люди. Чужого  здесь сразу приметят, особенно, если незнакомец идёт один, без провожатого.

 - Что ж, ваши люди знают всех членов клуба в лицо?- не поверил сыщик.

 - Кухонному мужику, положим, это ни к чему. Да он без дела от кухни ни на шаг не отойдёт. А вот, к примеру, швейцары, лакеи, официанты и старшие служащие, знают почти всех не только в лицо, но и осведомлены об их привычках. Особенно, о тех, кто бывает постоянно. На том стоим. За гостями - особый догляд, как никак – чужие. Да-с. А новых членов клуба мы сразу показываем обслуге и называем, чтобы запоминали.

 - А посторонний может незаметно затесаться среди обслуживающего персонала? – не отступал Собакин.- Народу, как я вижу, у вас тут много.

 - Действительно, штат у нас огромный, но работает он, как хорошо заведённый механизм.  Попасть на службу в клуб непросто: нужна рекомендация и не одна. На вакантное место мы объявляем конкурс и, поступивший к нам, держится за своё место  не меньше,  чем чиновник за министерское. В клубе у каждого служащего немало льгот и денежных вознаграждений. По истечении десяти лет непорочной службы мы выплачиваем пенсион в размере трети годового оклада, а после пятнадцати лет работы уже половину годового жалования. Таким работникам - доверие полное. А за новенькими – постоянный догляд, уверяю вас. Так что не сомневайтесь, незнакомца враз бы вычислили и донесли дворецкому, а тот без сомнения тут же принял меры.

 - Выходит, что преступление, если оно произошло, не мог совершить человек со стороны?

 - Не берусь судить  о таких вещах, но если и случился грех, то, скорее всего, по вине гостей, а не служащих,  – вздохнул Сокольский. –  Правда, это только моё мнение, Вильям Яковлевич, и я прошу его никому не объявлять.

 - Не беспокойтесь, – заверил его сыщик. - Для меня очень ценно ваше суждение по этому вопросу, - и предложил: - Давайте теперь осмотрим второй этаж.

 «Богатство-то какое! – удивлялся Ипатов, поднимаясь наверх,  вслед за остальными. – Наверное, в царском дворце так же».

 Парадный вход второго этажа украшал портик с двумя мраморными кариатидами . Швейцар театральным жестом распахнул перед ними двери.

 - У нас шутят, что это единственные женщины клуба, – улыбнулся Сокольский, – да и те, всегда остаются за дверями.

 Канделябров одобрительно хмыкнул.

 - Это наша аванзала, – продолжал показывать старшина.

 Посреди неё стоял большой круглый стол с малахитовой столешницей изумительной красоты. На нём  лежал гостевой журнал с фамилиями приглашённых в клуб и их поручителями. Тут же были разложены докладные записки старшин, расписания будущих мероприятий и отчёты об уже прошедших праздниках и парадных обедах. Вдоль окон помещались покойные кожаные диваны, где сейчас мирно беседовали, а точнее сказать дремали, два старичка. Обращали на себя внимание большие ширмы, расписанные  видами крепостей и морских баталий. Как объяснил старшина – их использовали во время баллотировки. На противоположной от окон стене, в изящной раме висело меню дня клубной кухни. Рядом находилась знаменитая «чёрная доска», на которой записывались  имена карточных должников и тех, кому по уставу грозило или было определено отчисление из главного клуба России. Сейчас доска пустовала.

 - У нас всё устроено по образцу лучших в таком роде аристократических заведений Англии. После переездов из одного места в другое, он, наконец, обрёл свой настоящий дом. Как видите, места здесь хватает, - продолжал рассказывать Сокольский. – А вот это наша «портретная»  зала или, как мы её в шутку называем - «детская». Здесь играют в карты на маленькие ставки.

 «Портретная» соответствовала своему названию: все её, фисташкового цвета, стены были завешаны живописными работами российских государей, правителей Москвы и почётных членов клуба. Две беломраморные колонны на таком же подножии украшали ослепительной белизны мраморный камин. Потолок и стены залы были  искусно расписаны изображениями античных воинов. Основательная  мебель и золотистые шёлковые шторы довершали картину поистине дворцового убранства. Ипатов только хлопал глазами. Даже Канделябров то и дело мотал головой, что было у него признаком наибольшего восхищения. Старшина указал им на любимый диван покойного баснописца Крылова. Над его внушительной шириной висела полка с бюстом именитого члена клуба.

 Прошли «бильярдную», бывший зимний сад, с тремя столами. Хоть был ещё только полдень, но здесь уже стучали шары: в клубах сизого дыма азартно играли офицеры.

 - Ага. Вот эту комнату я знаю хорошо, – определил Собакин. – Это - читальня. Когда я бываю в клубе, то именно здесь назначаю встречи.

 - Это наша библиотека, – уточнил Сокольский. – Здесь нельзя играть и вести громкие разговоры. Кто хочет беседовать - милости просим пройти в нашу «умную комнату»  или, проще говоря, в «говорильню». Раньше она была здесь, рядом, но сейчас её перенесли дальше, в «кофейную».

 Чуть вытянутое помещение библиотеки было необычайно красиво не столько из-за лакированных, с инкрустацией, книжных шкафов, сколько благодаря  своему удивительному  архитектурному облику. Сразу бросались в глаза необычные окна; наверху в виде полукруга из цветочных лепестков и  небольшие парные колоны  пятнистого, зеленовато-серого  мрамора, которые изящно поддерживали, подсвеченный удивительной красоты сводчатый потолок. По правую сторону висел большой портрет Государя Императора Николая II в полный рост. Кивнув на него, Александр Львович заметил:

 - Из-за присутствия в библиотеке портрета царствующей особы, здесь запрещено курить.

 - А в «портретной»? – поинтересовался Ипатов.

 - Туда перевешиваем почивших, а потому решили, что можно.

 - И правильно, не иконы всё-таки, - кивнул Собакин. 

  Большие напольные часы, размеренно отмеряющие время, мраморные бюсты древних философов, покойные кресла  у столов с ворохом иностранных газет и журналов – всё в библиотеке являло собой истинное прибежище интеллектуала. Сейчас она пустовала.

 - Клуб выписывает двадцать три российских журнала, двадцать русских газет, - похвастался старшина, - и ещё пятнадцать французских и четыре немецких.

 - А из английских только одно «Monthly Review », - уколол его Собакин.

 - Вступайте к нам в клуб и подайте запрос о любом английском издании. Получите хоть – «Review of Reviews », хоть – «Daily Mail », - нашёлся Александр Львович.

 - Спиридон Кондратьич, смотри, – тихо обратился Вильям Яковлевич к своему слуге. – Это та самая комната – кабинет Хераскова , где в екатерининские времена проходили собрания масонов. Помните, Ипатов, я вам рассказывал о Новикове? Вот здесь собиралась ложа «Гармония» , где бывали: Шварц, князь Трубецкой , Тургенев , Карамзин , Кутузов .

 - Неужто здесь? – Канделябров обежал глазами потолок, окна и парные колоны.

 - Действительно, раньше это был дом Хераскова, – встрял Сокольский. – От него он в 1812 –ом году  перешёл к графу Разумовскому. Он-то и пристроил боковые флигели к основному зданию, так сказать, расширился до дворца.

 Сыщики пошли обходить дальше комнату за комнатой, залу за залой. Казалось, им не будет конца. Длинная проходная галерея была приспособлена к игре в кегли и пользовалась, по словам старшины, большой популярностью. Посмотрели знаменитую «инфернальную» , где делалась крупная игра, и где на сукно кидали целые состояния. К несчастью Ипатова, она тоже пустовала и не дала возможности молодому человеку хотя бы со стороны увидеть чужие страсти.

 Сыщики залюбовались большой белой залой, высокие окна и балкон которой, были обращены в парк. Вдоль стен, на возвышениях, огороженных алебастровыми лакированными перилами, стояли столы, за которыми, должно быть, собирались друзья, чтобы скоротать  свободное время в приятной компании. От ветра серебристые муслиновые  шторы на распахнутых окнах  надувались парусами и не пропускали внутрь помещения жар полуденного солнца. В самом дальнем углу,  спиной ко всем, в полном одиночестве, сидел темноволосый мужчина лет пятидесяти, с худощавым лицом, в усах и вдумчиво раскладывал  пасьянс красивыми, аристократическими руками. Сокольский слегка поклонился его спине, а когда они вышли из залы тихо сказал: