Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 34 из 104

 Ещё через две недели Вильям Яковлевич сидел у себя в кабинете за столом и читал газету «Московские ведомости». Там сообщалось:

                                        Опять трагедия в доме Арефьевых.

 «Недавно мы рассказывали нашим читателям о злодейском убийстве маньяком-врачом  молодой богатой невесты Москвы – Анастасии Арефьевой, за неделю до её свадьбы. Во время поимки убийца отравился. Это чудовищное преступление повлекло за собой смерть от сердечного приступа дяди девушки – Николая Матвеевича Арефьева – известного в городе акционера подрядов по строительству железных дорог Сибири. Днями позже, от горя утрат, умерла старшая сестра Арефьева – Анна Матвеевна, почтенная дама, хорошо известная москвичам своей благотворительностью.

 Спешим сообщить,что сегодня, в их доме на Тверском бульваре произошла еще одна трагедия. Наследница всех капиталов семьи, родственница Арефьевых – Лариса Аркадьевна Турусова, была найдена мёртвой в собственной постели. Следов насилия не обнаружено. Предполагается, что она приняла, как снотворное, слишком большую дозу морфия. Ведётся расследование. Если, в установленные законом сроки, не найдутся родственники этой семьи (у госпожи Турусовой завещания не оказалось), то всё её огромное состояние, после надлежащих формальностей, будет объявлено выморочным, а значит, пополнит бюджетную казну Москвы. Надеемся, что это позволит отцам города  заняться благоустройством  злачных мест, коих ещё немало в Первопрестольной».

 - Спиридон! – позвал Собакин.

 - Слушаю, Вилим Яковлевич.

 - Читай.

 Опершись на косяк двери, Канделябров прочитал заметку и вздохнул:

 - Значит не дали Богу с ней разобраться? Помогли?

 - Ты это о чём?

 - Сами знаете о чём: «Nekam  Adonai» – «Возмездие, Господи». Так что-ли, это у вас   переводится?

 - Любимый тобою Леонардо да Винчи говорил, что «тот, кто не наказывает зло, поощряет его». Я с ним согласен. И вспомни о синергии.

 - То, что вы называете синергией, к этому случаю не подходит. Бог  только с теми, кто не подменяет Его собой и не замышляет чинить расправу без официального следствия и суда, что равносильно убийству.

 - Разговаривать ты стал много, Кондратьич. Стареешь видно. Ты лучше вот что: убери-ка эту газету подальше, чтобы Ипатов не увидел. А ещё лучше сожги. Будем щадить его нежную душу, Спиридон. Он и так весь извёлся от того, что эта женщина вытащила из него все сведения о ходе следствия.





 - Вот же, анафема какая! Совратила мальца и из ума вывела. Говорю же: от баб все напасти!

Часть вторая Ч Ё Р Н О Е   С Е Р Д Ц Е

Tempora motantur et nos mutamur in illis - Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними (лат.)

 Дорогая и бесценная моя матушка, Евдокия Ильинична!

    Надеюсь, что, по милости Божией, Вы  пребываете в добром здравии и материнском ко мне расположении. Сообщаю, что в настоящее время, после испытательного срока, я утверждён в должности помощника и секретаря частного сыщика – Вильяма Яковлевича Собакина-Брюса. Спасибо на том Вашему братцу – Фёдору Кузьмичу – похлопотал обо мне, а то бы я, как есть, зачах у него  в полицейской части. И денег с гулькин нос и должность не умственная. Вы спрашиваете, не родственник, ли он тому Брюсу, о котором по Москве дурная слава ходит. Точно так, не сомневайтесь. Это ихний прапрадедушка. Только всё это оговор и напраслина  возведена  на достойного человека. Граф Яков Вилимович Брюс был генералом и даже фельдмаршалом, большим учёным и много в своих государственных делах  постарался на благо нашего Отечества во времена царствования Петра Великого. Мой начальник - человек серьёзный, обстоятельный, водит знакомства с первыми людьми города. Его вся Москва знает как первостатейного сыщика. Спросите хоть у своего братца. Дядя не рекомендовал бы меня к плохому человеку. Живу я теперь на Сретенском холме, в Печатниковом переулке, на пансионе  у госпожи Прохоровой Елены Васильевны, в собственном их доме, из расчёта 25 рублей в месяц. По-нашему, может и дорого, зато - на всём готовом. Хозяйка моя – женщина уже в летах, предобрая, набожная и ко мне расположена. Похлопотал об этой квартире домоправитель моего начальника – Спиридон Кондратьевич Канделябров, большой дока по   хозяйственной части и очень образованный человек. Он же помог мне приодеться по-московски. Вильям Яковлевич подарил мне денег безвозмездно на приобретение гардероба и сказал, что без хорошего платья мне никак нельзя потому, что я теперь нахожусь  на видном месте. Так что, Вы, маменька, при встрече можете меня не узнать.  Я выгляжу прямо, как наш посадский франт – почтмейстер Веселюк, но только без сапог. То есть, он в сапогах, а я хожу в совершенно новых немецких башмаках. 

 Приезжайте, друг маменька, в Москву погостить и сами убедитесь. Целую Вас крепко и остаюсь Вашим покорным сыном Александром.

 Сидевший за столом молодой человек, подумал-подумал и приписал:

 Крепче молитесь обо мне, чтобы мне не потерять нынешнего места.

 - Александр Прохорович! Уже девятый час. Пожалуйте завтракать, - позвал его женский голос откуда-то из глубины дома.

  Ипатов положил письмо в конверт, надписал адрес и поспешил к столу.

   Помощник именитого московского сыщика квартировал в смешном жёлтом домишке, который стоял на таком высоком фундаменте красного кирпича с замысловатой ступенчатой кладкой, что снизу,  казался замком. Жил он у квартирной хозяйки как свой человек, чему немало способствовал верный слуга Собакина, доводившийся ей дальним родственником. Елена Васильевна была маленькой опрятной старой девой-колобком с живым и добрым лицом, на котором, не старческим блеском, светились внимательные голубые глазки. Она обладала только двумя малосущественными недостатками. Во-первых, девица Прохорова была не в меру любопытна ко всем сплетням  и пересудам московского житья-бытья (на то она и коренная москвичка!), а во-вторых, она имела особое пристрастие к творчеству московского сочинителя,  господина Пазухина .  Многочисленные романы этого писателя, в большинстве своём, описывали жизнь купеческого сословия, где главными соблазнителями достойных девиц выступали аристократы и прочие великосветские львы, а любовные интриги зачастую доходили до смертоубийства. Эти душещипательные истории с большим успехом печатались в «Московском листке» по средам и субботам. В такие дни к хозяйке доступа не было. Елена Васильевна запиралась у себя в спальне с прислугой Липой, и пока  ими не был прочитан очередной опус любимого автора, снаружи - хоть трава не расти. Особенно добрейшая женщина зачитывалась романом «Злая воля» -  историей о купце-самодуре и его несчастной красавице – дочери.

 - На Москве вон что говорят, – докладывала за столом своему постояльцу любительница романов. - Этой ночью в Английском клубе  убили человека, обобрали, вывели под руки, как живого и посадили на извозчика, как пьяного. Везти сказали на Каланчёвку и денег дали полтора целковых, а обокрали - на тысячи. Вот вам ваши аристократы – сливки общества!

 Удивляясь про себя  бредовым бабьим сплетням, Александр Прохорович быстро позавтракал и скорым образом отбыл на службу. Вдогонку ему неслось суждение о том, «как обмелела Москва порядочными  людьми».