Горе побежденным

 - Спиридон Кондратьич, а вы откуда всё про них знаете, ежели эти масоны - тайные?

 - Так я до того, как перейти на службу к Собакину, состоял специальным агентом в Московском охранном отделении по вопросам тайных организаций и кружков. Мы и с  Вилимом Яковлевичем познакомились, когда он консультировал меня по истории масонов. Я тогда прочитал про них уйму книг. Например, знаменитую буллу против масонов римского папы Климента ХII . В ней он задавал справедливый вопрос: зачем масонам нужна таинственность, если они не делают ничего плохого, а творят добро? Что им скрывать? Но самая интересная книга, это, конечно, аббата Баррюэля  «Воспоминания, полезные для истории якобинства». Её  у нас напечатали незадолго до войны с французами. Она, говорят, сильно повлияла на императора Александра I, который был поначалу к масонам сильно расположен. Прочитал я «Историю масонства» Финделя  и покаяние Причарда . Даже ознакомился с высочайшими рапортами о масонских ложах в России и Европе сенатора и видного масона, генерала Кушелева . Ну, я доложу тебе, это ужас, что такое! Представь себе, что в 1815-ом году в сражении при Ватерлоо  военачальники с обеих сторон сплошь были масоны.

 - И Наполеон?

 - Наполеон ещё в молодости, в 1798-ом году, на Мальте вступил в военную ложу. Во как! Масонами были все его маршалы. Что говорить, если в Страсбурге и Милане была даже создана ложа для императрицы Жозефины, в которой супруга Наполеона стала «великой госпожой».

 - Значит вы, Спиридон Кондратьич, про масонов всё знаете?

 - Про них всё никто не знает. Они  даже сами про себя не всё знают. Но, кое-что про них я понял.  Начал-то я с книг, а они толком ничего не объясняют: там всё больше общие слова и недомолвки. Вот нынешний Брюс и разъяснил мне оттуда много туманных  мест. Я даже был командирован начальством заграницу для изучения тамошних документов о масонских ложах. От них, брат, мы ещё наплачемся, помяни моё слово. Заявляют себя  человеколюбами, куда там... Свобода, равенство, братство. А поглубже копнёшь – там   рога. Я, как ихнюю картинку увидел: всадник на скаку целится из лука в подброшенную царскую корону, так сразу понял, какая им свобода нужна! Вот и  дед нашего Вилима Яковлевича стал обо всём понимать, да поздно было. Он уже по их лестнице высоко наверх ушёл. В свите самого Александра Благословенного в 1814-ом  в Англию ездил. Царь в то время сам масонством соблазнился, но потом всё о них вызнал и запретил их в России на веки вечные. Перед смертью старый Вилим Петрович наказал сыну Якову отойти от этой заразы или по-ихнему – «уснуть». Потому что совсем порвать с ними нельзя: уж больно строгие у масонов смертные клятвы. Но, Яков Вилимович батюшку не послушался, а пошёл ещё выше: стал Рыцарем Белого и Чёрного Орла, Великим Избранником  – «мстителем за поруганные права человечества».

 - Убийцей что-ли? – изумился Ипатов.

 - Ну не убийцей, а тем, по чьему указанию у масонов совершается «справедливость и возмездие». Он ездил по всему миру по ихним делам и однажды не вернулся. Было это в  58-ом году. Ему было сорок четыре года. Как сын такого знатного масона, наш Вилим Яковлевич ещё в ранней молодости был посвящён и получил в наследство от отца очень большой капитал заграницей. Вскоре он разобрался, что к чему, и объявил себя «уснувшим», хотя ему надо было занять место отца.

 - Всё это рассказал вам сам Собакин?

 - Да что ты! Историю Брюсов я узнал через одного сведущего англичанина, когда был в Англии. Там масоны не запрещены, как у нас. Я тогда основательно изучил  специальную литературу, а потом ещё покопался в наших архивах.  Знающие люди посоветовали мне познакомиться с Вилимом Яковлевичем. При встрече я ему рассказал, что знаю о Брюсах.

 - Выходит, что сейчас Собакин-Брюс нарушил свой «сон» ради того, чтобы узнать, прав ли он в отношении госпожи Турусовой? – сообразил Ипатов.

 - Да пусть она цветёт сто лет, эта Турусова! Без нас её Господь накажет, только бы не связываться ему с «этими»! Затянут - потом не развяжешься!

 Наверху открылась дверь, и хозяин с гостем спустились вниз. Собакин сам проводил Шварца до входной двери. Вернувшись, он хмуро взглянул на своих подчиненных. Те, не мигая, смотрели на него.

 - Ну-с, так. Турусова с Зяблицким действительно убили Анастасию. Как я и предполагал, доктор был у неё в полном подчинении. Шварц согласился на лжесвидетельство за  миллион. Доказать в суде это невозможно. Я дал слово и поручился за вас, что мы эти сведения не разгласим. Турусовой я напишу письмо. Рушникову скажу, что остаюсь при своём мнении, но доказательств нет. От дальнейшего расследования я отказываюсь. Если Фёдор Кузьмич захочет – пусть копает сам. Это всё. Александр Прохорович, пока отдыхайте, восстанавливайте силы. А ты, Спиридон, займись его квартирой.

 - Слушаюсь, – вздохнул Канделябров. – А только я так думаю, что это всё равно, что «слизывать мёд с крапивы», как говаривал Фуллер . Слишком «жгучая» плата за эти сведения.

 - «Ни один человек не может быть героем в глазах своего лакея» сказал, небезызвестный  тебе, Поль Гольбах , – очень членораздельно ответил Брюс и ушёл к себе наверх.

 - Ну вот, теперь лакеем обозвал, – вконец расстроился Канделябров.

 - Спиридон! Где мои флюоритовые  запонки? А серые высокие башмаки? – послышалось сверху.

 - Ну, теперь пошло-поехало. Закрутило родимого. Знать, собрался к своей Варваре, чтоб ей пусто было, такой дым коромыслом поднял! – заворчал Кондратьич и бросился помогать хозяину.

 Ипатов сидел в облюбованной им столовой, как потерянный. Неужели вот так, сразу и ничем закончилось его первое дело на службе у Вильяма Яковлевича. Он так много узнал и пережил за последние дни (эх, если бы знали Собакин с Канделябровым!), что прямо-таки боялся лишний раз шевельнуться, чтобы не выплеснуть из себя что-нибудь. Это был уже не тот Александр Прохорович, что робко позвонил в дверь сретенского особняка неделю назад. Ипатов вдруг ясно ощутил, что влился в жизненный поток очень значительного человека, без которого его жизнь станет тусклой и невзрачной, хоть плачь.

 «Как это я раньше жил, - думал он - ну прямо как лопух у дороги, прости Господи, ничего не зная, ничем не интересуясь? Или это дано не всем? Ведь не родился же я потомком Брюсов и Собакиных? А Канделябров родился? Нет. Значит, только от самой натуры человека зависит, чем ему жить. «Кому траву жевать, а кому звёзды считать» говорит Спиридон. Точно так и есть».

 Г-же Турусовой Л.А. (лично в руки)

                                                            Сударыня!

 Я только что переговорил по известному Вам делу с Иоганном Шварцем, который в точности повторил Ваши слова.

 Сообщаю Вам, что отстраняюсь от продолжения следствия по делу убийства вашей племянницы, но остаюсь при своём мнении по поводу обвинения.

 Исходя из вышесказанного, я не имею возможности принять от Вас плату за ведение расследования.

 Отдаю Вас в руки Вашей судьбы. И да смилуется над Вами Бог.

                                                                                        Вильям Собакин

 Через два месяца Ипатов помогал Собакину расследовать дело купца Муташова о пропавших у него из дома ценных бумагах. Как-то, возвращаясь пешком к себе домой на новую квартиру, Александр Прохорович увидел на Рождественском бульваре Турусову. Она шла по панели под руку с каким-то осанистым господином. Поначалу Ипатов её даже не узнал. И только навострённый с недавних пор взгляд ( Канделяброва школа!) дал возможность в проходящей красавице узнать бывший «синий чулок и серую церковную мышь». Это была совсем другая женщина с лицом и фигурой истинной красавицы. Её выразительные  глаза тонули в густых тёмных ресницах и ласково глядели на спутника из-под высоких полукружий изящных бровей. Губы, и раньше волновавшие Александра Прохоровича, теперь прямо-таки дразнили своей яркостью. Каштановые волосы, закрученные локонами, заманчиво выглядывали  из-под модной шляпки. Дорогое, бледно-фисташковое кружевное платье облепляло женщину так, что казалось невидимым. Талия (предмет особого беспокойства Ипатова) казалась в обхват не больше двух ладоней. Александр Прохорович на минуту ослеп, потом взмок и попытался глубоко вздохнуть, чтобы успокоиться. Но, вмиг пересохшее горло осложнило этот процесс, хотя, слава Богу, не до конца. Лариса Аркадьевна заметила молодого человека, улыбнулась ему и кивнула, как хорошему знакомому. Ипатов смешался, судорожно закашлялся, не зная как поступить: поклониться или нет? А, когда он определился, Турусова уже прошла мимо, не останавливаясь. Молодой сыщик поспешил домой. На его сердце лежала большая холодная жаба.