Охота на «кротов»

«Энглтон, — сказал один из бывших сотрудников контрразведки, — должен был консультироваться по каждому малейшему аспекту дела». Хотя ЦРУ и подозревало, что Логинов является подставой, никто не был уверен, и вернуть его КГБ означало бы подписать ему смертный приговор, если окажется, что ЦРУ ошиблось.

После ареста Логинова в Йоханнесбурге в 1967 году юаровцы заявили, что советский шпион назвал имена сотрудников КГБ во всем мире. На вопрос о том, как Логинов мог оказаться подставой, учитывая огромное количество офицеров КГБ, которых он выдал, Пит Бэгли ответил: «Он назвал своих советских ведущих в Африке, Кении и Бельгии. Но Логинов выдал эти имена преднамеренно, чтобы ввести в заблуждение относительно всего прочего».

Фактически имена офицеров КГБ были переданы южноафриканской службе безопасности ЦРУ, они были выбраны из досье Управления и поступили совсем не от Логинова. Выдача имен, по словам одного сотрудника ЦРУ, была предназначена для того, чтобы как можно больше очернить Логинова перед КГБ. Но «признание» Логинова, хотя и фальшивое, могло тем не менее поставить его жизнь под угрозу, если бы его отправили назад в Советский Союз[213].

Когда ЮАР, прежде чем согласиться на обмен, спросила ЦРУ, уверено ли оно, что ему не нужен Логинов, Рольф Кингсли это подтвердил. Энглтон согласился; Юрий Логинов больше не был нужен ЦРУ[214].

Один из сотрудников ЦРУ, знакомый с делом Логинова, пояснил, что произошло потом. «Логинова доставили из ЮАР в ФРГ, и Джим принял меры по его отправке. Когда Логинов прибыл в Германию и понял весь ужас своего положения, он испугался до смерти и всеми силами сопротивлялся отправке назад. На границе произошла довольно печальная история. Его буквально вытолкали. Прямо в руки КГБ, который увез его».

Эта история, рассказанная и некоторыми другими источниками ЦРУ, оспаривалась Бэгли, который заявил, что Логинов был «счастлив» вернуться назад. «При встрече с русскими они обнялись. Немыслимо, чтобы мы перебросили кого-нибудь через границу против его воли». Тот факт, что Логинов передавал информацию ЮАР, доказывает, что он не был настоящим нелегалом, утверждает Бэгли. «Нелегалы, подобные Абелю, держат язык за зубами. Нелегалы не говорят».

Эванс также, со своей стороны, тешил себя надеждой, что ни он, ни другие сотрудники ЦРУ, которые «вели» Логинова, не совершили ужасной по своим последствиям фатальной ошибки. Он не был уверен, что над Логиновым учинили расправу. Но ЦРУ, согласно некоторым хорошо осведомленным источникам, располагало полученной от перебежчиков более позднего периода информацией о том, что Логинова казнили. Ричард Кович, завербовавший Логинова, узнал об участи своего агента, лишь когда его взяли обратно в ЦРУ в качестве консультанта вскоре после выхода в отставку; к тому времени «в активе» ЦРУ был советский перебежчик, утверждавший, что он лично присутствовал на похоронах Логинова.

Джордж Кайзвальтер слышал что-то подобное. Он сказал: «Один перешедший на нашу сторону в более позднее время перебежчик рассказывал о том, что Логинова расстреляли.

С ним простились навсегда».

ГЛАВА 16

Крах

Джон Денли Уокер, шеф резидентуры в Израиле, знал, что приезд из штаб-квартиры старшего должностного лица всегда сопряжен с целым рядом приготовлений и хлопот. По отношению к высокопоставленной персоне следовало проявлять необходимое внимание и соответствующую заботу.

Но он не был готов к тому, что произошло, когда Джеймс Энглтон нанес свой очередной визит в Израиль, который состоялся вскоре после того, как в 1967 году Уокер приступил к исполнению обязанностей резидента.

В то время Энглтон сильно пил. Шеф контрразведки попросил Уокера позаботиться о том, чтобы в его гостиничный номер доставили ящик виски.

Когда ящик был на месте, Энглтон сказал Уокеру, что он подозревает, что бурбон[215] отравлен КГБ. Уокер попытался объяснить, что он купил это виски в магазине при посольстве и доставил его лично, но тщетно — Энглтона невозможно было разубедить.

По мнению Уокера, Энглтон выглядел изнуренным. Шеф резидентуры ЦРУ опасался, что шеф контрразведки находится на грани нервного срыва.

— Я отправлю вас домой, — сказал он.

Энглтон взорвался.

— Вы не можете этого сделать, — ответил он.

Когда Уокер стал настаивать на своем, Энглтон гневно предупредил его о неминуемой расплате: он позаботится о том, чтобы Уокер никогда не получил приличной работы в ЦРУ. Однако этот разговор возымел свое действие, Энглтон сделал на некоторое время передышку. Он отправился не в Вашингтон, а в Эйлат, в район Акабского залива.

К этому времени власть начала уходить из рук Энглтона. Сделанное им предупреждение в адрес французов о том, что Дэвид Мэрфи — советский агент, не было серьезно воспринято Службой внешней документации и контрразведки и, в конце концов, ударило бумерангом по шефу контрразведки. Кроме того, Энглтон потерял Пита Бэгли, одного из ближайших союзников и самого сильного сторонника в советском отделе.

Директор ЦРУ Ричард Хелмс решил, что пришло время провести изменения в руководстве советского отдела. В начале 1967 года Бэгли, являвшемуся тогда заместителем начальника, была предложена должность шефа резидентуры в Брюсселе. К сентябрю он был на месте. Вскоре за уходом Бэгли последовал отъезд в Париж Дэвида Мэрфи.

Однако никто не был застрахован от того, что его не затронет волна подозрительности, охватившая ЦРУ. Теперь и сам Бэгли стал мишенью для энглтонов-ских охотников за агентами проникновения. Эд Петти, член группы специальных расследований, начал копаться в его анкетных данных.

Внимание Петти привлек один случай, происшедший несколькими годами ранее, когда Бэгли работал в Берне, осуществляя контроль за советскими операциями в швейцарской столице. В то время Бэгли пытался завербовать в Швейцарии одного из сотрудников польской разведслужбы. Петти пришел к выводу, что одна фраза в письме от Михаила Голеневского, сотрудника польской разведки, называвшего себя «Снайпер» и позднее начавшего работать на ЦРУ, заключала в себе мысль о том, что «через две недели после утверждения штаб-квартирой этой операции» КГБ было заранее известно о попытке осуществления вербовки в Швейцарии, а это означало, что упреждающая информация могла поступить только от «крота», окопавшегося в ЦРУ.

Бэгли заявил о том, что ничего подобного это не доказывает. «Я вел корреспонденцию «Снайпера» в Швейцарии, — сказал он. — В то время когда я был в бернской резидентуре, мы написали письмо польскому офицеру безопасности». В письме, которое было попыткой завербовать этого поляка для работы на ЦРУ, «упоминался босс этого человека. Спустя некоторое время Голеневский написал снова, назвав имя резидента польской разведки в Берне, добавив при этом, «чье имя вы уже знаете», что означало, что Голе-невскому было известно о нашем письме. Однако это не значит, что в ЦРУ действовал внедренный агент. Это означает, что объект разработки использовал письмо в своих интересах, а наш парень («Снайпер») занимал достаточно высокое положение, чтобы знать о нем».

По словам Бэгли, Петти представил этот случай таким образом, чтобы показать, что «польская разведслужба знала заранее о попытке вербовки, что на самом деле обстоит совсем по-другому». Тем не менее Петти написал аналитический доклад по этому случаю вербовки в Швейцарии и по личному делу Бэгли и сделал вывод о том, что «Бэгли является объектом, которому мы должны уделить серьезное внимание». В этом материале Бэгли был дан криптоним «Жираф». Петти сказал, что свой документ он представлял «с неким тревожным чувством», так как ему было хорошо известно, что Бэгли — давний протеже Джима Энглтона.

В своем докладе Петти упоминает Джеймса Рамсея Ханта, заместителя Энглтона. «Хант сказал, что «это лучшее, что я когда-либо видел»». Но при этом Петти добавил, что он ничего не слышал от Энглтона.

213

Джозеф Эванс, сотрудник штаб-квартиры, занимавшийся этим делом, отрицает, что передача имен ЮАР со стороны ЦРУ могла подвергнуть опасности Логинова. КГБ знал, утверждал он, что как нелегал Логинов не имел доступа к именам.

214

Логично, что столь важное решение, которое могло бы навлечь критику на ЦРУ, было возможно только с одобрения директора ЦРУ Ричарда Хелмса, но Хелмс сказал: «Я вообще не помню об этом деле». Мог он объяснить, почему Логинова вернули назад? Хелмс сложил большой и указательный пальцы, образовав ноль. «Вот что я помню, — сказал он. — В моей памяти ничего не сохранилось».

215

Кукурузное или пшеничное виски. (Прим. пер.)