Охота на «кротов»

В дополнение к основным характеристикам Саши — фамилия, начинающаяся с буквы «К», работа в Германии, славянское происхождение — Голицын представил еще один фрагмент информации. Саша, сказал он, сообщал КГБ данные о военных удостоверениях личности, которыми снабжаются агенты ЦРУ при засылке в Советский Союз. Соли внимательно изучил дела, но не смог найти в них ни одной операции, которая соответствовала бы описанию Голицына.

Но Соли сделал интересное открытие: более десяти лет назад ЦРУ действительно планировало засылку агента с воинским удостоверением личности и подбирало документы. Именно Орлов добыл их, объяснив, что получил их от советского источника. Из воспоминаний сотрудника ЦРУ: «Орлов передал три документа, но их было недостаточно, требовалось четыре. Поэтому ЦРУ отказалось от этой затеи».

Соли пошел к Голицыну. «Что-то здесь не так», — сказал он. Голицын на какой-то миг задумался. Возможно, решил он, все было наоборот, не Саша передавал в КГБ информацию о воинских удостоверениях личности, а КГБ снабжал его документами для их передачи в ЦРУ. Теперь для Соли дело прояснилось. Первоначально Голицын представил его в обратном смысле, но даже в таком виде наводка перебежчика позволила Соли «засечь» Орлова. Он пришел к заключению, что три документа, переданных Орловым, являлись ловушкой, расставленной КГБ; в каких-то незначительных деталях они отличались от действующих, так что любой агент, который попытался бы воспользоваться ими в Советском Союзе, был бы немедленно обнаружен.

Все это дело с документами не являлось достаточно веским основанием для судебного разбирательства, но его было достаточно, чтобы дать возможность ЦРУ ходатайствовать о проведении уголовного расследования. К середине 1964 года ЦРУ передало дело Орлова ФБР.

«Это случилось во второй половине дня, — рассказывала Элеонора Орлова о том, как сотрудники ФБР пришли в первый раз. — Однажды, в начале марта 1965 года, в дверь позвонили, вошли шесть человек и сказали: «Мы хотим произвести обыск в вашем доме. Шпионаж». Уже после окончания уроков в школе, около пяти часов вечера, Саша спросил: «Можно моей жене с детьми пойти в кино?» Агенты ФБР согласились. Он принес мне пальто, и мы ушли.

Когда я вернулась, они все еще были в квартире. Все ящики на полу, каждый клочок бумаги фотографировался, даже из моей сумочки. Мне пришлось ее оставить дома. Они пробыли у нас почти до полуночи. Сказали, что утром, после возвращения с работы, Саше следует явиться в ФБР, в старое здание почтового ведомства в Вашингтоне[187].

Никакого ордера на обыск. В то время мы даже не знали таких слов — «ордер на обыск». На следующий день агент ФБР по имени Берт Тэрнер и с ним какой-то мужчина пришли в галерею, на верхнем этаже которой мы жили, и стали расспрашивать о Берлине, о Германии. Они спросили меня, почему я так часто пишу в Швейцарию?

— Я пишу своей тете, — ответила я.

— Мы также в курсе, что вы пишете в Австралию. А кто живет там?

— Моя бывшая горничная в Германии.

— А в Монтевидео?

— Еще одна моя тетя.

У моей матери было пять сестер. Это меня взбесило, и я сказала: «Послушайте, это свободная страна».

Они приходили снова и снова, изо дня в день. Они предложили мне пройти проверку на детекторе лжи, но я отказалась. Мой муж сказал: «Если ты не пройдешь, тебя упекут в тюрьму». Но я не стала этого делать, а Сашу проверяли на детекторе лжи в ФБР. Он с готовностью прошел эту проверку».

В ФБР дело Орлова передали Куртленду Джонсу. Высокого роста, с мягким говором жителя штата Вирджиния, из Линчбурга, он пришел в ФБР в 1940 году по окончании юридического колледжа. Осенью 1964 года, когда Джонс получил это дело, он был начальником контрразведки Вашингтонского отделения ФБР.

«Дело Орлова получило название „Неизвестный Саша“»[188],— сообщил Джонс. ФБР завело досье в начале 1962 года, сразу после приезда Голицына. Каждого подозреваемого в том, что он является «Сашей», начиная с Питера Карлоу, заносили в это досье. «В деле находилось пять или шесть серьезных кандидатов, каждый из которых мог оказаться Сашей, — сказал Джонс, — и, вероятно, еще несколько имен, взятых в связи с этим в проверку».

Независимо от результатов проверки Орлова на полиграфе агенты ФБР очень плотно работали с ним.

Допросы в вашингтонском отделении продолжались. Галерея находилась под постоянным наблюдением. «Он был доведен до отчаяния», — сообщила Элеонора Орлова, объясняя, что случилось дальше.

Здание «Вашингтон пост» примыкало с тыльной стороны к советскому посольству, и однажды в апреле Орлов, который все еще работал водителем грузовика в редакции, проскользнул в посольство через черный ход. «Днем он вернулся домой, — вспоминала Элеонора Орлова, — и сообщил: «Я был в советском посольстве и попросил адрес матери. Я обратился также с просьбой о помощи моей матери, так как ФБР заявило, что ей придется очень плохо, если я не признаюсь, что являюсь двойным агентом. А я даже не знаю, жива ли она»».

По словам Элеоноры, вначале показалось, что цель Орлова при посещении посольства состояла в том, чтобы выяснить, жива ли его мать или уже умерла и находится вне досягаемости ФБР. Но он сразу пояснил, что задумал гораздо большее. Он планировал их побег. «Он так боялся, что нас обоих арестуют. Кто позаботится о детях? Мы жили на 60 долларов в неделю». Муж признался, по словам Элеоноры, что обратился к советским представителям с просьбой о предоставлении политического убежища для себя, жены и двух сыновей. «Посольство дало согласие», — сообщил он.

В советском посольстве ему сказали, чтобы после окончания уроков в школе он подъехал к месту автомобильной стоянки торгового центра в Арландрии (часть Александрии), но не на своей машине, а в такси. Перед кегельбаном будет ждать автомобиль. «Он заберет вас с женой и детьми». По ее словам, Орлов приказал ей на следующий день привезти детей в такси на автомобильную стоянку; было только неясно, будет ли он там тоже.

Элеонора Орлова не горела желанием бежать в Советский Союз. «Я была как безумная, — вспоминает она. — Я пригласила своего пастора. Он пришел, опустился на колени и молился вместе со мной. Он сказал: «Не уезжай к русским, не делай этого». Я позвала подругу и спросила ее, что если со мной что-то случится, возьмет ли она на себя заботу о моих детях? Я подумала, что передо мной два пути: броситься с моста Вильсона или ехать к автомобильной стоянке. Мне разрешили взять с собой только мое водительское удостоверение и ключи от машины».

На следующий день Элеонора отвезла мужа в Вашингтон на очередной допрос в ФБР, затем вернулась домой. «Я спустилась, в цоколь и обнаружила, что у одной из моих кошек родилось четыре котенка. И это решило все. Я не смогла покинуть дом. Просто не смогла. Итак, я осталась. Я знала, что в пять часов мой муж вернется домой с допроса. Я просто сидела и ждала. Он пришел и сказал: «В чем дело? Мне разрешили уехать. Передо мной извинились и сказали, что я могу уехать с женой. Назавтра мы свободны. Но ты меня не послушалась». Он очень разозлился. Он даже подумал, что я работаю на ФБР. Это был серьезный довод. Очень серьезный».

В ФБР его спросили, где он был накануне.

— В советском посольстве.

— Да, мы знаем.

— Я пытался выяснить адрес своей матери.

«Если бы мой муж был русским шпионом, ему бы не

пришлось идти в посольство. Он бы нашел более безопасный способ связаться с ними. Может, он брал их (ФБР) на пушку, но это слишком опасная игра».

Но если Орлов надеялся, что все невзгоды позади, он ошибался. Для охотников за «кротами» в Лэнгли посещение Орловым советского посольства стало окончательными доказательством его шпионской деятельности в пользу Советского Союза. Для его жены это был акт отчаявшегося человека, который, опасаясь ареста, надеялся защитить свою семью.

187

В то время в этом здании размещалось вашингтонское отделение ФБР.

188

На жаргоне ФБР этот термин означал «неизвестный субъект».