Охота на «кротов»

Обдумывая свой следующий шаг, резидент и его подопечные обосновались на конспиративной квартире в Швеции и провели там около двух дней. Наконец Фрайбергу удалось позаимствовать самолет атташе ВВС США, чтобы переправить на нем Голицына с семьей во Франкфурт. Тем временем управление безопасности ЦРУ направило группу из трех человек во главе со Стэнли Лэчем охранять перебежчика. К моменту прибытия Голицына во Франкфурт люди из управления безопасности, хотя Фрайберг их и не видел, были уже на месте.

Во Франкфурте Фрайберг и Голицын поднялись на борт самолета ВВС, который должен был доставить их в США. Это был «Либерейтор» («Освободитель»), старый бомбардировщик времен второй мировой войны, и после получаса полета на высоте 8000 футов дочь Голицына, плохо переносящая высоту, стала задыхаться. Фрайберг приказал летчику вернуться во Франкфурт, где он заказал билеты на коммерческий рейс американской авиатранспортной компании «Пан-Америкэн» через Лондон в Нью-Йорк. Потребовалось задержаться еще на один день, чтобы ЦРУ выправило новый паспорт для Голицына на другое имя.

Фрайберг и Голицыны вылетели затем в Лондон. Как только они приземлились, сотрудники английской Службы безопасности окружили самолет, чтобы обследовать его в связи со слухом о том, что на его борту находится бомба. Фрайбергу удалось убедить англичан оставить Голицыных в самолете, тогда как все другие пассажиры покинули салон. В конце концов воздушный лайнер вылетел в Нью-Йорк, но одиссея перебежчика, а заодно и Фрайберга на этом не закончилась. Плотный туман окутал Нью-Йорк, и самолет вынужден был взять курс на Бермуды. Еще большая группа сотрудников безопасности ЦРУ ринулась на остров, где Голицын оставался всю ночь.

На следующий день Фрайберг и Голицын наконец-то вылетели в Нью-Йорк. «К этому моменту я был сыт по горло этими самолетами, — вспоминал Фрайберг. — Мы поехали на вокзал и сели на поезд до Вашингтона».

Там их ждало знакомое лицо. «На Юнион-стейшн нас встретил Стимбоут Фултон, оперативный сотрудник, знавший Голицына. Его настоящее имя было Роберт. Он проработал со мной два года в Хельсинки. Встречался с Голицыным на нескольких дипломатических приемах». Русского. с семьей привезли в конспиративный дом на севере штата Вирджиния. Обессилевший Фрайберг снял номер в гостинице «Кей Бридж Мэриот».

Задача резидента заключалась лишь в том, чтобы увезти Голицына из Хельсинки и подальше от КГБ, не подвергая его опасности. Но, естественно, во время своего показавшегося бесконечным четырехдневного путешествия в Вашингтон этим людям пришлось беседовать друг с другом. Английский язык Голицына, все еще неуверенный, по мере практики улучшался.

То, что говорил Голицын, было лишь слабым штрихом, но и по отдельным фразам можно было судить о том, что им будет сказано впоследствии. На Бермудских островах Голицын сказал, что Голда Меир, в то время министр иностранных дел, а позднее — премьер-министр Израиля, — агент КГБ. «Он сказал, что одно очень важное лицо из Израиля находилось в 1957 году в Советском Союзе. У него сложилось впечатление, что этот израильтянин — агент КГБ. Он решил, что это Голда Меир, так как в то время она была единственным представителем Израиля, находившимся в Советском Союзе».

Фрайберг, вполне понятно, заключил, что Голицын склонен повсюду видеть шпионов, хотя он был, возможно, не столь бдителен, как тот сотрудник КГБ, который возглавлял службу безопасности в советском посольстве в Хельсинки. «Голицын сообщил мне, что этот сотрудник подозревал даже кошку, которая постоянно лазила через оконную решетку. Так или иначе, этот парень полагал, что кошку используют как средство проникновения в систему безопасности нашего посольства»[3].

За эти четыре дня путешествия с Голицыным резидент заметил кое-что еще. «Он иногда путал имена. Например, он назвал мне имя одного действительно выдающегося финна, которого спутал с одним ортодоксальным финским коммунистом. У них были одинаковые фамилии — Туоминен. Пойка Туоминен, как планировалось, должен был стать премьер-министром Финляндии после советского вторжения в военную зиму 1939 года, но он не смог пережить этого и бежал в Швецию. Ерикки Туоминен был начальником финской полиции безопасности и коммунистом. Его выслали приблизительно в 1949 году как советского осведомителя. Голицын же сказал, что плохим был Пойка, а на самом деле это был Ерикки».

С самого начала Голицын был трудноуправляем. «Он был упрям, — заявил Фрайберг, — и не любил, когда с ним не соглашались. Он упрямо твердил, что не хочет встречаться ни с кем, кто говорит по-русски. Он страшно боялся любого говорящего по-русски».

Очевидно, у Фрайберга были свои личные опасения. Но как только Голицын прибыл в конспиративный дом в Вирджинии, с этим русским стали обращаться по-королевски. Его рассматривали как источник особой важности, и соответственно его посещали высшие должностные лица. В самом начале опроса Голицына к нему приезжал заместитель Маккоуна генерал Чарльз Кэйбелл в сопровождении Джона Мори-младшего, начальника отдела по делам Советского Союза.

Первоначально Голицыным занялся советский отдел, что было обычным явлением, когда ЦРУ получало советского перебежчика. Но с самого начала за опросом Анатолия Голицына пристально следил Джеймс Энглтон, начальник контрразведки ЦРУ, который имел полный доступ к магнитофонным записям. В конце концов советский отдел фактически передал перебежчика Энглтону — решение, которому суждено было иметь важные последствия для ЦРУ и будущего американской разведки.

Причина жгучего интереса Энглтона к Голицыну была очевидной. Ею служила основная задача шефа контрразведки — помешать любому «кроту» КГБ проникнуть в ЦРУ. Когда советский перебежчик прибыл в Лэнгли, ему, как всегда, задали традиционный вопрос: известно ли ему что-нибудь о проникновении в ЦРУ?

Если бы КГБ удалось внедрить в ЦРУ «крота» на достаточно высоком уровне, Москва заблаговременно знала бы о тайных операциях этого ведомства. КГБ контролировал бы ЦРУ, которое и не подозревало бы об этом. Это был тот кошмар, которого более всего боялись Энглтон и другие должностные лица ведомства.

И Голицын усугубил эти страхи. Фрайберг вспоминал: «Он сказал, что видел материалы с грифом «совершенно секретно» в штаб-квартире КГБ, которые могли поступить только из секретной сферы ЦРУ. Откуда-то «сверху»».

Намек был ясен и вселял страх. Если Голицын прав, то у КГБ есть свой агент в ЦРУ. Когда Голицына попросили назвать имя, дать описание, хоть какую-то зацепку — ну хоть что-нибудь, он с трудом смог дать лишь отрывочные сведения.

«Крот», заявил он сотрудникам ЦРУ, проводившим его опрос, человек славянского происхождения, его имя, возможно, оканчивается на «ский». Он работал в Германии. Его псевдоним в КГБ был «Саша».

И Голицын сообщил еще кое-что: настоящая фамилия «крота» начиналась с буквы «К».

ГЛАВА 2

Главный подозреваемый

В фильмах о Джеймсе Бонде технический специалист, который экипирует этого вымышленного шпиона всеми экзотическими техническими новинками, известен просто как «Q» (кыо).

На самом деле в ЦРУ такому описанию американского «Q» почти наверняка больше всего соответствовал бы С. Питер Карлоу. Он с почетом служил в Управлении стратегических служб (УСС), предшественнике ЦРУ военного времени. После войны Карлоу поступил на работу в новое Центральное разведывательное управление. Для Карлоу, как и для многих других, кто вел тайную войну в УСС, притягательность нового ЦРУ — места продолжения все той же тайной борьбы в период «холодной войны» — была почти непреодолимой.

Несмотря на отсутствие научной или технической подготовки, Карлоу всегда интересовался техническими вопросами. Он понимал, что у неоперившегося разведывательного ведомства нет современной сложной техники, необходимой для обеспечения его шпионов. Микрофоны, камеры, магнитофоны, радиоустройства — все было исключительно громоздким. Особенно ЦРУ ощущало отсутствие качественных подслушивающих устройств. Карлоу понимал, что надо было предпринимать что-то серьезное, чтобы довести до современного уровня шпионскую организацию Америки.

3

С другой стороны, подозрительный советский сотрудник безопасности, возможно, был прав. ЦРУ проводило опыты по вживлению кошкам микрофонов, так что домашние киски могли использоваться для подслушивания ничего не подозревающих объектов ЦРУ. Ученые ЦРУ понимали, что механизмы не могут легко различать звуки, выделять фоновые помехи и улавливать только разговор, но убеждали, что кошка, если ее хорошо обучить, смогла бы делать это.