Страница 7 из 35
Пратс сообщил о полученном предупреждении в полицейский участок № 23, ближайший к его дому. Генерала выслушали. Но никаких мер безопасности принято не было.
Угрозы, упомянутые анонимным доброжелателем (в то же время причастным, как видно, к подготовке покушения), раздавались едва ли не ежедневно. Вечером 26 сентября, когда руководительница чилийского комсомола Гладис Марин посетила бывшего главнокомандующего, он рассказывал ей:
— Мне звонят по телефону. Грозят расправой. И со мной действительно могут расправиться в любой момент. Эти типы из хунты смертельно меня ненавидят. «Меркурио»[2] нападает на меня почти каждый день. Хунта буквально охотится за мной. Есть все доказательства, что агенты хунты в сотрудничестве с ЦРУ действуют против меня и в Аргентине.
По свидетельству буэнос-айресской газеты «Пренса», подготовка расправы с Карлосом Пратсом проходила чуть ли не в открытую. Во всяком случае соседи генерала были осведомлены о слежке, которая за ним велась. Знали они и об угрозах в его адрес. Знали и опасались, что эти угрозы, будучи реализованы, могут затронуть и их безопасность. Встревожились также и владельцы многоквартирного дома, в котором жил чилийский изгнанник. Дело дошло до того, что в двадцатых числах сентября члены консорциума владельцев этого дома провели собрание, на котором обсуждался вопрос о необходимости застраховать здание на тот случай, если в него будут подложены бомбы.
Чета Пратс обитала на шестом этаже дома № 3351 по улице Малабиа, расположенной между улицей Сеги и авеню Либертадор в районе Палермо. Это богатый буржуазный район, примыкающий к порту. Но и здесь можно снять скромную небольшую квартирку, чем и воспользовалась малоимущая семья эмигрантов (генерал работал бухгалтером на шинном заводе). Жить в Палермо им нравилось — в красивом зеленом Палермо с его фонтанами, цветниками, прудами, спортивными площадками и парками.
Миновало несколько дней — теплых, ласковых сентябрьских дней аргентинской весны. Двадцать девятого, в воскресенье, чилийский генерал в отставке вышел из дому вместе с женою Софией и, остановившись на секунду, улыбнулся: вечер был на редкость хорош. От улыбки дрогнула тонкая полоска усов, посеребренных временем.
Карлос Пратс и его супруга София Кутсберт де Пратс сели в свой «фиат-1600» и отправились в гости к таким же, как они, чилийским эмигрантам.
Вечер прошел в воспоминаниях о родине, в обмене новостями, полученными оттуда, в разговорах о том, каким образом здесь, в изгнании, наилучшим образом вести борьбу против пиночетовской хунты. Генерал был сдержан в своих высказываниях. Он опасался, что откровенное выражение его отношения к бывшим коллегам, захватившим власть в стране, может трагически сказаться на судьбе близких, оставшихся в Чили. Там у него престарелые родители, трое дочерей, шесть внуков.
Пока чилийцы проводили время за беседой, на улице возле «фиата-1600» происходила странная возня. Какой-то субъект нырнул под машину. Другой шепотом поторапливал его:
— Живо, живо! Надо успеть, пока нет прохожих.
Домой супруги Пратс возвращались заполночь. Примерно без четверти час — уже началось 30 сентября — их автомобиль остановился у въезда к тяжелым металлическим воротам гаража, расположенного в подвальной части дома. Генерал, сидевший за рулем, вышел, чтобы открыть ворота. Он сделал шаг, другой, и вдруг — взрыв, и с ним — острая боль, уносящая прочь сознание, и ураганная взрывная волна, оторвавшая его от земли и отбросившая в сторону. Он был еще жив, когда одна из соседок выбежала на улицу и бросилась к нему. Но прожил он всего несколько минут. София умерла мгновенно.
Соседи вызвали полицию. Примчались патрульные машины, «скорая помощь», пожарники. Последние загасили пламя, пожиравшее вспыхнувший «фиат-1600». Санитары забрали тела жертв покушения, повезли в морг. Полицейские эксперты осмотрели остатки автомобиля и установили: бомба с часовым механизмом была прикреплена — возможно, с помощью магнита — к шасси под передними сиденьями.
В тот же день престарелые родители Карлоса Пратса, а также дочери погибших — Ильда Сесилиа, Мария Анхелика и София — самолетом авиакомпании «Лан-Чили» вылетели в Буэнос-Айрес. Дочери сразу по прибытии направили письмо тогдашнему аргентинскому президенту Марии Эстеле Мартинес де Перон. Они требовали провести серьезное и глубокое расследование обстоятельств гибели отца. Ответа они не получили.
Официальный Сантьяго, напротив, не обошел вниманием буэнос-айресскую трагедию. Однако создается впечатление, что власти заранее и точно знали о том, чему суждено было произойти. Судите сами. Готовясь, как видно, к возможным народным волнениям в случае убийства Пратса, еще в пятницу, за два дня до покушения, хунта привела вооруженные силы в состояние боевой готовности. На дорожных контрольных пунктах карабинеры были заменены солдатами — их считали более надежными. В воскресенье вечером Пиночет неожиданно прервал свою поездку по стране — поездку, которая должна была бы закончиться в понедельник (в день убийства).
Полковник Педро Эвинг, представитель правительства, говоря 30 сентября с журналистами, сказал, что его подняли с постели, чтобы сообщить об убийстве. Это было в четыре утра — всего несколько часов спустя после покушения. Полковник поспешил довести полученное им сообщение до сведения Аугусто Пиночета. Отвечая на вопрос журналистов: «Как реагировал глава государства на известие из Буэнос-Айреса?» — Эвинг, и глазом не моргнув, преспокойно заметил, что президент-де весьма сожалел о случившемся и, «не задумываясь, осудил систему убийств, созданную экстремистскими элементами, какого бы там толка они ни были».
Развивая версию об «экстремистских элементах», чилийская официозная печать писала в те дни о левых аргентинских радикалах как о виновниках ночного взрыва на улице Малабиа. Но это утверждение оказалось слишком уж неубедительным, и тогда борзописцы принялись кивать на ультраправый «антикоммунистический альянс Аргентины».
А в официальном правительственном заявлении речь шла уже просто об экстремизме — без уточнений его политической окраски. Причем хунта, побивая все рекорды лицемерия и цинизма, постаралась использовать смерть генерала Пратса как повод для оправдания репрессивного характера чилийского военно-фашистского режима.
В заявлении говорилось:
«…Вероломное убийство сеньора генерала Пратса, а также климат террора, создаваемый экстремизмом в международных масштабах, оправдывают меры безопасности и порядка, которые приняло правительство республики».
Какая циничная демагогия! Но она не могла никого обмануть. Тысячи чилийцев приняли участие в траурном кортеже, когда останки супругов Пратс были доставлены на родину. Похоронная процессия вылилась, по сути дела, в антиправительственную демонстрацию. Произошел даже ряд столкновений между карабинерами и участниками процессии, которые скандировали: «Генерал Пратс — жив!»
Компартия Чили откликнулась на смерть Пратса специальным заявлением, в котором, в частности, отмечалось:
«Генерал Карлос Пратс был живым символом иной, чем фашизм, альтернативы для военных людей. Подобно генералу Шнейдеру, он, будучи главнокомандующим, поддерживал моральный дух и единство армии, подвергавшейся нажиму путчистов. Последним удалось осуществить предательство Родины только тогда, когда они добились его смещения с занимаемого им поста.
Он указывал вооруженным силам путь законности, уважения к лучшим традициям верности конституции. В то же время он способствовал их участию в великом усилии большей части народа — усилии, направленном на преодоление нищеты и несправедливости, направленном на развитие социальных перемен, столь необходимых Чили.
Это сделало его мишенью ненависти фашистов…
Убийством генерала Пратса предатели пытаются выкорчевать значение его примера, свести на нет растущий отклик на его позицию — отклик, который эта позиция находит среди народа и среди военных. Это последнее обстоятельство свидетельствует о том, что для вооруженных сил есть и иной путь, чем быть охранителями богачей и тюремщиками бедняков.
2
«Меркурио» — реакционная чилийская газета.