Двадцать отражений лжи

Старые дела, разные отделы, многие — сто-, двухсотлетней давности. Я бегло просматривала документы по диагонали и, хотя ничего полезного пока не попадалось, на всякий случай запоминала.

Несколько минут спустя стало ясно, что считывателей несколько не из-за количества информации, а ее типа. После отчетов по старым делам шли засекреченные личные дела, в основном — принадлежащие видным деятелям Корпуса. Их я пропускала, — все равно от копания в грязном белье настолько давно почивших фарров не было толку, но может быть, попадется компромат хоть на кого-то из окружения теперешнего Командора…

Многообещающая в начале стопка медленно, но верно оказывалась пустышкой… Ладно, я и не думала, что все окажется так легко — Эрро ведь не клинический идиот, чтобы хранить нечто важное в груде старого хлама под не самыми надежными запорами.

Уже собираясь отложить считыватель с личными делами в сторону, я бросила беглый взгляд на очередной документ и оцепенела.

Дурак. Создатели, какой же дурак!

Ему не меня нужно бояться, как сказочной злодейки, а себя — с таким-то отношением к делу.

Будь у меня достаточно времени — я превратила бы этот кусок пластика в пыль, но у меня не было даже куртки с достаточно большими карманами, чтобы унести его с собой, — а в приемной уже слышался голос Эрро, дающий распоряжения секретарю.

Стиснув зубы, я вернула все на место, а следом — и дверцу сейфа с ее запорами; захлопнула дверь комнаты и уселась в кресло за пару секунд до того, как вошел Командор.

Да, это тяжело — сидеть, делать вид, что слушаешь, и даже что-то отвечать, когда твой ошейник, цепь, привязавшая к Корпусу прочнее, чем сеть к Гнезду — в соседней комнате.

Всего лишь старый считыватель с реестром личных дел, в который молодой беспечный дурак поместил и мое — единственный уцелевший в этой галактике документ, в котором есть моя настоящая биометрия, мое настоящее лицо — без амулетов и масок, и нечто похожее на настоящую биографию. Чего там не было — так это моего настоящего имени. Для Корпуса на веки вечные Ки-мильвира из Гнезда Шал'ене Лазурного клана Стражей Границ осталась Вирой Нейн.

«Сияющей». Легендой.

Отражение девятнадцатое

В ровных строчках на экране так легко спрятать целую жизнь. Еще легче — достать, расправить, препарировать и рассмотреть под микроскопом.

В моих руках уже не было этого экрана, но и сейчас, сидя в собственной каюте, я видела эти линейно-невозмутимые строки. Чтобы вспомнить ту, что за ними скрывалась, никому в Корпусе не понадобится напрягать память. Моя жизнь вписана в его историю огромными буквами цвета крови, которые можно сложить в слова и сейчас.

Вира Нейн возникла в «цивилизованных мирах» за восемь сезонов до собственной церемонии Взросления. На дальней заставе, далеко за границей Зоны Отчуждения, было слишком много странных созданий, чтобы обращать какое-то особое внимание на субтильного подростка неопределенной расы с невменяемыми глазами и слишком длинным именем.

Двумя сезонами позднее глаза стали разумнее, имя — короче, а я соткала свой первый заменитель сети. Созданный из странно-статичных существ, на которых Гнезда никогда не обращали особого внимания, он сам вышел статично-неправильным. Существа были такими же, как я, выброшенными на свалку бродяжками, но я продолжала жить, несмотря ни на что, а они умирали слишком часто. Каждая возникающая в сети прореха — боль, и, после третьей или пятой дыры инстинкт самосохранения заставил полубезумное сознание думать. Нужно было сделать так, чтобы перестала распадаться сеть — чтобы мои оставались живы: перестали замерзать по подворотням, калечиться в драках за поделенную попрошайками территорию, загибаться по тюрьмам за воровство. Ответ оказался простым — нужны были всего лишь деньги, столбики цифр на электронных табло, с чьей помощью можно было вернуть почти любую жизнь.

С удивлением я узнала, что, по сравнению с прочими, сильна — взрослые банды обходили нашу группку малолетних оборвышей стороной. Я видела, как живут эти банды, и как умирают те, кто в них состоит, и понимала, что нужно искать другие пути к банковским счетам, полным кредитов: мелкое воровство на улице, как и крупный рекет дает очень мало гарантий на спокойную жизнь; честная работа существа без образования и связей дает слишком мало денег, да и тех, кого брали на работу хотя бы нелегально, в силу возраста в моей маленькой сети было только двое. А еще я помнила, в чем когда-то видела свою жизнь — не в искусстве всегда доступного лекаря, а — в кораблях. У кораблей внешнего мира не было сознания, но они летали.

Империя переживала век Распада, кто-то выходил из этого омута целым, кто-то выдирался, теряя что-то на слишком быстром ходу, кто-то рассыпался на части, не выдерживая давления разрухи. Зона Отчуждения стала свалкой, старательно подбирающей то, что потеряли другие. Никакие инвестиции сюда не доходили даже в лучшие времена, и она кормилась как могла. Сотни пиратов и каперов стали ее клыками и когтями, вырывавшими плоть из более благополучных областей.

Кто знает, не стали ли бы мои корабли мирно возить грузы, случись нам быть в другом месте и в другое время. Но Распад давал возможность, а Зона не оставляла выбора — и мои корабли стали хищниками.

Первый появился через три года нелегальных подработок не имеющего идентификационной карты и гражданства ксеноса — сами собой разумеющиеся в Гнезде вещи оплачивались во внешнем мире на порядок лучше, чем тяжелая работа: указать места залегания радиоактивных или драгоценных руд, направить в нужное русло мутации, обработать культуры… Шустроглазый Тео, непонятно как находивший работодателей, говорил, что мне не платят и четверти того, сколько это стоит, — но начало было положено.

Через пятнадцать лет кораблей стало восемнадцать.

Еще через двадцать мой флот был одним из самых больших среди «вольных».

Моя охота была успешнее, много успешнее, чем у прочих. Я шла только на верные дела, не гналась за большей добычей и никогда не рисковала своими людьми: цели за сорок лет не изменились. Моя звезда ярко сияла на небесах, и меня назвали «Сияющей». Моя сеть была обширна и прочна как никогда, составленная из преданных и искренне любящих меня солдат.

Так было, пока не появился он.

Филин. Ночной хищник полярных снегов Ситре-6. Легендарный основатель Корпуса, поминаемый за бога — сейчас.

А тогда это был реальный и вполне смертный противник. Мелкий и несущественный, как казалось вначале. Но годы шли, и заштатная организация на глазах превращалась во всесильный Корпус Ментального и Психофизического Контроля. Гораздо более всесильный, чем сейчас.

Я забеспокоилась. А Филин в обмен на беспрецедентное для того времени финансирование обязался лишить Зону когтей. Для этого ему понадобилось всего пять лет.

Эра вольных охотников проходила. Многих уже не было в живых, остальные умирали на каторгах. Но была я. И я летала, и я охотилась, несмотря ни на что.

Мы воевали много лет. Филин поклялся уничтожить пиратов под корень — а я не могла снова потерять свою сеть. Флот Корпуса был мощнее, но мой лучше владел техникой партизанских войн. Может, именно тогда из знаменитости я превратилась в легенду — во всяком случае, Корпус запомнил мое имя на века.

Но… все кончается. И, стоя в риатиновых цепях перед темной фигурой противника, слепая от океана боли на месте разрушенной сети, я жалела об одном — собственной глупости и наивности, стоившей жизней сотням. Все повторялось, как в горячечном тяжелом сне, только на этот раз — страшнее. Прекрасно зная, что коронный трюк Филина — внедрить шпиона и узнать координаты головной базы, я тщательно проверяла всех новобранцев, но при этом легкомысленно опустила трюк номер два — перевербовку приближенных. Почему-то думалось, что меня это не может коснуться — конечно, ведь это же те, кто был со мной с самого начала, те, с кем мы за много лет стали почти одним целым.

Оказалось, не совсем. Тео, Тео, черноглазый кудрявый мальчик, видимо, ты испугался куда больше, чем мне казалось.