Страница 62 из 63
Это не было только словами. Немецкий социалист Вильгельм Либкнехт приветствовал Коммуну. На весь мир прогремели слова Августа Бебеля, сказанные им в германском рейхстаге:
— Весь европейский пролетариат и все, в чьей груди не остыло стремление к свободе, смотрят сейчас на Париж. Боевой лозунг парижского пролетариата «Смерть нужде и праздности» станет боевым лозунгом всего европейского пролетариата.
Бисмарк не замедлил обвинить Бебеля в государственной измене.
Домбровский едва успел попрощаться с женой и детьми. Условились встретиться в Лозанне.
— Когда? — спросила Пеля.
Ярослав развел руками.
Глава 41
Идеализм Делеклюза
По некоторым признакам Домбровский считал, что версальцы предпримут генеральный штурм восемнадцатого мая. Более всего он опасался за ворота Пасси и Отэй, самые уязвимые пункты обороны. Здесь он поставил сильные электрические прожекторы, светившие всю ночь. К этому времени на западном участке фронта, который считался главным, у Домбровского оставалось не более восьми тысяч бойцов. Они имели против себя десятикратное превосходство противника. Такое же примерно соотношение сил было и на южном участке, где командовал Врублевский.
Однако миновало восемнадцатое, а штурма не было. Домбровский доложил новому военному делегату Шарлю Делеклюзу о том, что хочет сделать вылазку. Несмотря на критическое положение, тактика Домбровского оставалась наступательной. Делеклюз не решился принять предложение Домбровского, боясь, что не хватит людей для ударной группы. Тем не менее Домбровский предпринял успешную вылазку и разрушил версальские укрепления в районе Отэй. В тот же день Врублевский выбил версальцев из Шуази ле-Руа, пункта скрещения шоссейных и железнодорожных путей.
Домбровский ошибся ненамного: Мак-Магон назначил штурм Парижа на 22 мая. Он опередил свой план на сутки. В сущности, версальцы могли войти в Париж и раньше. Они не решались. Несмотря на обилие шпионов, у Тьера были преувеличенные представления о военной мощи Коммуны. Не осмеливаясь войти в революционный город, версальцы уничтожали его артиллерийским огнем, который изо дня в день становился все более жестоким.
В Монтрету Мак-Магон установил дальнобойные морские орудия. Сюда часто наведывался сам Тьер. Он забирался на наблюдательный пункт и через подзорную трубу следил за разрывами тяжелых снарядов. Когда загорался дом и взлетали вверх дымящиеся балки, Тьер топал ногами от удовольствия и кричал артиллеристам:
— Браво! В ваших руках ключи от Парижа!
Командир батареи, молодой флотский лейтенант, осведомился:
— Господин президент, вас, вероятно, утомляет грохот орудий?
Тьер скорчил на своем зловещем лице подобие улыбки и сострил:
— Что вы, молодой человек! Я здесь отдыхаю от шума Национального собрания.
Тьер переоценивал военные силы Коммуны от страха перед революцией, Делеклюз — от веры в революцию. Честный и мужественный революционер, «совесть Коммуны», Делеклюз был, к сожалению, неопытен в военных делах. Маленькие частные победы восемнадцатого мая вселили в него оптимизм. И когда в воскресенье двадцать первого мая он получил на заседании в ратуше срочную депешу от Домбровского: «Версальцы вошли в город через ворота Сен-Клу. Принимаю меры, чтобы их прогнать. Если можете прислать подкрепления, отвечаю за все», — то не придал значения этой трагической вести. Коммуна продолжала заседать, обсуждая положение в Ирландии и в Соединенных Штатах в связи с былой деятельностью бывшего военного делегата Клюзере. Все еще никак не могли решить: изменник он или просто бездарность.
Между тем в эти минуты версальцы входили в Париж. Они заняли Пасси и Отэй, почти не встретив сопротивления. Снаряд, разорвавшийся рядом с Домбровским, сшиб его с лошади. Осколки не задели его, но камень, вырванный взрывом из мостовой, контузил его в грудь. Он поручил командование своими сильно поредевшими батальонами начальнику штаба, бывшему актеру Фавье, а сам поспешил в ратушу. На улицах расклеивали извещение, подписанное Делеклюзом:
«Наблюдательный пункт Триумфальной арки, что на площади Звезды, отрицает вторжение версальцев…»
В это время версальцы уже вступали на Елисейские поля. Пули засвистели у Триумфальной арки. Сена была форсирована в нескольких местах. Генерал Сессе со своими дивизиями дошел до Монпарнасского вокзала и приближался к Марсову полю. Париж спал. В ратуше продолжалось обсуждение политического лица и душевных качеств Клюзере.
Преодолевая боль в груди, Домбровский ворвался в ратушу. Он потребовал слова и рассказал о вторжении версальцев. Пиа обрушился на него с обвинениями. Домбровский не верил своим ушам. Он вскричал с негодованием:
— Как?! Меня считают изменником?! Моя жизнь принадлежит Коммуне!..
Друзья успокоили Домбровского. Делеклюз обнял его. Домбровский распрощался со всеми так, как прощается человек, отбывающий в дальние края.
— Он что-то решил, — сказал Бильоре, смотря ему вслед.
Пиа заметил презрительно:
— Удрать за границу.
Валлес покачал головой:
— Вы плохо знаете Домбровского. Он не из тех, кто бежит.
Мио прибавил:
— И не из тех, кто сдается живым.
Если бы Домбровский не так спешил окунуться в последние бои Коммуны, он, может быть, помешал бы Делеклюзу выпустить его роковое воззвание, которое окончательно дезорганизовало оборону Парижа:
«Долой милитаризм, долой расшитый золотом и галунами генеральный штаб! Место народу, место борцам с голыми руками! Час революционной борьбы пробил! Народ ничего не понимает в ученых маневрах, но, когда у него ружье в руках и камни мостовой под ногами, он не боится никаких стратегов монархической школы! К оружию, граждане, к оружию! Если вы хотите, чтоб великодушная кровь, лившаяся, как вода, в течение шести недель, не осталась бесплодной, вы встанете, как один человек, и перед вашим грозным сопротивлением неприятель, хвастающийся тем, что покорит вас, сам покорится под влиянием стыда за те преступления, которыми он запятнал себя в течение двух месяцев… Коммуна рассчитывает на вас, рассчитывайте и вы на Коммуну!»
Они стояли втроем у стены, читая воззвание, — оба брата Домбровских и Валентин.
— Как это красиво и как это глупо… — пробормотал Валентин.
— А может быть, это подымет народ? — неуверенно сказал Теофиль.
Ярослав вздохнул:
— Нет, Тео. Делеклюз в своем благородном ослеплении растоптал мои последние надежды на защиту Коммуны. Дисциплина уничтожена этим воззванием. Мы еще могли бы собрать силы и концентрированно сопротивляться в течение месяца. А за это время страна пришла бы к нам на выручку. Но для этого нужен единый план, единое руководство. А сейчас… Сами всех разогнали. Люди разбежались по своим кварталам. Каждый будет драться у своего дома. Это самоубийство…
Валентин положил руку ему на плечо.
— Надо подумать о себе, Ярек, — сказал он мягко.
— Ах, погоди, Валентин, — сказал нетерпеливо Теофиль. — Неужели, Ярек, ничего нельзя сделать? Ты бы еще мог…
— Что я мог бы? — в сердцах вскричал Ярослав. — Почти два месяца понадобилось Коммуне, чтобы найти меня. У меня в распоряжении оставалось только двадцать дней. Больше мне история не дала…
Глава 42
Верность
На следующий день, двадцать третьего мая, Домбровский с небольшим отрядом отправился из центра в район Монмартра, чтобы там стать во главе защитников Парижа. Издавна считалось, что Монмартрский холм, возвышающийся над городом на сто двадцать восемь метров, неприступен. Домбровский знал, что там сосредоточена сильная артиллерия. Однако большинство орудий оказались испорченными. По-видимому, среди артиллеристов были предатели.
И все же репутация Монмартра как неприступной цитадели была так сильна, что версальцы запросили помощи у немцев. Германская 3-я Маасская армия стопятидесятитысячного состава охватывала Париж с востока огромной дугой. Северный конец ее доходил до Сен-Дени, южный — до Шарантона. Это была так называемая нейтральная зона. По просьбе Тьера Бисмарк приказал немецким войскам, вопреки положению о нейтралитете, расступиться и пропустить у Сент-Уана версальскую дивизию Монтодона. Это дало возможность версальцам сжать Монмартр с двух сторон. Уличные бои завязались на склонах холма.