Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 60 из 63

— Отдать Бланки восставшим равносильно увеличению их сил на целый армейский корпус.

Домбровский, которого Риго вызвал, чтобы посоветоваться с ним, предложил:

— Соберем группу смелых и ловких людей. Они проберутся в Кагор и попробуют выкрасть Бланки.

Риго грустно покачал головой:

— Я знаю, Ярослав, вы сами совершили поразительный по дерзости побег из московской тюрьмы. Ни через версальцев, ни через немецкие расположения нашим людям не пробраться.

— На воздушном шаре ночью?

— Рискованный и неверный шаг. Нет, друг мой, вы меня хорошо знаете: в недостатке отваги меня трудно упрекнуть…

Домбровский кивнул головой.

— Ради спасения Бланки, — продолжал Риго, — я пошел бы на любое безрассудство. Но здесь — тупик…

— Зачем же вы меня вызывали, Рауль, если вы заранее были убеждены в безнадежности спасения Бланки?

— Потому что есть только одно средство освободить Бланки.

— Какое?

— Победа над версальцами.

Домбровский засмеялся.

— Чему вы смеетесь? — вспыхнул Риго.

— Не обижайтесь, Рауль. Не вы ли сами говорили, что необходимое условие для победы Коммуны это поставить во главе нее Бланки. Теперь вы же говорите, что для того чтобы освободить Бланки, необходима победа Коммуны. А ведь вы когда-то изучали логику, мой дорогой.

Риго присоединился к смеху Домбровского.

— А вы не находите, гражданин генерал, что смех у нас с вами довольно невеселый?

— Гражданин прокурор, пока мы смеемся, мы непобедимы.

— Скажите, Ярослав…

Риго в нерешительности замолчал. Казалось, какой-то невысказанный вопрос висит у него на языке, но он не решается задать его. Эти колебания были так непохожи на пылкого, стремительного Риго, что Домбровский удивился.

Наконец, Риго сказал смущенно, почти робко:

— Скажите же мне правду, Домбровский… В ваших руках оборона Парижа: вы верите в нашу победу?

Ни минуты не задумываясь, Домбровский ответил:





— Конечно!

Глава 40

Падение Клюзере и Росселя

Версальцы переменили тактику. Пользуясь громадным превосходством своей артиллерии, они перешли к сплошной бомбардировке позиций коммунаров. Под прикрытием огня траншеи версальцев беспрерывно продвигались вперед. Теперь Домбровский не отлучался с фронта. Поездки в Париж прекратились. Он не имел для этого времени, да и смысла не видел в этом: его требования о присылке подкреплений не встречали никакого отклика. По-прежнему никто ему не помогал, ни Клюзере, ни Россель, ни даже Делеклюз. Положение это в конце концов обратило на себя внимание Коммуны. Один из членов ее, тот, кто хоть изредка появлялся на фронте, Авриаль, настоял на вызове Клюзере на заседание Совета Коммуны. Там от него потребовали отчета о положении на фронте.

— Я только что оттуда вернулся, — сказал Клюзере, — усилия версальцев тщетны. Правда, они наседают на форт Исси и даже заняли расположенные рядом кладбище и парк. Не могу скрыть от вас, граждане члены Коммуны, что комендант форта впал в панику. К счастью, там в этот момент появился я и организовал защиту…

Его прервали возмущенные крики. Уверенный тон и наигранный пафос перестали действовать на членов Коммуны. От него потребовали объяснений, почему он не посылает подкреплений Домбровскому. Клюзере ударился в туманные стратегические рассуждения. Его снова прервали. По рукам пошло выпущенное Клюзере воззвание к гражданам Парижа о том, чтобы верховную власть вручить ему, Клюзере. Воззвание это не успело выйти из типографии. Клюзере, чувствуя, что гибнет, принялся неумеренно хвалить Домбровского. Это его не спасло. Он был арестован и заключен в тюрьму Мазас.

Встал вопрос: кому быть военным делегатом? Малон произнес похвальное слово Росселю. Его поддержал Шарль Жерарден. На то обстоятельство, что он был ближайшим другом Росселя, никто не обратил внимания. Выступление Делеклюза в поддержку Росселя решило дело. Военным делегатом был назначен Россель.

Его вызвали в ратушу, где заседала Коммуна. Он поблагодарил за высокую честь и принял назначение. Его скромные, сдержанные манеры произвели благоприятное впечатление. Он сказал:

— Я принимаю эти тяжелые обязанности, но я нуждаюсь в вашем сотрудничестве, самом полном, чтоб не пасть под тяжестью обстоятельств.

Член Коммуны Журд задал вопрос:

— Что вы будете делать, когда займете место Клюзере?

Россель простер руку.

— Граждане члены Коммуны! — сказал он. — Ресурсы революционного Парижа неисчерпаемы. И человеческие, и материальные. Но они использованы едва ли на одну десятую. (Крики одобрения.) Париж, в сущности, неприступен. Это едва ли не самая мощная крепость Европы, а стало быть, и мира. Наша революция умножила силы Парижа. У нас великолепные командиры. Я их не называю, вы их сами знаете. У нас великолепные обстрелянные войска. Чем объясняются последние поражения? У нас царила, если можно так выразиться, организованная дезорганизация. (Крики одобрения.) Я был начальником штаба, но руки мои были связаны бывшим военным делегатом, который не терпел никакого вмешательства и в то же время сам ничего не делал. Почему? Не знаю. Это ваше дело исследовать причины предшествующих событий. Мое дело — действовать. К этому я и приступаю с сегодняшнего же дня, ибо медлить долее нельзя!

Эта речь закончилась под восторженные аплодисменты. Члены Коммуны поздравляли друг друга с ценным приобретением в лице Росселя.

Уже на улице, после заседания, когда члены Коммуны расходились, оживленно обсуждая события дня, Авриаль сказал шедшему рядом с ним Журду:

— А в общем-то, дорогой Журд, на ваш вопрос Россель так и не ответил.

На что Журд несколько удивленно протянул:

— А ведь в самом деле… Почему же мы так им восхищались?..

Тьер воевал не только оружием, но и золотом. Он был глубоко убежден, что если против оружия еще и можно выстоять, то золоту никто не в силах сопротивляться. Неподкупность членов Коммуны он объяснял их фанатичностью. Что касается генерала Домбровского, то его, по мнению Тьера, купить нетрудно. Все дело только в сумме. Неудачу Пшибыльского и Залеского он объяснял их деловой неловкостью. Гораздо более солидное впечатление произвел на него некто Вейссе. Министр внутренних дел Пикар тоже склонялся к тому, чтобы поручить ему «Операцию — Домбровский».

— Макс Вейссе не политик, а делец. А здесь именно такой и нужен. Идеологи полезны, когда речь идет о пропаганде. А для купли и продажи нам потребны люди с коммерческой жилкой, — заявил Пикар.

Собственно, Вейссе поначалу и в помыслах не имел ввязаться в политическую комбинацию, задуманную Тьером. Он явился к Пикару с предложением поставлять для версальской армии провиант и фураж. Но Пикар после провала всех своих агентов почуял в этом жуликоватом дельце нужного человека. Самый подход Вейссе к «Операции — Домбровский» обнадежил Пикара. Вейссе организовал своего рода коммерческое «Товарищество на паях».

Ему удалось вовлечь в свое предприятие видных версальских деятелей. Адмирал Сессе (правда, о нем говорили, что он окончательно впал в маразм), Бартелеми Сент-Илер, Ле-Мер де Бофон, Тронсен-Дюмерсан да и сам Пикар сделали крупные взносы в кассу Вейссе, которая помещалась у него в кармане. Таким путем ему удалось собрать тридцать две тысячи франков на «организационные расходы», как он говорил. Всем пайщикам Вейссе обещал после завершения «Операции — Домбровский» выдать солидные дивиденды. Откуда он взял бы их? Из той суммы, которая была ассигнована Тьером на подкуп генерала Домбровского. Сумма немалая: полтора миллиона франков. Вейссе считал, что Домбровский удовольствуется и полумиллионом.

Вейссе был переброшен в Париж. Здесь он подкатился к одному из адъютантов Домбровского, эльзасцу Гюцингеру. В перерыве между боями Домбровский принял Вейссе. Услышав его предложение, Домбровский потянулся рукой к кобуре. Но рука его остановилась на полдороге. Ему пришла в голову одна идея.